Наверху, в своей уютной спальне, Бриджет повернулась к мужу.
— Мистер Тук-Тук заходил, — выдохнула она, держа ладонь на животе. Воспользоваться этим старым выражением, обозначающим беременность, оказалось легче, чем произносить, смущаясь или жеманничая, те пустые, лишенные всякой выразительности слова, с помощью которых молодым женщинам вроде бы полагалось оповещать супруга о «приходе маленького незнакомца».
Альберт Спир открыл и закрыл рот.
— Бриджет… Ну… Вот уж не думал…
— А следовало бы, Берт. Мы чем с тобой, по-твоему, занимались? Горшки лепили?
— Так это… я что, получается, буду отцом?
«Похоже, на него можно положиться, — решила Бриджет. — Он ведь не о чем-то подумал, а о том, что будет отцом».
— А я — матерью, — стараясь сохранять спокойствие, сказала она.
Рот у Берта Спира растянулся в ухмылке.
— Бьюсь об заклад, наш малыш появится на свет, ухватившись за повитухино кольцо… и все такое. — Он покачал головой. — Хорошая новость, Бриджет. Теперь у нас будет своя собственная семья. Нет, правда, хорошая. То-то Профессор обрадуется, когда узнает.
— Думаешь, обрадуется?
— Конечно. Еще бы — в семействе прибавление. Вот увидишь, он еще будет крестным.
— Берт… — бриджет приблизилась к мужу, осторожно погладила по руке. — Я только хочу, чтобы у нашего малыша все было хорошо. Он ведь не будет жить, как мы с тобой?
— Не беспокойся, старушка, у него будет все, что надо. Профессор о нем позаботится.
Внизу зазвучало пианино, потом звякнул колокольчик.
В тот самый момент, когда Джеймс Мориарти сел за пианино и заиграл Шопена, в доме на Кинг-стрит инспектор Энгус Маккреди Кроу воссоединился после долгой разлуки с любимой супругой.
Детектив заранее попросил жену не встречать его на вокзале. Во-первых, потому что замужним женщинам, по его мнению, не пристало разгуливать без должного сопровождения, а во-вторых, и это было главной причиной, потому что он весьма скептически относился к всякого рода расписаниям и хорошо знал, что, как говорится, между чашкой и губами можно многое пролить.
В данном случае, однако, инспектор оказался у дверей своего дома ровно в рассчитанное время, чему, пережив тяготы долгого путешествия, был весьма рад. Все мрачные мысли, связанные с неудачей в поисках Мориарти, рассеялись с первым ударом латунного молоточка, а их место заняли другие, куда более приятные — все долгие недели разлуки он тосковал по нежным объятьям Сильвии. И не только объятьям. Впрочем, желания его не были исключительно похотливыми. Чего ему недоставало в странствиях по чужбине, так это прекрасных домашних кушаний, по части которых Сильвия была большой мастерицей. Никто в мире не мог так приготовить стейк или, к примеру, пудинг с говядиной и почками; никто не выпекал таких кексов и пирогов; а уж о тушеной зайчатине и говорить нечего — Кроу всегда утверждал, что это блюдо в ее исполнении достойно считаться поистине райской пищей.
В общем, стоя на крыльце в томительном ожидании, инспектор пребывал во власти самых разнообразных желаний: волшебные ароматы, тончайшие вкусы, пленительные наслаждения за дверью спальни… Картины, в которых соблазнительные колыхания пышной груди и чувственные движения роскошных бедер соединялись с запахами жареного картофеля и седла барашка, проплывали перед его внутренним взором.
Дверь открылась, и Энгус Кроу, влекомый разыгравшимся воображением, порывисто шагнул вперед, дабы обнять миссис Кроу.
Энгусу хотелось плакать. Неудача в охоте на Мориарти сильно ударила по самолюбию, и, возвращаясь домой, он утешал себя разными приятными мыслями. Теперь, после очередного удара, ему не осталось ничего другого, как ретироваться в любимое кресло и заняться сортировкой скопившейся почты.
Большую ее часть составляли короткие послания от родственников и счета от торговцев, но на самом верху стопки лежала записка, доставленная посыльным всего лишь за несколько часов до его прибытия. Инспектор мгновенно узнал почерк и торопливо вскрыл конверт. Предчувствие не обмануло.
Дорогой Кроу,
Не знаю, вернулись ли вы из наших прежних колоний. Если нет, записка вас дождется. Ваши новости, вероятно, будут посвежее моих. Так или иначе, сегодня я узнал о некоторых делах, имеющих некоторое отношение к нашему другу. Буду признателен, если свяжетесь со мной в ближайшее удобное для вас время.
Искренне ваш,
Шерлок Холмс
— Вы знаете о так называемой преторианской гвардии Мориарти? — Холмс стоял спиной к камину, глядя сверху вниз на Кроу, уютно устроившегося в плетеном кресле.
— Да, знаю.
О встрече они договорились быстро, уже на следующий день. Холмс сообщил, что будет один всю вторую половину дня, и около пяти пополудни Кроу постучал в дверь дома 221-б по Бейкер-стрит.
Миссис Хадсон принесла извинения от имени своего жильца и объяснила, что мистер Холмс вышел некоторое время назад, попросив ее занять инспектора до его возвращения.
Появившись через пятнадцать минут, великий детектив обнаружил гостя перед подносом с чаем, оладьями и земляничным джемом домашнего приготовления.
— Не беспокойтесь, — предупредил он, заметив, что Кроу пытается подняться. — Хорошо, что дождались. Вы, по-моему, похудели. Надеюсь, американское гостеприимство не повлияло на ваше пищеварение.
Кроу в свою очередь заметил, что Холмс слегка запыхался и раскраснелся. С собой он принес несколько пакетиков, которые положил на стол. Один был запечатан воском, и Кроу, присмотревшись, прочел надпись на аптечной этикетке: