Вдова в мини-юбке, но все чинно. Все в черном. Алексей Иванович остановился посмотреть и тут же увидел себя со стороны. Задал во сне сам себе вопрос.
– Ну что ты остановился? Ты его не знаешь. Интересно?
И сам себе ответил, что интересно.
Вот ведь оказия какая. В одних случаях мы мертвяков боимся, в других интересуемся, но еще ни один покойник, даже совершенно чужой, не оставлял нас абсолютно равнодушным. И хотя не знали при жизни, лицо завораживает. Какое оно?
И Алексей Иванович привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть в лицо смерти…
Надо же было такому случиться – мимо проскочила иномарка и брызнула тугой струей грязной воды из-под колес. Процессия ничуть не обиделась, а покойник сел в гробу и утерся. Потом оглянулся, все ли в порядке у сопровождающих лиц, и снова улегся на подушку.
Алексея Ивановича, как магнитом потянуло пристать к скорбящим. И он пристроился. Рядом оказался единственный человек, одетый не по форме. Он был весь в белом и, о чудо, на нем не было ни одной брызги из той злополучной лужи.
– Кто усопший? – осмелился спросить Алексей Иванович.
– Да так… – неопределенно отозвался в белом.
– То есть как это… так? – возмутился Алексей Иванович.
– Вам-то что с того?
– А вы не отвечайте вопросом на вопрос. Знаете, какие люди так делают? – И сам же ответил:
– Плохие. Милиционеры и гэбэшники.
– Я ангел, – признался в белом.
– Я в ангелов не верю, – сказал бывший судоводитель во сне, а Алексей Иванович вне сна подумал, что все это одна сплошная чушь.
– Любезный, еще в 787 году Второй Никейский собор разрешил изображать ангелов на иконах, а они-то больше вас понимали.
– И что же вы тут делаете? Он в рай попадет? Тогда почему ошейник и треска?
– Вряд ли. Мазохист. Любил сексом заниматься и собаку изображал. И не треска, а хек. Им его кормили после побоев. Презервативы на работе надувал.
Смущал молоденьких секретарш.
– Если не в рай, что ты здесь делаешь?
– Для равновесия. У каждого человека два ангела. Вон тот, в черном, что вдову утешает. Черный ангел, а я, как видите. Белый.
Неизвестно, что произошло бы во сне дальше, но Боцмана бесцеремонно разбудили.
– Э, мужик, ты чего разлегся? А ну, подъем!
Пришел хозяин ЗИЛа, и сон слетел с Боцмана, как скорлупа с яйца.
Некоторое время он ничего не соображал при виде шофера в черном комбинезоне, и ему показалось жутко знакомым лицо водилы. А похож тот был на Черного ангела, только что утешавшего вдову.
И еще он ощутил голод. Вспомнил, что так и не поел хлебова, а вместе с памятью мелькнула в голове картина драки. Воспринял он ее как некий кошмарный сон. Не может быть. Вот он сейчас пойдет на вокзал, и все счастливо рассеется.
Но внутренний червяк снова начал свою поганую работу.
Боцман шел на вокзал еще и потому, что там, в укромном уголке за батареей, у него была спрятана маленькая заначка, о которой никто не знал. Совсем маленькая. Всего сто рублей. Они ему сейчас были нужны больше, чем глоток свежего воздуха водолазу.
Интуитивно принял решение обойти здание не слева, где рынок и могли быть цыгане, а справа. Для этого пришлось сделать большой крюк. Но вот и главный подъезд. У подъезда, как ни странно, случилось людское завихрение, и он не сразу понял, что происходит. Конечно, людские завихрения бывали здесь и раньше, когда отходили сразу несколько поездов, и люди опаздывали, а двери частично были закрыты.
Но теперь случилась другая напасть – установили турникеты. С помпой, с разрезанием ленточки, даже с речами и музыкой. Вокзал пожелал брать с провожающих за проход в свое чрево.
«С праздником, дорогие друзья, безбилетников мы не поздравляем, не с чем, собственно, поздравлять», – издевался динамик мальчишеским голосом.
Вокзалу, естественно, стало несколько полегче. Администрация вообще находилась в эйфории. Особенно те службы, которые отвечали за порядок и чистоту. Теперь праздношатающийся уже не мог просто так зайти в его помещения, съесть чего-нибудь, бросить обертку мимо урны или, выпив в неположенном месте, обматерить кого следует.
Боцман протиснулся в толпе провожающих к самим автоматам. Их сохранность зависела от двух милиционеров вокзального отделения.
Одного из них он немного знал. Ничего паренек. Из Липецка. Наверное, слишком громко высказал свою просьбу проникнуть внутрь, так как возмущенные непусканием провожающие, не желающие расставаться ни с родственниками ни с деньгами, выразили протест.
– Да. У нас всегда так – свои вперед, а народ стой. А видок у него какой, посмотрите! Не пускать!
Только сейчас Боцман сообразил, что воротник его полперденчика оторван напрочь, пуговицы вырваны с мясом, а под глазом надулся внушительный фингал.
– И кому мы теперь за это должны в ножки кланяться? – спросил у липецкого Боцман. – Кто это такую гадость на нашу голову соорудил?
– Начальник вокзала приказал. Ларин.
От этой фамилии что-то неприятно отозвалось у Боцмана в душе. Ну да, этот Ларин особенно не любил бомжей, гонял их, как мог.
Боцман выбрался из толпы. Надо было идти в кассы, покупать специальный талон, как в метро. Пошарил по карманам, ничего, кроме табачных крошек, не обнаружил, но сдаваться было рано.
Пошел на рынок. Заодно решил проверить, как там его тачка.
Каково же было изумление, растерянность и гнев, когда на ее месте он обнаружил обрывок цепи, свернуть такой замок или порвать цепь мог только взрослый и сильный человек. Алексей Иванович беспомощно огляделся по сторонам.
Вокруг обычная рыночно-закоулочная суета. Он вдруг ощутил, что видит все как-то не так. Плохо. Теперь и слез не было. Здорово ему все-таки врезали. Сразу заболела спина – следствие удара обрезком трубы.
Кто посмел? Как это могло произойти? Боцман набрался решимости и протиснулся между палатками на основную территорию. Черт с ними, с цыганами. На людях они ничего не сделают.
Он шел между рядами и спиной чувствовал, как знакомые продавцы провожают его фигуру взглядами. Наверняка уже в курсе всех событий. Часов у Боцмана не было. В тяжелые времена именные часы от Енисейского пароходства пошли на пропитание. Потому он не знал, сколько прошло времени. Много или мало? Да и какое это теперь имело значение? У него украли тачку.
Глава 20
ХОМЕНКО
Роман Хоменко входил в линейное отделение милиции, когда ему навстречу попался Кальмуцкий, волокущий мимо алкоголичку.
– Привет, Рома, – подмигнул ему Борис. – Женщина не нужна?
– Своих девать некуда.
– Да свои-то не дают. – Кальмуцкий с задержанной прошел мимо.
Роман не отреагировал на подкол Кальмуцкого. Он уже начинал потихоньку привыкать к тому, что все тычут Роману Оксаной.
«Нет, сегодня же все с Оксаной выясню и поставлю на места», – подумал Хоменко с решительностью.
– Ну чего тут у вас сегодня? – обратился Роман к дежурному.
– Да мочилово крупное между цыганами и бомжами было. Одного поездом переехало – или столкнули, или сам упал. Там наши ребята сейчас разбираются.
– То-то я бомжару сейчас видел – весь в крови. Наверняка из той же драки, – сопоставил Хоменко.
– Ну ты прямо как свинья из лужи! Где вывалялся? – спросил дежурный.
– Да отвяжитесь, – беззлобно буркнул Хоменко. – Тимошевский у себя?
– Ты бы хоть морду умыл и штаны поменял.
– Да потом, – отмахнулся Роман, но все же вытер лицо рукавом.
Начальник отдела линейной милиции Николай Павлович Тимошевский был в это время в своем кабинете не один, майор важно сидел за своим столом, а перед ним, все время кланяясь и сверкая черными шальными глазами и золотыми коронками, стоял крепкий сорокалетний цыган Юрочка.
Николай Павлович проводил важную еженедельную процедуру изымания пошлины у цыганской привокзальной «группировки». Каждый раз эта процедура отнимала у Тимошевского большое количество нервных клеток. Вот и сейчас предводитель цыганской группы снова тянул резину уже почти полчаса. Тимошевский чувствовал себя раздраженным. Ведь все было совершенно ясно и уже давно говорено-переговорено. Фиксированная сумма в условных единицах, срок оплаты, время, место. Так нет же, каждую неделю Юрочка, входя в кабинет к Тимошевскому, начинал торговаться, пытаясь снизить установленную таксу. Старая цыганская привычка (или традиция) не позволяла Юрочке отдать деньги сразу, не поторговавшись. Не мог понять Тимошевский, что для цыгана дело не в деньгах, а в самом процессе торговли. Ведь какой же тогда Юрочка цыган, если не торгуется.
– Послушай, начальник. Чистую правду тебе скажу – дело у нас дрянь. Денег стало меньше, – канючил Юрочка. – Дефолт, инфляция, люди месяцами зарплату не получают…
– Ага, твои цыганочки гадать разучились, квалификацию потеряли? – Тимошевский, сложив руки на груди, смотрел на Юрочку насмешливым взглядом.
– Ой, гражданин начальник. Мои цыганочки так могут гадать, что закачаешься. Хочешь, завтра пришлю их к тебе. Они что захочешь тебе нагадают.
Ничего для тебя не пожалеют. Захочешь карьеру – нагадают. Захочешь страстную любовь – получишь ее. Все сбудется – уверяю. Головой тебе отвечаю!
Цыган говорил с такой страстной уверенностью, что Тимошевскому на какое-то мгновение захотелось на самом деле погадать. А вдруг действительно все это нагадают цыганские шельмы, да так, что сбудется. Но, поколебавшись, вслух он произнес строго:
– Да не верю я в эту ерунду, Юрочка! Я – православный христианин. А гадание – грех, мне один поп сказал.
– А хочешь, мои цыганочки тебе споют и станцуют, – не унимался предводитель цыган. – Ты знаешь, как поют цыганки? Не те в цыганском театре, которые не настоящие, у которых даже цыганской крови нет. А наши, кочевые. А как они умеют любить. Страстно, жарко. Как обнимет такая, как прижмет к себе – кровь по жилам стынет!
Николай Павлович решил, что надо на них как-то глянуть, на этих цыганок, какие помоложе да почище. Цыганской любви Тимошевский еще не пробовал. Но только не вместо части мзды от цыган может принять он эту любовь, а как дополнение. Давно уже пора поднимать еженедельную плату за цыганское спокойствие на привокзальной территорий. Прикрывать цыган становится все опаснее. Вот и сегодня драка была. Есть убитый бомж. А это уже не шутка.
– Ладно, Юрочка, давай ближе к делу, – улыбнулся Тимошевский цыгану.
– Как скажешь, начальник. Знаю, что дел у тебя по горло, а потому не могу занимать твое драгоценное время. – Юрочка захлопотал возле стола начальника, суетно полез в карман за целлофановым пакетом с деньгами.
Но в тот самый момент, когда цыган протягивал деньги улыбающемуся Тимошевскому, в кабинет, коротко постучав, вошел Хоменко.
Зашел и застыл с открытым ртом.
Ситуация была стремная. Дурацкая была ситуация. Страшная.
Начальник отделения милиции Николай Павлович Тимошевский получал взятку.
Секундная заминка…
И майор не придумал ничего лучшего, как со всего маху заехать цыгану по физиономии.
– Да как ты посмел мне, чумазая рожа, деньги совать?! – заорал он очень убедительно от испуга, играя бурю негодования. – Совсем обнаглели! Хочешь, чтобы я твои грязные делишки покрывал?!
Обалдевший от такого поворота событий цыган тоже открыл золотой рот.
– Так, Хоменко. Очень хорошо, что ты появился. Этого быстро в кутузку. Ты посмотри, как он хотел меня подставить, гнида.
Не менее растерявшийся Хоменко хлопал глазами.
– Ты что, лейтенант, не слышишь? Быстро увести цыгана.
– А ну давай пошли, – опомнился наконец Роман.
Юрочка так и вышел с открытым ртом. Когда лейтенант заталкивал Юрочку в переполненный «обезьянник»,онпочувствовал пристальный взгляд парнишки-беспризорника, сидящего на корточках у дальней стенки.
– А ты за что здесь? – спросил Хоменко у парнишки.
– Потому что я теперь вор, – с серьезной рассудительностью ответил мальчик.
– Это ты сам так решил или… – Хоменко не договорил.
– Сам, – перебил его мальчик.
– Ладно, после еще поговорим, – кивнул ой мальчику.
Когда Хоменко вернулся в кабинет начальника отделения, тот удивленно поднял на него глаза.
– Ты что? – спросил Николай Павлович, несколько растерявшись.
– Я хотел вам доложить, товарищ майор. Сегодня мною на запасных путях были найдены три вагона люкс, оборудованных под бордель, – начал доклад Хоменко.
– Так, интересно, – вышел из-за стола Тимошевский.
– Бордель был в действии. В одном из вагонов внутри была обнаружена проститутка с двумя клиентами, – продолжал Хоменко в том же протокольном духе.
– Ну и где же они?
– Закрыты в вагоне. Прошу вашего разрешения на дальнейшие действия.
Тимошевский приблизился вплотную к Хоменко и пристально взглянул ему в лицо:
– Молодец, лейтенант. Проявил бдительность. Обнаружил преступный объект.
– Так разрешите действовать? – обрадовался Роман.
– Не разрешаю. – Тимошевский сделал длинную паузу, изучая отобразившуюся на лице лейтенанта массу противоречивых чувств.
– Почему? – опешил Хоменко.
– Тебя, дурака, жалко. Ну-ка сядь. Сядь-сядь.
Хоменко опустился на стул.
– В армии служил?
– Да.
– Минеров видел?
– Ну…
– Вот и мы, лейтенант, ходим по минному полю. Думаешь, проблема назавтра покончить с преступностью в России? Нет, не проблема. Но тогда выгребать придется с самого верху, от головы, а ты сейчас только за пятку ухватился.
– В каком смысле?
– Дело в том, что ситуация эта уже давно под контролем. Нам прекрасно известно об этих трех вагонах. Но впрямую действовать сейчас нельзя, так как это вотчина САМОГО, – Николай Павлович многозначительно указал пальцем вверх. – Вот такая мина.
– Кого?
– Ну… Кто твой начальник?
– Вы.
– А мой?
– Министр внутренних дел. Это его бордель?
– Мой непосредственный начальник – Ларин. Знаешь такого?
– Да… И что теперь – на нашем участке…
– Мы скоро доберемся до этих вагонов, – строго перебил Тимошевский. – Непременно все это раскрутим. Но напрямки глупо, рванет так – яйца не соберешь.
Ты меня понял, Хоменко? Так никому пока ни слова. Соображаешь, лейтенант?
Слишком шишка большая. – Николай Павлович дружески сжал плечо Романа. – Но ты молоток, Хоменко. Наблюдательный.
– А что с проститутками делать и с клиентами? Я же их там закрыл сейчас, – растерянно проговорил Роман. – И сутенера оставил сторожить, – вспомнил он про перепуганного Карпа, жарившего шашлыки.
– А ничего. Я же тебе сказал, свое знание объекта ни перед кем пока не обнаруживать. И ждать моих дальнейших указаний. Ты понял? Выполнять.
Хоменко в недоумении вышел.
«А, ладно, – подумал он, заходя в кабинет с четырьмя столами впритык. – Борделем я все равно займусь. И без Тимошевского».
Кокурин, Саушкин и Кальмуцкий сидели за своими столами. Перед каждым из них были задержанные и пострадавшие. Народу набралось достаточно.
– Что за мальчонка в «обезьяннике»? – спросил Хоменко у коллег, доставая из шкафа чистую форму.
– Для тебя специально оставили, – ответил, уже решивший передать беспризорника Роману Саушкин.
Роман хотел было уже заняться мальчонкой, но решил отложить на потом. Ведь сегодня у него выходной. Сегодня он пришел, чтобы поговорить с Оксаной.
Роман столкнулся с ней при входе в кассовый зал. Девушка спешила.
– Ксюша, а я как раз хотел тебя увидеть, – густо покраснев, улыбнулся ей Хоменко.
– Ой, Рома. Сейчас не могу, – на ходу проговорила Оксана.
Он, как бычок, пошел следом за ней. Решительность его тут же куда-то испарилась.
– А ты куда? – Роман семенил чуть позади Оксаны, то и дело сталкиваясь с людьми. – Давай я тебя провожу.
– Да куда ты меня проводишь. Рома? Мне в административный корпус нужно.
– Это зачем тебе туда? – насторожился Хоменко.
– Начальник вокзала вызывает.
– Ясно. – Лицо Романа тут же стало пасмурным.
– Ну что тебе ясно? Что ты вообще понимаешь? – остановилась на секунду Оксана и, махнув рукой – мол, бесполезно объяснять, – пошла дальше.
– Он только свистнул, а ты и бежишь? – сгорая от ревности, проговорил Роман.
– Да ты кто мне такой? Ну кто? Муж, что ли? – Оксана шла теперь быстрее и, только слегка повернув голову назад, бросала Роману обидные слова.
– Мог бы и мужем быть. Ты только скажи, – угрюмо проговорил лейтенант.
Оксана снова остановилась и резко повернулась к Хоменко.
– Ой, Ромочка. Зачем же ты мучаешь и себя и меня? Ты же знаешь, что ничего у нас с тобой не получится. – Оксана мягко посмотрела в глаза Хоменко.