Оллсмайн протянул секретарю то, что держал в руках.
Джеймс взглянул на бумагу и с выражением удивления на лице прочитал вполголоса:
«Благородный лорд!
Вы не встретите меня на своем пути, так как против вас лично я ничего не имею. Можете делать все, что вам угодно, и все-таки вам не удастся мне помешать наказать этого отвратительного Оллсмайна.
Корсар Триплекс».
Молодой человек покачал головой.
— И тут положительно какая-то чертовщина, — продолжал сэр Тоби. — По приказанию лорда зажгли электрические прожекторы и осмотрели весь порт, но там не было ни одной барки, ни одной лодки. Экипаж в ужасе. Все думают, что ящичек упал с неба и был брошен летучим демоном.
— Да, больше и нечего придумать, — согласился Джеймс.
— Но вы ведь не верите в эту чертовщину? — пожимая плечами, возразил директор.
— Конечно, нет, сэр. Но ведь этот случай необъяснимый.
— Действительно, необъяснимый.
— По-моему, самое лучшее, что мы сделали, это то, что объявили в газетах о награде в четыре тысячи фунтов стерлингов тому, кто выдаст Триплекса.
— Я тоже так думаю. Но объявление вышло неделю тому назад, а мы все еще не узнали ничего.
— Надо подождать, сэр.
— Ждать, ждать!.. А адмиралтейство?! Вы же знаете, что этот нахал решился прямо написать Ее Величеству!
— Я знаю, но что же делать? — сказал Джеймс, разводя руками.
Вместо ответа Оллсмайн тем же жестом выразил свою беспомощность.
В эту минуту послышалось два легких удара в дверь. Стук пишущих машинок прекратился как по волшебству.
— Войдите, — прозвучал голос начальника полиции.
В комнату вошла элегантная, грациозная женщина. Она была одета в простое черное платье, лицо ее, окруженное золотистым ореолом белокурых волос, было еще молодо и прекрасно, но тусклый блеск голубых глаз показывал, что она много и часто плакала, а легкие морщинки на лбу обнаруживали привычку к невеселым раздумьям.
— Леди Оллсмайн! — шепнули писцы, приподнимаясь, чтобы поклониться вошедшей.
Начальник полиции нетерпеливо повел плечом.
— Вы, Джоан! Я не ожидал видеть вас здесь, — сухо проговорил он.
— Действительно, здесь мне не место, — кротко возразила женщина, — но, поверьте, я не пришла бы сюда без важной причины.
— Какая же это причина?
— Корсар Триплекс, — тихо отвечала молодая женщина.
Оллсмайн побледнел и едва не выбранился вслух. Рука его невольно потянулась за револьвером, который он, подобно всем своим соотечественникам, всегда носил в кармане.
— Пройдем в соседнюю комнату, — сказал он. — Там все объяснится.
Кивком головы Оллсмайн пригласил Джеймса следовать за собой. Оба вышли вслед за молодой женщиной, предоставив писцам строить самые разнообразные предположения.
Они миновали длинный коридор и наконец вошли в небольшую белую с золотом гостиную, уставленную всевозможной мягкой мебелью. На одном из пуфов, скрестив ноги, сидел мальчик лет пятнадцати и сосредоточенно делал шапку из большой желтой афиши. Его старая коричневая куртка и такие же панталоны выделялись странным пятном на бархате обивки, его загорелые ноги без чулок были обуты в старые желтые туфли с выцветшими голубыми лентами, но всего страннее было лицо ребенка. Тонкие, правильные черты, маленький рот, прямой нос, гладкий белый лоб, густые белокурые локоны, выбивавшиеся из-под лихо сдвинутого на затылок берета, одним словом, вся наружность мальчика носила бы отпечаток благородного изящества, если бы не растерянный взгляд больших темно-зеленых глаз — взгляд идиота или безумного.
— А, да это Силли! — тихо сказал Джеймс на ухо своему начальнику.
— Силли! Какой Силли?
— Маленький идиот, живущий милостыней, бродя по Сиднею и появляясь то там, то здесь…
Сэр Тоби не без удивления взглянул на свою жену.
— Вы хотите знать, зачем я привела сюда этого ребенка? — отвечала она на его немой вопрос. — Сейчас я объяснюсь. Вы знаете, что моя подруга Элида Льюис не совсем здорова, и сегодня к часу я велела запрячь двухместную викторию и поехала навестить больную. Ей оказалось лучше. Когда я возвращалась, то около доков толпа задержала наш экипаж. Портовые рабочие столпились вокруг этого ребенка, перекидываясь разными шуточками.
При этих словах Джоан посмотрела на Силли, который, не обращая внимания на окружающих, старательно приделывал перо к шляпе из афиши.
— Понимаю. Вы взяли ребенка…
— Подождите, я еще не закончила. Дело в том, что Силли с серьезным видом приклеивал к стене одну из вот этих афиш.
И, пользуясь тем, что ребенок, стоя перед зеркалом, с довольным видом примерял свою шляпу, Джоан взяла с пуфа одну из оставшихся афиш. Она развернула ее и дала прочесть мужу и Джеймсу.
На афише стояло:
«Братья мои, жители Сиднея!
Газеты и полиция слишком пугают вас моим именем. Вам нечего бояться. Я веду войну лишь с недостойным директором тихоокеанской полиции, который, вместо того, чтобы попасть в руки правосудия, сам действует от имени его. Но рано или поздно это кончится. Как бы то ни было, вам не будет причинено никакого зла преданным вам корсаром Триплексом».
Оллсмайн побагровел и грозно взглянул на мальчика, все еще, стоявшего перед зеркалом. Но Джоан остановила мужа.
— Подождите еще минуту, — сказала она. — Этот ребенок лишен рассудка и не может отвечать за свои поступки. Но мне он оказал услугу.
— Вам? Услугу? — проворчал сквозь зубы Оллсмайн.
— Да, мне. Когда толпа узнала меня и с дерзкими шутками окружила экипаж, он мне помог. В толпе кричали: «Ага, полиция испугалась и теперь уже посылает женщин сражаться с корсарами!» Я уже начала беспокоиться, но в это время Силли заметил меня, поставив на землю ведерко и кисть, бывшие у него в руках, одним прыжком очутился он на подножке экипажа.
С минуту он меня с удивлением разглядывал, потом вдруг тихо заговорил: «Ты добрая, очень добрая, и Силли за тебя заступится. Дай мне руку!» Я протянула руку, и мальчик поднес ее к губам. Толпа захохотала. «Браво, Силли, браво!» — кричали рабочие. Но мальчик выпрямился, глаза его загорелись, а ноздри задрожали. «Держите языки за зубами! — крикнул он. — Вы не умеете уважать женщину! Но Силли заступится за эту даму и никому не даст ее в обиду!»
— Защитник! Нечего сказать! — промолвил, пожав плечами, Оллсмайн.
— Однако его защита оказалась очень полезной. Наш народ относится к безумным и слабоумным с каким-то суеверным уважением. И на этот раз все замолчали, толпа расступилась и пропустила мою карету. Силли сидел со мною рядом и все время держал меня за руку, повторяя: «Добрая, ах какая добрая!» И я привезла его в надежде, что вам удастся узнать от бедняжки, кто это дал ему такое опасное поручение.
— Вы правы, клянусь пальцем Сатаны! Я расспрошу этого молодца. Как вы думаете, мистер Пак? — И сэр Оллсмайн, подойдя к мальчугану, хлопнул его по плечу. — Силли, послушай-ка, Силли!
Ребенок обернулся.
— Здравствуете, джентльмен, — сказал он. — Знаете, времени мало, надо успеть примерить генеральскую шляпу.
— Не в этом дело, друг мой. Сегодня ты приклеивал к стенам афиши.
— Приклеивал афиши? — как бы удивленно повторил мальчик. — Ах да! — сказал он с радостной улыбкой человека припомнившего забытое. — Такой большой кистью, которую я обмакивал в ведро.
Вдруг он остановился и беспокойно огляделся вокруг.
— Кстати, где же мое ведро? Потерял! Ведро… ведро… — И мальчик, чуть не плача, стал метаться по комнате, заглядывая под все столы и стулья.
— Ну, постой! — с нетерпением вскричал сэр Оллсмайн. — Стоит ли толковать о твоем ведре!
— Стоит толковать! Конечно, стоит. Если бы вы только видели мое ведро. Оно было полно клея, и солнце так славно играло на нем.
— Надо уступить ему, иначе мы ничего не узнаем, — сказал на ухо директору Джеймс.
— Уступить ему?
— Да, позвольте мне поговорить с ним?
— Пожалуйста.
Секретарь подошел к мальчику и тихо взял его за локоть.
— Не беспокойся, Силли, тебе дадут другое ведро.
— Другое! — повторил мальчик, просияв.
— Да, и еще больше.
— И с клеем? И с кистью?
— Да.
Мальчик взглянул на леди Оллсмайн.
— Правда? — спросил он.
— Да, правда, — подтвердила Джоан.
— Раз она говорит — «правда», тогда я вам верю. Когда вы мне дадите это ведро?
— Когда ты мне ответишь о том, что я у тебя спрошу.
— Силли всегда отвечает, когда его спрашивают. Силли не негодяй! — со смехом возразил мальчик.
Джеймс обменялся взглядом со своим патроном и продолжал.
— Сегодня утром, Силли, ты наклеивал афиши. Зачем?
— Это весело. Разве вы не любите клеить бумагу?
— Мне некогда.
— Тем хуже для вас.
— Кто же тебе велел приклеивать афиши?
— Кто? Да он… человек.
— Какой человек?
— Не знаю.
— Но каков он был?
— Как все люди… у него были длинные ноги… он бегал.
У сэра Тоби вырвался гневный жест. Он начинал понимать, что от несчастного идиота нельзя будет ничего добиться. Однако Джеймс решил попробовать еще раз.
— А что тебе сказал этот человек?
— Он сказал: «Силли, возьми ведро, кисть и эти листы и расклей их на стены. Это весело».
— И все?
— Все. Ах, нет, — вдруг вспомнил ребенок, ударив себя по лбу, — коротка же память у Силли. Человек сказал: «Отнеси это письмо сэру Тоби Оллсмайну».
Все вздрогнули, предчувствуя, что близок интереснейший пункт допроса.
Силли порылся в карманах и, вынув конверт, на котором крупными буквами было написано имя сэра Тоби Оллсмайна, покрутил его в руках.
Последний, протянул было руку за письмом, но мальчик отскочил в сторону.
— Я не могу дать вам этого письма. Оно для сэра Оллсмайна.
— Я и есть сэр Оллсмайн.
— Это правда, дитя мое, — подтвердила и Джоан в ответ на его взгляд.
— А! Тогда, значит, правда, возьмите письмо.
Оллсмайн не заставил себя повторять приглашения и нетерпеливой рукой разорвал конверт. Джоан и Джеймс смотрели через его плечо, чтобы скорее узнать содержание письма, так необычайно дошедшего до адресата.
«Ваше превосходительство! — говорилось в послании. — Корсар Триплекс заставил меня расклеивать его прокламации, под страхом смерти я должен повиноваться. Но мне хочется вырваться из когтей этого ужасного человека. Сегодня вечером, после ежегодной распродажи товаров, оставшихся невостребованными, в доках будет праздник. Там будет и Триплекс. Будьте там, чтобы арестовать его. В нужную минуту я явлюсь к вам и укажу злодея. Молчите обо всем. Одно неосторожное слово может погубить вашего верного слугу».
Крик торжества вырвался из груди начальника полиции.
— Сегодня пират будет в наших руках, — сказал он. — Вы были правы, мистер Пак, рассчитывая на объявления. Эти бандиты держат людей в своих руках одними деньгами — деньгами против них и надо бороться. Значит, сегодня на празднике в доках. Идемте, мистер Пак, надо еще сделать некоторые распоряжения.
Секретарь поклонился, но, прежде чем последовать за своим патроном, он подошел к Силли. Мальчик стоял у окна, выходившего в парк, и внимательно рассматривал цветы.
— Прощай, Силли, — сказал Пак. — Ты славный мальчик, дай мне руку.
И, пожимая руку мальчика, Джеймс быстро сунул в нее какой-то предмет, который тот не менее быстро спрятал в карман. Никто не заметил этой маленькой сцены.
Когда мужчины ушли, Силли подошел к леди Джоан.
— А ведро? — капризным тоном проговорил он. — Ты обещала Силли ведро!
Джоан улыбнулась и погладила мальчика по голове.
— Пойдем со мной, Силли, я дам тебе позавтракать, а потом дам и игрушку, которая, так тебе понравилась, ты хочешь завтракать?
— Да, да, вы очень добры. Знаете, Силли часто бывает голоден, и теперь тоже. Вы очень добры.
Сердце леди Джоан сжалось при виде такого наивного выражения несчастия и бедности. Она наклонилась над сиротой и поцеловала его в лоб, потом увела в свою половину, расположенную в другом конце здания.
Глава 3. Прогулка Силли
Усадив мальчугана за стол, леди Оллсмайн приказала подать ему холодный завтрак. Силли с аппетитом принялся за цыпленка, отвлекаясь лишь изредка, чтобы выпить глоток воды. Когда Джоан хотела подлить в его бокал несколько капель вина, мальчик отстранил ее руку.
— Не нужно вина, — сказал он. — Оно нехорошее… От него Силли теряет голову…
Молодая женщина нежно смотрела на несчастного, охваченная внезапной симпатией к этому обездоленному существу.
Утолив голод, Силли с удивлением и любопытством оглядел комнату. Сначала его внимание привлекла кровать из черного дерева с инкрустациями из слоновой кости, потом каминное зеркало в художественной рамке, наконец, его взгляд с видимым удовольствием остановился на картине, висящей на стене. Картина изображала девочку примерно двухлетнего возраста, стоявшую на скамейке у пьедестала статуи. Склонившийся над ней памятник словно любовался этим ребенком. Розовое платье девочки резко выделялось на белом мраморе пьедестала и красиво гармонировало с зеленью пейзажа. Джоан заметила, что мальчик любуется портретом, и на ее лицо набежало облачко грусти.
— Кто эта милая крошка? — спросил Силли.
— Это… это была моя дочка, Маудлин, — ответила она изменившимся голосом.
Силли подбежал к Джоан и ласково взял ее за руки.
— Ты плачешь, ты плачешь, — заговорил он. — Силли не знает почему. Может быть, потому что крошка перестала быть твоей дочерью… Не знаю. У меня не было матери, я один живу в поле. Мои родители — лесные птицы, да полевые цветы… Прости меня, может, я сказал что-нибудь не так…
В голосе мальчика звучало неподдельное сочувствие. Джоан инстинктивно прижала его к сердцу.
— Не бойся, бедняжка, — сказала она. — Ты не сказал мне ничего дурного. Ты еще не знаешь, что такое смерть. Маудлин нет на свете. Она упала в реку, недалеко от меня, тело ее не было найдено. Я плачу, потому что никогда больше не поцелую ее. Но ты также плачешь, дитя?
— Да, Силли плачет, его еще никто не целовал так, как ты.
Новое рыдание сдавило грудь молодой женщины. Она еще крепче прижала к груди белокурую головку мальчугана и проговорила, охваченная внезапным порывом:
— Мать без ребенка, ребенок без матери. Не сама ли судьба соединяет эти осколки разбитых жизней, не сама ли судьба хочет исправить непоправимое? Силли, останься со мной, — прибавила она решительно.
Ребенок поднял на нее полные слез глаза. Казалось, он уже готов был согласиться, но вдруг лицо его потемнело.
— Нет, Силли должен быть свободен, — сказал он. — Ему нужна дорога, где солнце золотит пыль, нужны горы, где в ущельях рычит ветер, нужны луга, где пасутся большие рыжие быки. Нет, Силли не может жить в доме. И знаешь, я должен идти, — прибавил он быстро. — Слышишь, как поет море? Оно зовет меня… Знаешь, это мой лучший друг. Часто, когда Силли был голоден, оно приносило ему раковины. Мы любим друг друга.
Джоан не отвечала. В ней зарождалось какое-то странное, необъяснимое чувство. Ей казалось, что мальчик, уходя, уносит с собой частицу ее сердца. Она сделала последнюю попытку удержать его.
— Подожди, Силли, ведь я обещала тебе ведро.
— Да, но я скоро вернусь. Ты также — мой друг. Силли вернется. Он станет на колени, возле твоего стула и будет смотреть на тебя. Ему хорошо, когда он на тебя смотрит.
Помедлив еще минуту, мальчик как бы делал над собой усилия, чтобы решиться уйти. Наконец, он в последний раз поднес к своим губам руку Джоан и бросился к двери. Через минуту он уже шел по улицам города, направляясь к порту.
Порт Джексон — один из обширнейших портов в мире. Он состоит из трех бухт: Фарм-Коув, где стоят военные суда тихоокеанской эскадры, Сидней-Коув, к набережной которой, известной под именем Круговой набережной, подходят почтовые пароходы из Европы, и Дарлинг-Харбор, назначенной для купеческих кораблей. К этому последнему пункту и шел Силли.