Камаль кивнул. Он не возражал, но тревожно наморщил лоб. Саре Кинкейд удалось разгадать первую загадку и найти ключ к разгадке тайны, тысячелетиями покоившийся на дне этого бассейна. Что будет теперь? Неужели английская леди действительно найдет то, что так долго и по очень веским причинам было сокрыто? Камаль должен быть готов…
Глава 8
«Следуя ориентирам, обнаруженным нами глубоко под храмом Гермополя, мы повернули на запад. С учетом данных старого Аммона эль-Хакима теперь у нас есть очень точное представление о том, где искать Тень Тота. В память о числе пять, имеющем в культе Тота особое значение, тот, кто хочет найти книгу, должен ехать пять дней и пять ночей. Тогда ему откроется окутанное тайнами место, где жрец Тезуд и его люди спрятали свитки.
Так как ехать ночью слишком опасно, капитан Хейдн настоял на том, что передвигаться мы будем только днем. Надеемся преодолеть в двенадцать этапов путь, ведущий нас в самое сердце смертельно опасной Ливийской пустыни.
Погонщики верблюдов и чернорабочие встревожены. Как мне поведал Камаль, ходят слухи, что экспедиция находится под несчастливой звездой и проклята древними богами, в существование которых многие еще верят…»
«Пустыня! Тот, кто прочтет это слово, сидя в гостиной, возможно, у домашнего очага, не получит ни малейшего представления о том, что мы здесь видим. С первыми лучами солнца синяя тьма смягчается и превращает безбрежное море барханов в пышущий жаром ад, вот уже несколько дней держащий нас в своих когтях.
Если наши верблюды и их погонщики равнодушны к жаре и бесконечному песку, то для нас эти обстоятельства труднопереносимы. Во время переходов почти все молчат, каждый предоставлен себе и своим мыслям, и я начинаю понимать бедуинов, утверждающих, что в пустыне каждый встречается с тем, что оставил позади.
Перед лицом всевластной пустыни, где человеческая жизнь стоит не больше песчинки, исчезает все поверхностное, и человек становится тем, кем является на самом деле: слабым, хрупким созданием, не способным выжить во враждебном окружении без воды и трех дней. Это место смертельно опасно, но и захватывающе красиво. Мягкие серповидные барханы с хребтами, пылающими в лучах заходящего солнца, как угли в камине, сменяются причудливыми известняковыми образованиями, напоминающими башни и монументы, однако созданы они не человеком, а песчаными вихрями. То и дело мы наталкиваемся на развалины поселений и наполовину засыпанные песком руины — немых свидетелей того, что прежде здесь был и плодородные земли. И хотя люди ушли, жизнь осталась. По утрам с карканьем в небо взмывают пустынные вороны, пустынные жаворонки летают над скалами, а в песке мы находим следы рогатых гадюк, укуса которых боятся и люди, и звери.
Хотя я уже бывала в пустыне, на этот раз многое здесь воспринимается мной с большей ясностью. Может быть, человек должен пережить страшную утрату, чтобы лучше понять этот скудный, мертвый край. И все же я так хочу жизни, так хочу погрузить руки в прохладную воду и с нетерпением жду, когда между барханами появятся пальмовые рощи оазиса Бахария…»
Ливийская пустыня, 31 декабря 1883 года
— Знаете, чего я не понимаю? — спросил Мильтон Фокс, восседающий верхом на верблюде.
Инспектор имел довольно жалкий вид. Костюм цвета хаки весь пропитался потом, покрасневшее от солнца лицо покрылось пылью. Очки, которые он почти не снимал из-за ветра и песка, оставили вокруг глаз два бледных пятна, обведенных красной каймой. Они еще больше усиливали сходство Фокса с лисой, прокравшейся в его фамилию.
— Чего вы не понимаете, инспектор? — спросила Сара, к которой он обращался.
Ее одежда тоже запылилась и не блистала чистотой, но платок, по арабскому обычаю замотанный вокруг головы и шеи, эффективно защищал лицо.
— Мы едем уже пять дней, — подсчитал Фокс, — но я готов поспорить, что прошли бы вдвое больше, если бы не эти бесконечные объезды.
— Объезды?
— Ну конечно. Этот Камаль, коего вы так цените, кажется, толком не знает, куда идти. То он едет на север, то сворачивает на юг, а нам-то надо на запад. В этом нет никакого смысла. Почему бы просто не пойти по компасу, как это делают все цивилизованные люди?
— Потому что, как вы, вероятно, заметили, уважаемый инспектор, здесь нет дорог. Вы пробовали когда-нибудь пройти по пустыне по прямой?
— Разумеется, нет. Вам известно, что я ни разу здесь не был.
— Поверьте мне, ваша уверенность быстро бы сменилась отчаянием. Идти наперерез через барханы стоит невероятных усилий и людям, и животным. Уже через несколько часов и те и другие в изнеможении рухнут. Тот, кто собирается перемешаться по пустыне, быстро убеждается в том, что преуспеть в этом можно, лишь приспособившись к ее рельефу и научившись лавировать между гребнями барханов.
— Ах вот в чем дело! — Инспектор вытащил из рукава грязной куртки большой носовой платок, вероятно, когда-то белый, снял шлем и вытер лоб. — Понятно. Остается только вопрос, почему эти мусульмане никак не построят дороги.
Сара не успела ответить, так как заметила двух возвращающихся дозорных, высланных вперед капитаном. Она стегнула верблюда и подъехала к Хейдну и Камалю, находившимся в авангарде каравана.
— Ну что? — спросила она. — Какие новости?
— До Бахарии уже недалеко, — ответил довольный Хейдн. — Мои люди видели за скалами первое поселение оазиса.
— Это Бавити, — сказал Камаль. — Люди там гостеприимные и наверняка не откажут нам в ночлеге. Но лучше бы добраться до центра оазиса. Там нам тоже охотно позволят разбить лагерь и дадут воду. Таков закон пустыни.
— Прекрасно, — отозвалась Сара. — Значит, старый год мы проводим в кругу друзей, как полагается.
— Иншаллах, — только и сказал Камаль и ускорил шаг своего верблюда, чтобы предупредить обитателей оазиса о прибытии экспедиции.
— Знаете, леди Кинкейд, — медленно начал капитан, — возможно, я ошибался.
— В чем, капитан?
— Ну возможно, Камаль не такой уж и никчемный тип, каким я его сначала считал. Во всяком случае, там, с крокодилами, он проявил недюжинную храбрость. Разумеется, в той степени, в какой это можно утверждать о мусульманине.
— Разумеется, — ответила Сара, пытаясь подавить улыбку.
— Правда, кое-что в нем, — продолжил Хейдн, делая вид, что не замечает ее усмешки, — мне совсем не нравится.
— И что же?
— Ну, я все время думаю, почему наш бравый Камаль ночью спит не в лагере, а днем куда-то исчезает.
— Он разведывает путь, — предположила Сара. — Это его задача как нашего проводника.
— Правда? А в его задачу входит все время украдкой поглядывать на вас?
— Простите?
— Вы хотите сказать мне, что не замечали, как Камаль постоянно за вами наблюдает? Иногда он похож на хищника, выслеживающего добычу.
— Ваше сравнение хромает, капитан.
— Может быть. Но Камаль что-то замышляет, я это чувствую. А в том, что касается всяких ловушек и засад, у меня неплохое чутье, поверьте, леди Кинкейд. В противном случае я бы не выжил в прошлом году в Тель-эль-Кебире.
Сара уже собиралась напомнить ему, что рассказы ветеранов о кровавых походах не производят на нее впечатления, как вдруг вспомнила слова Мориса Дю Гара, уговаривавшего ее не ссориться с Хейдном и считавшего его верным союзником. О Камале же он не сказал ничего…
— И как вы думаете, что же он замышляет? — почти без издевки спросила она.
— Пока не знаю, но нужно быть осторожнее. Похоже, у Камаля в оазисе есть знакомые, а значит, союзники. У меня нет ни малейшего желания окончить свои дни с перерезанной глоткой.
— У меня тоже. Но зачем Камалю предавать нас именно сейчас? У него было множество возможностей убить нас.
— Пожалуй, но до сих пор он был в меньшинстве. В оазисе же живут фулани, хауса, туареги, и никто из них не обрадуется английским гостям. Если Камаль планирует напасть на нас и ограбить, то лучшей возможности ему не представится.
— И что же делать, капитан? Не заходить в оазис?
— Если так безопаснее, почему бы и нет?
— Потому что нам срочно нужна вода, а носильщикам и рабочим нужно отдохнуть. Мы же сможем использовать это время, чтобы подготовиться к выполнению своей задачи, так как от оазиса до Тени Тота всего пять-шесть дней пути.
— Вы в самом деле в это верите? В самом деле верите, что там что-то спрятано? То, что люди ищут уже тысячи лет?..
— И то, что может перевернуть мир, в котором мы с вами живем, капитан, — перебила его Сара. — Другого выхода нет. Нам нужен оазис, и нужна вода. Если это вас утешит, у меня тоже такое подозрение, что за нами следят и что кто-то только и ждет, когда можно нанести нам смертельный удар. Но пока этот кто-то не проявляет себя, нам остается лишь ждать и быть осторожными. И уверяю вас, капитан, — прибавила Сара чуть тише, — я очень рада, что экспедицию сопровождаете вы и ваши солдаты.
— Правда? — изумленно спросил Хейдн.
Он с сомнением пристально посмотрел на Сару. Но ее лицо было замотано платком, а в голосе не слышалось насмешки.
— Правда, — без промедления ответила она. — Вы верно говорите, что мы окружены врагами, нам нельзя ссориться. В ближайшее время нужно держаться вместе, капитан, в противном случае у нас нет ни малейшего шанса в борьбе с противником.
— Я тоже так считаю.
— Тогда прошу вас и ваших людей быть начеку. И не сомневайтесь, я тоже утрою бдительность.
— Вы предлагаете мир? — спросил офицер.
— Назовите это перемирием…
Сара Кинкейд была уверена, что тот миг, когда караван достиг Бахарии, надолго сохранится у нее в памяти. После оставленного позади моря песка и пыли, которыми они были сыты по горло, уже один вид оазиса показался участникам экспедиции чудом. В центре лежали зеленые луга, а вокруг них широким кругом располагались пальмовые рощи и сады. Между ними были разбросаны хижины, палатки и загоны для верблюдов.
Бахария являлась не только одним из самых крупных, но и самым людным оазисом региона, так как здесь сходились важнейшие торговые пути. С запада сюда каждую неделю прибывали караваны из оазиса Сива; с юга, где лежали оазисы Куфры, подтягивались купцы с товарами из Центральной и Южной Африки; были, однако, отважные купцы, возвращавшиеся из области, прозываемой туарегами просто Тенере — Ничто. И где-то на краю этого Ничто таилась загадка, которую Сара намеревалась разгадать.
Хотя в азарте хотелось немедленно двинуться дальше, Сара знала, что ей и людям нужна передышка. Бахария представляла собой надежное прибежище. Уставшие погонщики, радуясь, что позади еще один этап перехода, разгрузили верблюдов, дали им воды и корм, а уж затем сами устроились на отдых.
Капитан Хейдн определил порядок дежурства в две смены. Потеряв двух человек, он сам пошел в караул с лейтенантом Фарнсвортом. Сэр Джеффри и Мильтон Фокс привычно расположились под тентом с бутылкой вина, по случаю раздобытой инспектором. Пренебрегая последствиями употребления алкоголя в жару, он вытащил пробку, чтобы, по его словам, дать подышать вину. Вообще-то Фокс хотел выставить ее на ужин, чтобы отметить Новый год как наполовину цивилизованный человек, но вышло иначе. Он намеревался лишь слегка продегустировать вино, но прежде чем понял, что произошло, бутылка оказалась пуста, и последние часы 1883 года инспектор Скотланд-Ярда провел в палатке, погрузившись в глубокий блаженный сон.
Сара понимала, чем это кончится, но махнула рукой. Во время путешествия Фокс оказался выносливее, чем она предполагала, и, хотя сначала они были на ножах, со временем леди и инспектор Скотланд-Ярда по взаимной молчаливой договоренности решили закопать «топор войны». Возможно, это объяснялось и тем, что события в Каире и Гермополе подтвердили смелые версии Сары.
Однако мысль о том, что в их рядах предатель, не давала Саре покоя, а она все еще не имела представления о том, кто это может быть. Весь вечер, пока Сара отмывалась и отстирывала одежду, она думала, искала в поведении своих спутников подозрительные штрихи, но размышления так ни к чему и не привели.
Вернувшись в лагерь, где Камаль на разведенном огне жарил нарезанную тонкими ломтиками баранину, Сара нашла там лишь сэра Джеффри. Из палатки Мильтона Фокса доносился храп, а Хейдн стоял в карауле. Спускались сумерки, и горизонт на западе окрасился в светло-оранжевый цвет; на его фоне четко вырисовывались стройные силуэты пальм.
— Как здесь красиво, — сказал сэр Джеффри. Он сидел на раскладном стуле лицом к солнцу. — Можно даже на минуту забыть, что кругом подстерегает опасность.
— И вправду. — Сара тоже села. Ее влажные волосы рассыпались по плечам.
— Старик Мортимер не преувеличивал, — сказал сэр Джеффри.
— О чем вы?
— Он говорил, что лучшей помощницы нам не найти, моя дорогая. Должен признаться, что сначала я сомневался, ведь вы, в конце концов…
— …Женщина, — договорила за него Сара, когда королевский советник вежливо запнулся. — Говорите, сэр Джеффри, что же с этим поделаешь.
— Возможно, леди Кинкейд. Но вы не похожи на других женщин. Вы точно знаете, чего хотите, и добиваетесь цели с неослабеваемым упорством. Признайтесь, это традиционно мужские качества.
— Может, и так, сэр Джеффри. Но эти стереотипы выдумали сами мужчины. По-моему, нас, женщин, не спрашивали.
— Возможно, вы и правы. Возможно, я слишком стар, но мне кажется, что следующие поколения будут менее упрямы. Признаюсь, леди Кинкейд, сначала я был не очень высокого мнения о ваших версиях и принял участие в экспедиции только ради вашего отца и дяди. Но, несмотря на все перенесенные нами лишения, не жалею об этом. И охотно соглашусь, что был не прав, а вы оказались правы. Вы простите старого дурака? — улыбнулся королевский советник.
— Сэр Джеффри, — притворно строго ответила Сара, — если бы я не знала вас так хорошо, можно было бы подумать, что вы просто за мной ухаживаете.
— Это все жара, — пожал плечами сэр Джеффри, и оба рассмеялись.
Камаль принес им лепешек, мяса, сыра и свежих фиников, и обоим показалось, что это самый лучший новогодний ужин в их жизни. Около одиннадцати — в Бахарии было уже совсем тихо — сэр Джеффри отправился спать.
— Вы не хотите дождаться полуночи и встретить Новый год? — спросила Сара.
— Нет, дитя мое. — Он покачал головой. — Я встречал уже столько новолетий и с каждым разом чувствовал себя все более старым и опустошенным. Но тем не менее желаю вам счастья в новом году, Сара.
— Спасибо, сэр Джеффри. И вам того же.
Королевский советник простился и удалился в палатку, которую делил с Мильтоном Фоксом. Когда он откинул полог и послышался громкий храп, Сара невольно усмехнулась. Но едва Халл скрылся, ее лицо снова посерьезнело. Реальность нагоняла Сару, вопросы, занимавшие ее, оставались без ответов. На нее навалилась грусть, посещающая каждого в конце года. Она вспомнила отца и снова вернулась мыслями к авантюре, в которую ввязалась практически против своей воли.
— Отец, — тихо прошептала она, глядя в ясное звездное небо. — Почему ты оставил меня одну? Мне сейчас так нужен твой совет. А если ты встретился там с Морисом, скажи ему, что мне его не хватает… — Она умолкла и вытерла невольно навернувшиеся на глаза слезы.
В лагере было совсем тихо. Только с той стороны, где стояли верблюды, доносились негромкие голоса; это погонщики прижигали раскаленным железом натертые спины животных. Сара задумчиво смотрела в огонь, как вдруг услышала шаги. Она испуганно обернулась и потянулась к ремню с оружием, висевшему на стуле, но в свете костра разглядела Камаля.
— Все в порядке, миледи? — спросил он.
— Да, Камаль, все в порядке.
— Вы печальны. Вы плакали?
— Чуть-чуть.
— Сыновья и дочери пустыни редко плачут. Они считают это непозволительным расточительством, ведь вода так нужна для жизни. Они льют слезы, только если с ними случается что-нибудь похуже, чем убийственная жажда или вражеский нож.