Воронята появляются на свет с теми же промежутками во времени, с которыми были отложены яйца, или даже с большими. Так что последний иногда вылупляется, когда первому уже неделя и даже полторы. А это в птичьей жизни много: разница в росте может быть двойной и даже тройной. Но еще до того, как воронята начнут пробовать крылья, она исчезнет, и на глаз не определить, кто в выводке старший, кто младший. Ходят такие по решетчатой опоре, как матросы по реям, осматривая степь почти с высоты птичьего полета.
Поздней осенью распадаются семьи воронов. Один из птенцов иногда остается с родителями, а остальные собираются в стаи и ведут кочевую жизнь в течение полутора лет. Это единая стая осторожных и умных птиц, не допускающих никаких оплошностей. Пролетая на огромной высоте, они сверху видят обстановку и опускаются в самых безлюдных местах на охоту или кормежку — ловить сусликов в степи или ковырять потерянные на полевой дороге кукурузные початки. И даже в заповедниках эти умные птицы не становятся доверчивее.
Зима для ворона короче, чем для других домоседов. Он первый, не принимая всерьез злые февральские метели, опережая даже филина, приступает к гнездованию. Корма в конце зимы ворону всегда хватает: то олени замерзнут в глубоком снегу, то кабан, то лось раненый околеет — мало ли зверья за зиму гибнет, какой бы она не была. Ворон всеяден, но всему предпочитает живую добычу, свежую, свою или убитую кем-то другим. В пору золотой осени, в разгар оленьих турнирных боев, ранним утром каждого дня вороны прежде всего облетают лесные урочища в надежде найти еще не остывший труп неудачника-рогача. Зимой взрослых зайцев убивают, весной и летом — зайчат.
В голосе ворона какая-то особая солидность. Его крик нельзя назвать карканьем, ибо в нем отчетливо слышится «у». Звуковые сигналы разнообразны, порой понятны даже их интонации, а через них и эмоции птиц. То это громкое, гортанное круканье, то короткий, словно бычий, «мык», то резкий, как гонг, удар, то похожий на орлиный клекот. Одиночки в полете молчат редко. Пара «переговаривается» всегда, как бы обсуждая, советуясь или вспоминая. «Крук-крук-крук», — грубовато произносит самец, и самка откликается следом: «крок-крок-крок». Так в семье, а в стае птицы довольно молчаливы. Утром окликнут своих, потому что ночевали все порознь, а весь день как немые.
Пересмешничеством вороны не занимаются, но, живя в клетках или вольерах, могут, развлекаясь, весь день истязать слух блеянием козленка, отлученного от матери, или отвратительным звуком выдираемого из сухого дерева ржавого гвоздя. Могут весь день кричать пролетающим мимо грачам по-грачиному, воронам — по-вороньи. Крик этот столь натурален, что не все вороны принимают его за подделку.
С вороном связаны древние поверья. Каких только былей и небылиц, наивных и зловещих, о нем не знает молва, какие только качества ему не приписываются. Таинствен, умен, понятлив, смел, осторожен и независим, молчалив, но не безмолвен, строг, силен, но не драчлив, и поговорка «Ворон ворону глаз не выклюет» совсем не иносказательна. Голос его, как понятный разговор, как заклинание. В темном наряде ни пятнышка: черен с отливом до последнего перышка, до кончиков когтей, и даже его научное название Corvus corax — без всяких эпитетов и составлено из латинского и греческого слов, каждое из которых означает «ворон».
Я все-таки не поленился и побрел к тому месту, где стояла на снегу черная птица. Не было там торчащих из-под снега обглоданных костей, не было клочьев шерсти. Был маленький кусочек кукурузного початка без зерен. А ворон, уже не один, а в паре, летел далеко. Поземка стерла границу между землей и небом, скрыла дальнюю черноту леса. Начиналась метель. Ей навстречу улетели оба ворона. А вокруг стало еще пустыннее перед наступавшей стихией.
В зимнем поле
Первые дни 1981 года были необычно теплыми для времени, которое называется шапкой зимы, будто пришли они в полночь года из его солнечного утра, из светлой весенней поры. Даже ночами оставалась мягкой земля, а звезды всю ночь сверкали в чистых лужицах. Днем медленно плыли по светло-синему небу легкие облака, и светлой чайкой тянул вдоль лесной полосы седой лунь. Не хватало только жаворонков, поющих над умытой озимью, чтобы поверить, что наступил апрель. Но не было в тихом просторе не только жаворонков, но и скворчиных ватажек, и черно-белых чибисов. Лишь изредка из одного села в другое летела пустынным небом одинокая ворона.
Однако на пологом склоне нераспаханной степной балочки, где зелень низенького мха и прижавшихся к земле зимостойких трав едва пробивается сквозь жухлую ветошь, глаз заметил неясное движение нескольких маленьких теней, которые выдали табунок серых куропаток, сторожко пасшихся на солнечном скате. Но как только низкое солнце скрывалось за облаком, исчезали с зеленовато-серой поверхности темные силуэты, и даже в сильный бинокль не сразу удавалось отыскать птиц, настолько цвет и рисунок их оперения сливались с общим фоном косогора. Маскировка куропаток так совершенна, что на открытом, без снега месте их может выдать лишь блеск темных глаз. Есть в наряде куропаток и яркие пятна: оранжевые горлышко и щеки, толстая коричневая подкова на груди, красновато-каштановые полоски на боках и ярко-рыжие перья короткого хвоста, но их птицы показывают лишь на взлете.
Полтора десятка птиц в табунке собрались вместе не случайно. Это — семья, которая в начале осени была вдвое больше. Однако за минувшие месяцы произошло столько встреч с лунями, ястребами, лисами, а потом и с охотниками, что уцелела половина, а в некоторых семьях остается один из четырех и даже из пяти птенцов. А бывает в одном выводке до двадцати пяти близнецов. В птичьем мире бьет все рекорды плодовитости серая куропатка. В 1957 году в Хоперском заповеднике было найдено ее гнездо с двадцатью семью яйцами.
У самки нет особых хлопот с устройством гнезда, но почти месяц уходит на то, чтобы снести яйца: ежедневно по одному. И сделать это надо так, чтобы не заметил никто из врагов. Крадучись, появляется куропатка ранним утром у гнезда-ямки, добавляет к лежащим очередное яйцо и, уходя, прикрывает их сухой ветошью, не появляясь поблизости до следующего утра. Дожди, холодные зори и ветры, дневная жара сменяют друг друга, а яйца лежат как забытые под ненадежным покровом из горсти ветхих былинок.
Начав насиживать, самка становится еще осмотрительнее и осторожнее, так что о месте гнезда не знает ни одна живая душа. Единственное, что может выдать наседку, — блеск глаз на ярком свету. В полуденную жару птица уходит покормиться, быстро и тщательно прикрывая яйца сухим мусором, чтобы не перегрело их горячее степное солнце, не заметили сорока, ворона или лунь. Сорока — первый яйцекрад, настоящий бич куропачьего племени. Она осторожно и терпеливо выслеживает семью куропаток и когда обнаруживает место гнезда, обездоливает мирную пару. Хорошо, если это случается, когда в гнезде еще мало яиц, и куропатка, потеряв их, делает новую кладку. Тогда она становится еще скрытнее и ни за что не приблизится к гнезду, не шевельнется на нем, если заметит неподалеку белобокую похитительницу.
Возвращаясь после кормежки и туалета к гнезду, куропатка никогда не идет к нему прямо. И всякий раз ее сопровождает самец. Он, как разведчик, еще на дальних подступах к гнезду внимательно разглядывает окрестность: перебегая с места на место, вытягивает шею и смотрит поверх травы или взбегает на бугорки и кочки. Не видя ничего подозрительного, петушок тихо и успокоительно квохчет, и тогда рядом с ним, как из-под земли, появляется наседка. Не поднимая головы и как бы приседая, она довольно быстро сторонкой крадется к гнезду. Чем ближе, тем сильнее прижимается курочка к земле и последний метр не идет, а ползет. Потом подползает под сухие стебельки, которыми прикрыто гнездо, и мгновенно замирает на нем, становясь невидимкой, а потом едва заметными движениями начинает убирать из-под себя мусор от сухой травы. Делает это так осторожно, что кажется, будто чуть шевелятся под легким ветерком сухие травинки.
Пока длится насиживание, петушок к гнезду не подходит, неся охрану в сторонке. Он всегда готов к защите и самоотверженно отгоняет луня, который нет-нет да и прилетит, надеясь на оплошность стража. Но такого не случается. Если появляется на участке более серьезная опасность, самец отвлекает внимание на себя. Шумно хлопая крыльями и широко развернув ярко-рыжий хвост, он свечой взлетает из травы и, пролетев немного, падает в нее. Этот прием спасает самку и яйца даже тогда, когда она обнаружена. Достаточно на секунду отвести взгляд от затаившейся куропатки, чтобы потерять ее из виду, и потом надо затратить несколько минут, отыскивая ее на совершенно открытом месте: перья на ее спине с узкой светлой полоской, и полоски сливаются друг с другом, как блеклые травинки на сером фоне.
К концу насиживания куропатка перестает дорожить собственной жизнью, если яйцам угрожает опасность. Незадолго до вылупления птенцов ее можно взять в руки, положить рядом с гнездом, посчитать или послушать яйца, а потом снова вернуть на место. Она не будет притворяться ни раненой, ни мертвой, а будет лежать, оцепенев и не моргая.
Синхронность вылупления птенцов поразительна. Из скорлупы всех яиц птенцы спешат выбраться одновременно, без той очередности, в которой были снесены яйца. Тут же перебираются они под крылья отца, лежащего рядом. Как только две дюжины новорожденных обсохнут, семья уходит с места, не возвращаясь больше к нему, а в ямке остаются скорлупки, видные теперь любому летящему или бегущему мимо.
Присмотреть за каждым, обучить чему-то всех в такой многодетной семье даже двум родителям невозможно, и удивительно послушные и энергичные птенцы с первого дня начинают без ошибок выполнять программу куропаточьей жизни: держаться вместе, кормиться самостоятельно, на открытые места не выходить. Вся жизнь этих птиц на ногах, они не знают усталости. Летают мало и лишь в крайних случаях. Покидая на зиму гнездовые места, отправляются в путь пешком.
Птенцы приобретают способность к полету намного раньше, чем молодняк у хороших летунов. Полетные перья на маленьких крылышках растут так быстро, что одетые пухом птенцы уже на первой неделе жизни могут понемногу перепархивать. За эту способность за ними удержалось старое охотничье название «поршки». На второй неделе перепархивание сменяется управляемым полетом, и весь выводок может пролететь за родителями более десятка метров или с места перемахнуть четырехметровой высоты препятствие.
Вот только оберечь всех птенцов до того времени, когда могут они прожить и без родительской опеки, невозможно, хотя и не жалеют ради спасения детей свои жизни взрослые. Когда заходит речь о самоотверженной защите потомства в мире животных, на память в первую очередь приходят случаи, когда птицы, отводя опасность от гнезда или выводка, притворяются увечными. Неопытный хищник бросается к «легкой» добыче и остается ни с чем. И никто никогда не сомневается, что так поступает, спасая птенцов, только мать. Когда смотришь, как припадает к земле и бьется, раскинув белополосые крылья, авдотка, отвлекая человека или зверя в сторону, противоположную той, куда удирает птенец, и как, без тени беспокойства, встав во весь рост, со стороны наблюдает за происходящим самец, представить себе иное распределение ролей в подобной ситуации птичьей жизни трудновато, за исключением, конечно, тех примеров, когда на долю самцов приходится и насиживание яиц и воспитание выводка.
У серой же куропатки, наоборот, именно самец, отвлекая врага от семьи, подвергает себя такому риску, что нередко становится жертвой, попадая в когти ястребу или иному хищнику. С поразительной быстротой принимает петушок правильное по обстоятельствам решение. Мне несколько раз приходилось встречаться с семьями куропаток, неожиданно и для птиц, а часто и для меня. Иногда, слыша в траве «разговор» выводка, я подбирался к нему чуть ли не вплотную. Внезапность моего появления перед птицами никогда не вызывала у них растерянности, будто они были готовы к нему заранее.
Однажды, наблюдая за гнездом тювика, я сверху увидел, как вдоль опушки медленно продвигается семья куропаток: мать, отец и восемнадцать поршков ростом с бесхвостых скворцов. Выждав, когда все они зашли за кусты, я спустился на землю и, стараясь не наступить на сухой прутик, пошел к тому месту, где кончался кустарник, прислушиваясь к тихим голосам птиц. Кажется, первой меня увидела самка, но сигнала тревоги я не слышал. Она, развернув рыжий хвост, взлетела в сторону ржаного поля, за ней — весь выводок. Куда они опустились, я не увидел, потому что в тот же миг петушок, припадая к земле, с каким-то нептичьим визгом помчался в обратную сторону, проковылял мимо моих ног и очумело заметался в траве, громко и часто стрекоча, чтобы я его заметил.
Но я замер, следя за ним только взглядом, а он и крыло волочил, и из травы высовывался, и падал, пытаясь спровоцировать меня на преследование. Понемногу удаляясь, он словно недоумевал, почему я не погнался за ним. Стрекотание становилось реже и тише, и, наконец, петушок остановился, постоял молча, пригнулся и бегом припустил в ту рожь, где скрылась его семья.
Не более секунды было у петушка для принятия правильного тактического решения. Рядом не было надежного укрытия, путь к непролазным зарослям лоха был отрезан, а реденькая рожь — это не густой бурьян. В такой обстановке был возможен еще один вариант спасения: всем врассыпную. Но петушок выбрал самый верный. Казалось бы, для такой согласованности действий нужно несколько дней тренировок: ведь все восемнадцать птенцов полетели за матерью, ни один не припустил за отцом. Тысячами прежних поколений отработано до совершенства мгновенное подчинение сигналу самки. А отцовская самоотверженность у серых куропаток достойна восхищения: именно в таких случаях, чаще чем в других, попадают они в когти ястребов-тетеревятников.
Серые куропатки часто гнездятся на окраинах больших городов, вокруг которых всегда бывают большие и малые пустыри со своеобразным животным и растительным миром. На этих пустырях куропаткам удается сберечь гнезда и выводки от бродячих собак, кошек, сорок и ворон, но в суровые зимы они терпят тут такое же бедствие, как и те, которые живут в степных урочищах, в лесках и на возделываемых полях. Преодолевая от голода страх и осторожность перед человеком, жмутся куропачьи табунки и семьи к станичным и сельским дворам, коровникам и сеновозным дорогам, вступая в нелегкую конкуренцию с голубями, воробьями, овсянками и подвергаясь преследованию ястребов, полевых луней и браконьеров. К исходу зимы от осенних табунков нередко остается одна птица из десяти. И только самая высокая в птичьем мире плодовитость спасает серую куропатку если не от исчезновения, то от угрожаемого положения.
Однако есть надежный, но забытый способ спасения куропаток и от истребления хищниками, и от зимней бескормицы. Не ожидая, пока стихия начнет брать дань с их поголовья, отлавливают куропаток простыми ловушками и содержат в просторных, низких вольерах до появления настоящих весенних проталин на косогорах, когда табунки прекращают свое существование и пары занимают семейные участки. Не стоит опасаться, что за два-три месяца неволи птицы привыкнут к человеку, ежедневно приносящему им корм, и потом первыми попадут под охотничий выстрел. Они в день выпуска такие же дикие, как и до поимки. Да и времени до нового охотничьего сезона остается не менее полугода.
Именно передержка птиц в неволе дает лучший результат, нежели подкормка на воле. Во-первых, расход кормов значительно меньше, во-вторых, они полностью защищены от хищников, в-третьих, никуда не уходят куропатки. Хотя мы и считаем их оседлыми, зимой уходят они от своих гнездовых мест довольно далеко. А если масса куропаток начала свое движение, остановить их практически невозможно, как невозможно самым лучшим кормом задержать дольше положенного срока любой вид перелетных птиц, да и не только перелетных.
Зоолог Борис Нечаев, досконально изучивший в своем охотничьем хозяйстве повадки серых куропаток, поведал о таком случае. Как-то в середине декабря, когда уже прочно установилась зима, он, собравшись в обход заказника, по привычке с высоты крыльца осмотрел степь. По дальнему гребню, едва различимые в бинокль, бежали куропатки. Бежали почти в сторону фазаньей кормушки. Рюкзак с кормом для фазанов был готов, и, став на лыжи, Нечаев побежал птицам навстречу. Осторожно посмотрел с бугорка: не свернули ли? Узкой дорожкой стал сыпать на утрамбованный ветром снег зерно, протянув ее до самой кормушки. Сделав большой круг в сторону, снова подобрался поближе к этому месту. Расчет был верен: куропатки, добежав до зерна, свернули к кормушке, которой не стало видно под массой серых птиц.