Как будто ответ из него вытаскивали, он сказал:
— Веками, я читал при свечах. Если хочешь знать, они делают слова более… живыми.
Смерть хочет, чтобы слова, были живыми? Кошка и собака, живущие вместе, да? — Однако его комментарий заставил меня взглянуть на его комнату по-другому. Может, он не предпочитает это холодное, одинокое существование. Может быть, он был пойман здесь в ловушке.
Возможно, Смерть все же хочет видеть цветные сны?
Его глаза сузились:
— Чего ты хочешь?
— Поговорить.
Прежде, чем он успел выставить меня за дверь, я уселась в одно из бархатных кресел напротив стола. Я играла с огнем, дразня этого человека. Когда его пристальный взгляд опустился ниже, я натянула халат по самую шею. Тоже мне, обольстительница.
Мои действия даже у него вызвали недовольство:
— Как я и говорил, я не прикоснусь к тебе так. Не стоит бояться меня по этому поводу.
— А по другому поводу, я не так удачлива? Думаю, я должна спросить: ты убьешь меня сегодня ночью?
Он вздохнул:
— Пока нет, тварь.
Осмелев, я спросила:
— Ну, и что в этих свитках?
— Хроника прошлой игры, — сказал он. — Детали об… некоторых игроках.
— Ты не хотел бы поделиться? — На его раздраженный взгляд я сказала: — У тебя есть преимущества перед всеми остальными, не так ли? Крепость, запасы, знание игры и подбор союзников, которых, кажется, не заботит, что ты убьешь их.
— Верно по всем пунктам. — Он взял свой стакан и снова наполнил.
Он все еще не выгнал меня. В глубине души этот человек жаждал общения с другими?
— И что, какова на вкус водка? Я никогда не пробовала ее. — На его недоверчивый взгляд, я напомнила ему: — Мне шестнадцать. Я родом с земель бурбона и пива.
Как будто, ничего не мог с собой поделать, он поднялся, чтобы взять другой стакан с приставного столика, затем налил в него водку.
Я уставилась на прозрачную жидкость, которую он поставил передо мной. Моей миссией было соблазнение; алкоголь снимает запреты, верно? Когда я подняла свой стакан, собираясь попробовать, он медленно покачал головой, демонстрируя на собственном примере, как это должно быть — выпил его до дна и тут же снова наполнил.
Страдальчески улыбнувшись, я выпила свой, обожглась и закашлялась.
— Ну? — Он налил снова.
Горло горело огнем, но я ответила:
— Не знаю, как я жила без нее раньше. Держу пари, что у тебя в запасе много бутылок — в твоем бункере под усадьбой.
Каменный взгляд.
Не испугавшись, я спросила:
— Как ты узнал, когда будет Вспышка?
Он снова опустился на свой кожаный стул.
— Знаки на моей руке начали исчезать, и я начал слышать позывные Арканов. Эти события обычно происходят перед катастрофой.
— Так, их действительно по одной на каждую игру?
— Каждую игру она посвящена теме одной из карт. Черная смерть* была намеком на меня. Извержение вулкана**, уничтожившее целые города, было намеком на Императора.
(*Чёрная смерть («чёрный мор», от лат. graph-definition>
лат.
atra mors) — пандемияgraph-definition>
пандемия
чумыgraph-definition>
чумы
, протекавшей преимущественно в бубоннойgraph-definition>
бубонной
форме, прошедшая в середине XIV векаgraph-definition>
XIV века
по Азииgraph-definition>
Азии
, Европеgraph-definition>
Европе
(1346–1353), Северной Африкеgraph-definition>
Северной Африке
и острову Гренландииgraph-definition>
Гренландии
.
**Видимо имеется в виду извержение Везувия, самое известное извержение в мире. Везумвий (итал. Vesuvio, неап. Vesuvio) — действующий вулкан на юге Италии, примерно в 15 км от Неаполя. Расположен на берегу Неаполитанского залива в провинции Неаполь, регион Кампания. Входит в Апеннинскую горную систему, имеет высоту 1281 м. Катастрофа унесла жизни 10 000 человек и уничтожила города Помпеи и Геркуланум.)
— Верно, — сказала я, вспоминая силы этой карты. Император мог создавать горы, вулканы и землетрясения, его характер, настолько жесткий и непреклонный, насколько Императрица, должна была быть мягкой и пушистой.
— Позор, что ты не можешь вспомнить присущую тебе катастрофу.
В одном из моих ранних видений, сельские жители обвиняли красную ведьму в том, что она заставила их голодать. Они были правы? Самым невинным тоном, каким только могла, я спросила:
— Может быть, катастрофа была в честь другой карты, невосприимчивой к моему яду? — Я так старалась вспомнить, какая из них невосприимчива. Возможно, Смерть расскажет….
Он ехидно улыбнулся мне.
— Я то знаю.
— Позволь мне угадать, теперь — очередь Солнца?
Он кивнул.
— Катастрофы — это способ собрать вместе все Арканы и оградить нас от внимания людей. Никто не смотрит в небо, на летающего мальчика, когда вокруг ног корчатся тела.
— Поле боя. — Мэтью рассказывал мне об этом. — Но те другие катастрофы не были апокалиптическими. Почему эта была?
Подняв брови, он посмотрел на мой нетронутый стакан. Верно-верно. Я подняла, шумно вдохнула и, вздрогнув, выпила.
— Я считаю, что что-то в этом повреждении мира — планет, а не карт — не могло принять солнечный свет. Боги могли спасти ситуацию, но они ушли.
— Итак, мы — чемпионы разных богов, верно? Ты был чемпионом бога Смерти? — Кивок. Эта идея заставила меня задрожать. — А что относительно меня? Ты сказал, что я больше чем Афродита или Деметра. Ты сказал это буквально?
— У Богов бесчисленное количество имен. То, как их называют, не имеет значения. Все, что имеет значение, это способности, которыми они одарили тебя.
— Подарок тебе — Прикосновение Смерти, не кажется очень справедливым. Только прикосновение твоих рук или всей кожи смертельно?
Пронзая меня пристальным взглядом, он сформулировал ответ словами:
— Каждый мой дюйм.
Я не могла сказать, что было в его словах — намек или угроза. Двигаемся дальше.
— Какой твой позывной? Почему я никогда не слышу его?
— Возможно, я вне этого, — сказал он уклончиво.
— Ты слышал все позывные Арканов? — Как король радиоэфира. — Даже отдаленные? — Те, что могла услышать я, шептали о надвигающейся ужасной смерти Императрицы.
— Слышал. Кроме тех, кто в ожидании активации.
Я мысленно перенеслась в прошлое. Была ли там карта, которая оставалась неактивной, пока он или она не убили Аркана?
— Ты любознательна в этот раз. Ты задала мне больше вопросов за день, чем за все твои другие жизни, вместе взятые.
В придачу ко всем моим промахам, я еще и болтала без умолку?
— Ты озадачиваешь меня, — признался Смерть. — Ты кажешься непохожей на ту, какой ты была в прошлом, по крайней мере, на первый взгляд. Я хочу знать почему.
— Я не могу сказать, почему я отличаюсь. Я ничего не помню о прошлых жизнях.
— С учетом твоего прошлого, мне следовало бы счесть все это лишь притворством.
— Это не так. Послушай, у меня сложилось впечатление, что в прошлых играх я была далеко не Мисс Приветливость. Но в этой я довольно-таки открыта.
— Тогда ты честно ответишь на любой вопрос.
У меня возникло ощущение, что он собирается меня проверить и будет задавать только те вопросы, ответы на которые уже знает:
— Давай.
— Вступали ли вы с Дураком в сговор против меня?
Поймала с поличным.
— Много раз.
— Убила ли бы ты меня сейчас, будь у тебя такая возможность?
Ну и как на это ответить?
— Нет, если бы ты согласился на перемирие.
— Увы, но я знаю, что это бесполезно. Думаешь, в прошлом Арканы никогда не пробовали это? Оставить в живых несколько карт, заключивших между собой мирное соглашение. Но работает это недолго. Пока соблазн не становиться слишком сильным. И тогда убийства возобновляются. Судьба найдет способ заставить воевать.
Я и не думала, что была первым Арканом, у которого возникла эта идея. Но знание того, что перемирия предпринимались и потерпели неудачу — деморализовало. Если Смерть сказал правду.
— Самые сильные из Арканов не смогли заставить это работать, — продолжал он. — Интересно, что ты заключала союз и прежде. И ты первой его нарушала.
— Как? Что я сделала?
Снова взгляд на мой стакан. Когда я выпила из своего стакана, он опустошил свой, наполняя их снова. Снова? Я начала пьянеть.
— Если ты хочешь узнать, тварь, вспомни.
— А если я не смогу?
— Тогда ты никогда не узнаешь. Разве ты не слышала? Я храню секреты как могила.
Опять он дразнит?
— В любом случае, это было прежде. Сейчас я другой человек. Я даже не могу понять, как могла быть такой злой.
Рекордсменкой.
— Твой род всегда относился к игре очень серьезно, обучая тебя быть порочной убийцей.
Мои губы приоткрылись, поскольку я вспомнила слова своей бабушки: «Эви, в тебе есть злоба, которую я должна воспитать». Я вспомнила, что ее глаза блестели от любви, когда она говорила мне: «Ты должна убить их всех».
Тогда мне было восемь.
Если бы моя мать не отослала ее, на что я бы была похожа сейчас? Чему бабушка научила бы меня за следующие восемь лет моего детства? Я сглотнула. Чему она учила бы меня теперь?
Вероятно, не тому, как прекратить игру. И перемирия, так или иначе, не работали в прошлом.
Я была упрямой, цепляясь за веру, что моя бабушка может мне помочь. Учитывая все, что я узнала и вспомнила, эта идея казалась почти смешной. Может быть, я цеплялась за это так крепко, потому что альтернативой было убийство ребят, о которых я заботилась…
Впервые, мое желание найти ее стало чуть менее актуальным.
— О чем ты думаешь с такой торжественностью? — спросил Смерть.
— То, что я другая — неудивительно. — Я водила пальцем по краю своего стакана. — Я пропустила свои уроки. Вместо того чтобы учиться убивать, я была обычной девочкой. — Я подняла глаза и увидела, что его пристальный взгляд следует за движением моего пальца.
Он кивнул на мои знаки.
— Ты вполне справилась сама.
Я опустила руку.
— Когда моя бабушка уехала, — поселилась в приюте, — меня больше ничему не учили. Я ходила в школу в маленьком городке, болталась с друзьями. Я была скучной, банальной с нудными размышлениям.
— Это действительно досадно, не так ли?
Я пожала плечами.
— Почему ты тогда хотел видеть мои мысли?
— Нужно знать своего врага.
— Мне жаль, что ты не можешь прочесть мои мысли сейчас. Ты бы знал, что я не хочу быть твоим врагом.
Он сцепил пальцы, высокомерный, как никогда. Его прикосновение может быть смертельно опасным, но его руки были изящными. Так я представляла себе руки хирурга.
— Какое совпадение, когда я мог читать твои мысли, ты пообещала убить меня, активно формируя союзы, чтобы сделать это. Теперь, когда я не могу, ты говоришь, что хочешь между нами мира?
— Если бы мне удалось заставить Мэтью восстановить нашу связь, ты бы снял эту манжету?
— Только когда выведу тебя из игры. — Его тон был сух, как у царствующего победителя.
Который напомнил мне, что я здесь не для поиска новых друзей.
— Что это была за сделка, которую ты заключил с Мэтью? Та, которая вынудила его предоставить тебе доступ к моей голове?
— Все, что ты должна знать, это то, что он разорвал ее. Сделав так, он потерял честь. Это повредит ему в будущих играх.
Так же, как мои прошлые нарушенные обещания причиняли мне боль в этой игре.
— Но ты нарушил слово данное мне. Я пошла с тобой в пещере, а ты позволил Oгену продолжать разрушать гору.
— Я дал слово, что твои друзья не будут убиты. Они все живы, пока. Не я тебе лгу, Императрица.
— Что это значит? Кто лжет мне?
Другой тяжелый взгляд. Решив, что он просто морочит мне голову, я сменила тему.
— Какая она — жизнь бессмертного?
— Длинная.
— Хорошо. — Неловкое молчание. Думая, чтобы еще сказать, я спросила:
— Картины в зале эпохи итальянского возрождения?
Он казался удивленным.
— Так и есть. Ты разбираешься в искусстве?
— До Вспышки я рисовала.
До того, как это стало невозможным. Все, что мне нравилось — танцы, рисование, чтение — осталось лишь в воспоминаниях, когда я день за днем проводила в отчаянных поисках еды и пристанища.
— Я восхищалась итальянскими художниками.
Записавшись в школе на факультативный курс по истории искусств, я снова и снова перечитывала разделы учебника, представляя себе эмоциональность той эпохи, оживление и страсть. Моей любимой картиной была «Триумф Венеры» Франческо дель Косса, но я сомневалась, что Смерть разделит мои предпочтения.
— Это были времена великого развития, — сказал он, как будто с гордостью.
Я потрясенно выговорила:
— Ты ведь был там, верно?
Когда он кивнул, я спросила:
— Ты был во Флоренции? Или может в Венеции? Я вздохнула, вспомнив, какими красивыми были эти города.
Он отвел взгляд:
— Я предпочитал сельскую местность.
На меня нашло озарение. Он должен был избегать густонаселенных территорий, боясь, что может к кому-нибудь прикоснуться. Он никогда не мог насладиться весельем и страстью, так как не мог иметь ни друзей, ни любимых. Он должен был всегда быть начеку.
— Иногда я забываю, что ты не можешь прикоснуться к другим. Ну, кроме меня.
Его плечо напряглось, когда он сжал кулак под столом.
— Я никогда не забываю.
Всякий раз, когда Джек был сердит или разочарован, на его челюсти подергивалась мышца. О чем говорил сжатый кулак Смерти?
— Таким образом, ты жил в стороне, далеко ото всех волнений?
— У меня было все, в чем я нуждался.
Я представила его изолированным на некой вилле, где гуляло эхо, совершенно одного, читающего свои книги.
— Друзья?
— Смертные умирают так легко. Я стараюсь не привязываться к ним. По этой же причине я никогда не держу домашних животных.
— За исключением твоего коня. Как ты нашел единственного коня с красными глазами? Он тоже бессмертен?
Смерть покачал головой.
— У любого коня, которого я выбираю как своего, глаза становятся красными.
— И ты назвал его Танатосом? Запоминается. Действительно.
— Это — имя бога Смерти. Действительно, воспользуйся библиотекой. Улучши свои знания.
Я заскрипела зубами. Хотя мне хотелось указать ему, как бесполезно это занятие, если он планировал скоро убить меня, я сказала:
— Прекрасная идея. — Я поднялась и подошла к его книжным полкам. — Я начну с твоей любимой книги. — Тогда я должна буду возвратить ее ему сюда.
— Я имел в виду другую библиотеку.
Через плечо, я сказала: