— Конечно, — едва слышно прошептала Сара, — я прощаю тебе, отец…
— И я хочу простить тебя, — услышала Сара другой голос.
Образ Гардинера Кинкейда померк. Вместо него перед Сарой стоял бедный Кеш; лицо его было смертельно бледным, одежда запачкана кровью, таким она нашла его у лестницы старой обсерватории в Каире.
— Кеш…
— Я рад, что ты меня узнала, — к изумлению Сары, сказал слуга мудреца.
— Ты… можешь говорить?..
— Я свободен от земных оков благодаря тебе, — язвительно сказал Кеш, уставив на нее недобрые большие глаза. — Ты исчезаешь на много лет, потом возвращаешься, ни с кем не посоветовавшись, и даешь задание, стоящее мне жизни.
— Я… я этого не хотела, Кеш, — прошептала Сара в ответ. — Поверь мне… что я… не хотела… Прости… пожалуйста… прости…
Кеш ничего не ответил, и вдруг вместо него перед Сарой очутился Морис Дю Гар.
— Cherie, — как всегда обратился он к ней, и в голосе его звучали жалость и упрек. — Что ты здесь делаешь?
— Что я… здесь делаю? — Сара безумно захихикала, поперхнувшись песком. — Я умираю, французский кретин…
— Non, — решительно возразил Дю Гар, — ты не умрешь. Ты будешь жить, Сара, слышишь?
— Нет, Морис… все кончено…
— Ты помнишь мои слова? — спросил Дю Гар. — Ты помнишь, что я говорил в тот вечер на пароходе про свет?
— Да, — беззвучно выдохнула Сара и погрузила руку в горячий песок. — Ты говорил… довериться свету… дойду до цели…
— C'estca, — отозвался француз, и его стройная фигура растворилась в горячем мареве.
— Морис, — в отчаянии позвала Сара, — не оставляй меня…
Но Дю Гар исчез, и там, где он только что стоял, вспыхнул яркий свет, по сравнению с которым померкло даже солнце. Словно кто-то открыл врата в вечность. Сара вдруг успокоилась. Довериться свету, сказал Дю Гар. Он приведет к цели…
На четвереньках Сара поползла к этим вратам, но чем ближе она подползала, тем дальше отступал свет, и ей стало ясно, что так до них и не добраться. Она вспомнила про револьвер… Из последних сил ей удалось поднять его и направить на себя. Держа большой палец на спусковом крючке, Сара решила положить конец своей жизни, чтобы пройти в спасительные врата и догнать отца, Дю Гара и всех опередивших ее на пути смертных.
Перед ней неслышно промелькнула тень — шакал, в ожидании ходивший вокруг нее кругами. Скоро он получит то, чего так терпеливо дожидается, подумала Сара. Раздался резкий звук, эхом отскочивший от скал, — и Сара погрузилась во мрак.
Глава 4
Сара открыла глаза, ощущение было такое, что она уже мертва. Все незнакомое — бледный свет, запахи, далекие шумы. Лишь через несколько мгновений она поняла, что жива, чему изумилась еще сильнее, нежели окружающей обстановке.
Последнее, что помнила Сара, были боль и отчаяние — боль, пронизывающая каждый дюйм ее тела, и отчаяние, такое сильное, что уже пришло желание смерти. Все остальное помутилось; вроде бы она видела отца, Дю Гара, почти потеряла рассудок из-за нещадной жары, а теперь оказалась в этом незнакомом, неправдоподобном месте.
Скудный свет пробивался сквозь крышу и стены палатки, не похожей на палатку бедуинов: вместо поддерживающих крышу шестов над Сарой высился деревянный каркас, на нем были расстелены полосатые тканные одеяла, приглушавшие солнечный свет; на стенах — пальмовые циновки. Они пропускали воздух, в палатке сквозило и было не так жарко, как на улице. Пол устлан не коврами, как принято у бедуинов, а тоже полосатыми одеялами. Необычная конструкция палатки навела Сару на мысль о том, где она находится. Догадка превратилась в уверенность, когда она заметила, что не одна.
Позади нее стоял высокий мужчина в повязке, закрывавшей почти все лицо и оставлявшей только глаза. Его арабский куфтан был цвета индиго, значит, этот человек — туарег. Сара вздрогнула. Она много слышала о таинственном и воинственном народе пустыни, но до сих пор не встречалась с его представителями. Их родиной была Сахара, но Сара полагала, что кочевники-туареги живут западнее, между ущельями Тибести и хребтами Аира. Судя по всему, она ошибалась… Непроницаемые темные глаза пристально смотрели на Сару.
— Ас-саляму, — поздоровалась та по-арабски. Она сильно осипла, но говорить было уже не больно.
Воин ответил по-арабски, однако было заметно, что владеет он этим языком неважно. Туареги, как правило, пользовались своим собственным. Охранник поклонился и вышел из палатки, тут же появились молчаливые женщины, тоже в платках и платьях цвета индиго, но с открытыми лицами. Женщины народа туарегов славились красотой, и Сара должна была с этим согласиться: смуглые лица, обрамленные иссиня-черными волосами, загадочно мерцающие черные глаза, белоснежные зубы. Женщины принялись ухаживать за Сарой, которая только сейчас заметила, что связана. Очень удобное ложе было расстелено прямо на полу. Когда женщины откинули одеяло, Сара поняла, что она совсем голая. Увидев ее бледную кожу, женщины захихикали и принялись растирать ее ароматическими маслами, как принято у дочерей пустыни.
Сначала Сара сопротивлялась, но скоро поняла, что они действуют с самыми благими намерениями. Лицо у нее уже не болело, язык и горло немного пришли в норму, она постепенно приходила в себя. Сара не знала, почему эти люди заботились о ней, но понимала одно: если бы туареги хотели ей зла, они бы оставили ее в пустыне.
— Муташаккир-ктир, — поблагодарила Сара, когда женщины стали одевать ее, но не в синее платье, а в ее собственную выстиранную и заштопанную одежду.
Ее развязали и помогли встать. У Сары закружилась голова, она зашаталась. Тотчас услужливые руки протянул и глиняную кружку с водой. Сара сделала несколько глотков, и ей стало лучше. Она благодарно кивнула, вернула кружку и натянула сапоги. Оружие у нее отняли, но она о нем и не спросила. Как у всех народов пустыни, у туарегов превыше всего стоял закон гостеприимства. Выражать недоверие было не только невежливо, но и опасно. Закончив, женщины почтительно поклонились и удалились. Сара поклонилась в ответ, а когда выпрямилась, снова увидела закутанного воина, давшего ей знак следовать за ним.
— Ты можешь идти. — Это был не вопрос.
Сара кивнула и пошла за ним. Солнечный свет ослепил ее. Она не могла сказать, сколько времени провела у туарегов. Не знала также и куда ведет ее таинственный воин. Селение из десятка палаток окружали барханы. В центре стояла палатка с несколькими куполообразными возвышениями, покрытыми полотнищами цвета индиго. Перед входом на карауле стояли двое туарегов, вооруженных копьями и щитами, на которых Сара заметила так хорошо знакомый ей знак. Изображение ибиса. Знак Тота…
Значит, она в руках врагов, значит, бежать. Но куда? Селение посреди пустыни, а каково медленно и жестоко погибать в пекле, она поняла уже очень хорошо. Выбора не было, нужно оставаться. Зато, может, она узнает что-нибудь про таинственных противников…
Охранник откинул полог и жестом велел ей войти. Сара кивнула и подчинилась. В палатке стоял приятный полумрак. Пол тоже был выстлан одеялами. С потолка свисали масляные лампы и небольшие талисманы из глины и слоновой кости, вероятно, из Центральной Африки. Это свидетельствовало о том, что туареги не ортодоксальные мусульмане и в их религию примешивались и языческие верования. Ведь и повязка на лице предохраняла от злых духов. Возможно, среди этих воинов пустыни сохранилась и вера в древнейшее, забытое в остальном мире божество…
— Как ты себя чувствуешь? — спросил кто-то по-английски.
Сара огляделась. Из-за занавеса, отделявшего небольшую часть палатки под куполом, вышел человек в белых шароварах, темно-синем халате и синей повязке, приглушавшей голос. Тем не менее этот голос показался Саре знакомым.
— Спасибо, — медленно ответила она. — Все в порядке, и полагаю, благодарить за это нужно вас.
— Ты долго шла, — ответил туарег, а Сара между тем по глазам пыталась узнать его. — Кто бы мог подумать?
— Кто вы? — спросила Сара.
— Мой народ, — спокойно продолжал туарег, не ответив на ее вопрос, — называет этот край Тенере, что значит Ничто. Ничего не найти в огромной пустоте, кроме смерти, а она почти настигла тебя. Шакал хотел расправиться с тобой, когда жизнь уже почти вытекла из тебя. Но окончилась его жизнь — от моей руки.
В сознании Сары всплыло слабое воспоминание.
— Выстрел, — прошептала она. — Это были вы…
— Когда мы нашли тебя, пустыня одержала почти полную победу. В тебе едва теплилась жизнь. Еще чуть-чуть, и победила бы смерть. Но сильная воля помогла тебе выжить. Десять дней и десять ночей тебя сотрясала лихорадка, но в конце концов…
— Десять дней и десять ночей? — переспросила Сара. — Я здесь уже так долго?
— Ты все-таки победила лихорадку. Судьба благоволит к тебе, Сара Кинкейд.
— Вы… вы знаете, как меня зовут?
— Я заглянул также в твое сердце и знаю, что в нем нет зла. В ином случае я бы не принес тебя сюда, а оставил бы умирать в пустыне.
— Кто вы? — еще раз спросила Сара, что-то смутно подозревая. Неужели это действительно?..
Туарег кивнул и снял повязку. Увидев знакомое лицо Камаля, Сара не поверила своим глазам. Как оно изменилось! Выражение покорности и услужливости исчезло. Перед Сарой стоял уже не слуга, ведущий белых хозяев по пустыне. В его осанке, взгляде, неподвижном лице было внушавшее трепет достоинство.
— Камаль? — вырвалось у нее. — Ты?..
— Твое изумление позволяет предположить, что ты не надеялась меня увидеть. Каково было проснуться и увидеть, что все тебя оставили?
— Унизительно, — призналась Сара. — Но это длилось недолго. Я решила сама продолжить экспедицию…
— …И твое решение чуть не стоило жизни тебе и твоим спутникам.
— Моим спутникам? Так они?..
— С ними все в порядке. Они живы и здоровы и пользуются нашим гостеприимством, так же как и ты.
Сара глубоко вздохнула. Значит, Хейдну и остальным удалось пережить бурю, пусть и с помощью туарегов. Мысль, что она не совсем одна в лагере воинов пустыни, подбодрила ее.
— Гостеприимством? — спросила она. — Но я была связана, когда проснулась.
— Только в целях твоей безопасности.
— Безопасности?
— Чтобы защитить тебя от себя самой, от того, что ты могла наделать с собой в бреду. Ты не пленная, как и твои спутники. Хочешь к ним?
— Позже, — ответила Сара, призывая себя к спокойствию. — Сначала я хочу знать, что все это значит. Почему ты одет, как туарег?
— Потому что я туарег.
— Я полагала, ты вырос в Англии…
— Я действительно вырос в Англии. Но я рассказывал тебе, что вернулся в Африку, чтобы принять наследство отца. Это и есть его наследство, Сара. Мой отец был вождем племени, земли наши лежат на востоке, вблизи древних мест культа. И он же поручил мне эту миссию.
— Какую миссию, Камаль? — изумленно спросила Сара.
Как же она могла так ошибиться? Она не хотела видеть правду, или Камаль такой блестящий актер?
— Сделать все, чтобы, пока я жив, тайна Тота не была раскрыта.
— Понятно, — кивнула Сара. — Поэтому ты все время и отговаривал меня. Поэтому в Гермополе ты и пытался не пустить нас в храм. Поэтому ты и убедил носильщиков и погонщиков просто бросить нас.
Камаль кивнул:
— Я не хотел, чтобы тайна была раскрыта, и делал все, чтобы помешать тебе и твоим спутникам.
— И чуть не погубил нас.
— Этого я не хотел. Имея такое намерение, я бы отдал своим воинам один-единственный приказ, и они убили бы вас.
— Твоим воинам? Да кто же ты, черт подери?
Камаль подтянулся.
— Мое имя — Камаль Бен-Нара, после смерти моего отца я стал вождем этого племени, на протяжении тысячелетий имевшего лишь одну задачу — охранять Тень Тота и пограничные земли от вторжения непосвященных.
— Тебе известно о Тени Тота?
— Разумеется.
— Тогда скажи мне, что все это значит. Почему мне туда нельзя?
— Потому что разгадка тайны не приведет ни к чему хорошему. Те, кто пытался это сделать, погибли ужасной смертью. Поиски может продолжать лишь безумец.
— Или женщина, — язвительно прибавила Сара.
— Не шути так. Без знания ты блуждаешь в потемках. Ты продемонстрировала мужество и отвагу, иначе не стояла бы здесь. Но теперь поиски придется прекратить, как Нефару, погонщику верблюдов. Ты помнишь эту историю?
— Помню. — Только теперь Сара догадалась, зачем Камаль рассказал ее. — Но я не поняла ее смысла, не понимаю и сейчас. Зачем прекращать поиск? Зачем ты выдал себя нашим проводником и сначала помогал нам?
— Чтобы узнать вас. Люди Запада обычно показывают свое истинное лицо тем, кого презирают.
— Я не презирала тебя.
— Это так.
— Я всегда была с тобой честной, Камаль, и сейчас ожидаю от тебя такой же честности. Почему ты здесь? Для чего все это?
— У нас одна-единственная цель — сберечь тайну Тота, — отрезал Камаль. — Тебе доводилось слышать имя Тезуда?
— Это верховный жрец, спрятавший «Книгу Тота» от головорезов Шешонка и бежавший с ней в пустыню.
Камаль кивнул.
— Тогда тебе известно, что этот жрец торжественно поклялся сделать все, чтобы книгу не нашли, поскольку не хотел, чтобы содержащееся в ней разрушительное знание попало в руки Шешонка и его воинства, состоящего из грабителей и убийц.
— И что?
— Знай же, Сара, что Тезуд — мой предок.
— Ты потомок Тезуда?
— Мое генеалогическое древо восходит к нему. И все это время, с десятого века до Рождества Христова, каждое поколение приносило клятву хранить тайну. Когда наша кровь смешалась с кровью туарегов, образовалось новое племя, призванное охранять тайны Тота.
— Понятно. — Сара едва успевала следить за повествованием.
— Ведь об этом эль-Хаким ничего не говорил тебе?
— Ты знаешь старого Аммона?
Камаль снова кивнул.
— Мокатамский мудрец знает много тайн древности, но далеко не все. Он рассказывал тебе про Мехерет?
— Да, эта воительница неизвестного племени по поручению Шешонка пыталась найти «Книгу Тота». Ей якобы удалось разыскать Тень Тота и сразиться со сторонниками Тезуда. Битву она проиграла, так как жрецы пустили в ход огонь Ра, уничтоживший все войско Мехерет. Но ее потомки и сегодня ищут тайну Тота.
— Все верно. Твои враги, охотящиеся за «Книгой Тота», написали на своих знаменах ее имя, хотя в действительности преследуют собственные цели.
— Кто они? — спросила Сара. — С кем мы вообще имеем дело?
— С людьми, стремящимися при помощи тайн древности обрести славу и власть. Простые убийцы — их добровольные помощники, но истинные преступники прячутся у тебя дома, Сара.
— Я так и знала…
— А тебе известно, что тогда случилось с Мехерет?
— Старый Аммон говорил, что-то ужасное…
— И был прав. Жрецы потребовали ее смерти, но Тезуд не послушался их, так как полюбил красавицу Мехерет. Однако воительница оказалась неблагодарной; украв «Книгу Тота», она попыталась бежать. Ее схватили. И хотя Тезуд любил ее больше жизни, на этот раз он не мог больше противиться жрецам. Мехерет приговорили к страшной смерти. Ее тело сожгли, но прежде, у еще живой, вырезали внутренние органы.
— У живой? — содрогнулась Сара.
— Их забальзамировали и поместили в канопы, а тело сожгли. Канопы хранил Тезуд, он так и не оправился от гибели возлюбленной. Говорят, что в ее память он сотворил из останков своего рода ключ.
— Ключ? — От всего услышанного у Сары сильно кружилась голова; видимо, сказывалось ослабленное состояние. — Ключ к чему?
— К Вечным вратам, за которыми находится Тень Тота. Они не отворялись три тысячи лет. Но довольно вопросов, Сара Кинкейд, тебе никогда не переступить порога тайны.
— Кто это сказал?
— Я, — просто ответил Камаль. — А мое слово в пустыне — закон. Я долго пытался понять твое сердце, Сара Кинкейд, и не нашел в нем ничего темного. По этой причине я до сих пор щадил тебя и твоих спутников. Но если ты не отступишься, я буду вынужден убить тебя. Человечество не готово для тайны Тота. Оно использует ее во зло и разрушение.