- Может.
Беседа с духовником графа помогала отгородиться от жутких звуков за спиной. Вой пленника сменился скулежом, и брат Майкл позволил собеседнику увлечь себя обратно в зал. При этом он старался держаться у колонн, чтобы спины воинов закрывали от него голого окровавленного Виллона.
- Мы закончили. – удовлетворённо сообщил Ле Батару граф Лабрюиллад.
- Почти закончили, монсеньор. – мягко поправил его командир наёмников, - Вы должны нам деньги за город, за замок и быстроту.
- Должен. – согласился толстяк, - Ваши деньги дожидаются вас в Павилле.
- Значит, нам пора в Павилль, монсеньор. – Ле Батар учтиво поклонился и хлопнул в ладоши, требуя от наёмников внимания, - Вы знаете, что делать! Делайте!
Эллекины сноровисто собрали своих раненых, убитых и, конечно, стрелы, ибо в Бургундии, Тулузе и Провансе добрых английских стрел было не сыскать ни за какие деньги. На рассвете отряд выбрался из города через взорванные ворота и направился на восток. Увечных везли в телегах, остальные двигались верхом. Брат Майкл, урвавший всего пару часов сна, смог, наконец, прикинуть на глазок численность воинства Ле Батара. Часть эллекинов, как монаху удалось узнать, стерегла замок Кастильон, который Ле Батар сделал штаб-квартирой, однако и без них отряд внушал уважение. Шесть десятков лучников, англичан и валлийцев; тридцать два латника: гасконцы, итальянцы, бургундцы, человек десять англичан, все – искатели приключений и денег. Эту разношёрстную банду, спаянную Ле Батаром в единое и грозное целое, мог нанять на службу любой владетельный господин, если у владетельного господина, конечно, водились деньги. Имелось, правда, одно условие. Ле Батар никогда не нанимался к тем, кто воевал против англичан и их союзников. Против остальных – пожалуйста. Ле Батар говорил, что готов за достойную плату помочь врагам своей Родины истреблять друг друга, а его эллекины открыто звали себя любимчиками сатаны и хвастали, что победить их поэтому невозможно.
И брат Майкл, видевший их в деле, верил им.
2
Граф Лабрюиллад убрался из Виллона следом за Ле Батаром. Он спешил в родовое гнездо, которому, благодаря рву и подъёмному мосту, был не страшен способ Ле Батара входить туда, где ему не рады. А чёртов Ле Батар очень скоро наведается в Лабрюиллад, уж в этом-то граф не сомневался. Доверив решать участь города Виллон епископу и его людям, Лабрюиллад с шестьюдесятью латниками и сорока тремя арбалетчиками стремился скорее оказаться под защитой стен родного замка.
К сожалению, кавалькада двигалась на юг так быстро, как ему бы того хотелось. Задерживали телеги. Одна из них, клетка на колёсах, пылилась на конюшне родного замка, сколько себя помнил граф. Для чего её использовали предки, неизвестно – то ли перевозки диких мастиффов при охоте на вепрей, то ли для того, чтобы лишний раз унизить попавших в полон знатных врагов. Как бы то ни было, клетка очень пригодилась. Сейчас в ней ехала изменница. Граф хотел поучить её уму-разуму прямо в Виллоне, даже распорядился принести кнут, однако передумал, рассудив, что надёжные стены Лабрюиллада для такого благородного и не лишённого приятности занятия подойдут гораздо лучше. Во втором возке ехал Виллон, бессознательный и голый. Если мерзавец выживет, граф намеревался посадить его на цепь во дворе к вящей потехе латников и собак. Мысль об этом привела Лабрюиллада в отличное расположение духа.
На восток граф послал десяток лёгких конников с заданием проследить за отрядом Ле Батара и предупредить, буде тот решит преследовать графа. Окончательно успокоил духовник:
- Ле Батара, по всей видимости, призывает на службу его сюзерен, монсеньор.
- У него есть сюзерен?
- Герцог Нортхэмптон, монсеньор.
- Разве Нортхэмптон не в Англии?
- В Англии. Он прислал монаха с письмом. Срочным письмом. Всё говорит о том, что Ле Батара зовут присоединиться к армии принца Уэльского.
- Дай-то Бог. Значит, Ле Батару сейчас прямая дорога в Бордо?
- Так, монсеньор. Хотя потом с него станется припомнить старый должок.
- Потом – не сейчас. – облегчённо выдохнул Лабрюиллад.
Даже если Ле Батар сдохнет на службе у принца Уэльского, к тому моменту Лабрюиллад успеет и латников новых набрать, и оборону замка усилить. Граф придержал лошадь и заглянул в телегу, на дне которой скорчился Виллон. Ухмылка растянула губы Лабрюиллада.
Дорога поднималась в холмы, разделяющие владения Виллонов и Лабрюилладов, попадавшиеся навстречу крестьяне, почтительно преклоняли колени. Солнышко пригревало, обещая тёплый денёк. Невзгоды миновали, впереди ждали радости возмездия потаскухе-жене. Жизнь была хороша.
Отрезок пути от Виллона до Павилля, на преодоление которого у брата Майкла ушёл конец дня и половина ночи, отряд Ле Батара верхами проехал за два часа. Ещё недавно Павилль процветал, славясь монастырём и отменными винами. Моровое поветрие положило конец благоденствию. В монастыре осталось три десятка иноков, половина горожан гнила в общих могилах за рекой, а выжившие влачили жалкое существование. Городские стены ветшали, виноградники заросли сорной травой.
Эллекины остановились на рыночной площади перед воротами обители. Раненых отнесли в монастырскую больницу, лошадей прогуливали, стрелы чинили. Брат Майкл собрался пойти перекусить, когда его затронул Ле Батар:
- Шестеро моих парней готовы отдать Богу души. Ещё четверо плохи. Сэм говорил, что ты смыслишь в медицине?
- Немного смыслю. У меня письмо для вас.
- От кого?
- От герцога Нортхэмптона, господин.
- Я не «господин». Чего от меня хочет Билли?
Монашек не ответил, и Ле Батар насмешливо прищурился:
- Только не делай вид, что ты не сунул нос в письмо! Чего надо от меня Билли?
- Я чужих писем не читаю!
- Монах-праведник? Чудеса! – Ле Батар покачал головой, протянутого письма не взял, - Иди к раненым. С письмом потом разберёмся.
Больше часа брат Майкл вместе с двумя другими монахами промывал и перевязывал раны, а, выйдя на свет Божий, первое, что увидел, - двух эллекинов, пересчитывающих груду дрянной серебряной монеты.
- Договор был, - обратился Ле Батар к павилльскому аббату, - что наши услуги будут оплачены в генуэзских дукатах. Золотом.
Настоятель сконфузился:
- Граф передумал и заменил золото серебром.
- И вы разрешили? Он нарушил договор, обманул нас при вашем попустительстве!
- Что я мог сделать, мой добрый господин? – оправдывался аббат, - Он прислал за деньгами своих головорезов!
Нанимая эллекинов, Лабрюиллад обязался заплатить им полновесным золотом генуэзской чеканки, но после того, как деньги привезли на хранение в монастырь, и Ле Батар убедился, что всё честно, люди выжиги-графа наведались в обитель ещё раз, заменив золото кучей разнородных серебряных монет: экю, денье, флоринов, среди которых имелось немало опиленных и откровенно поддельных. Формально выплаченная серебром сумма соответствовала условленной, но по сути граф заплатил эллекинам вдвое меньше.
- Я протестовал! – горячо уверял настоятель, боясь, что Ле Батар откажется выплатить положенный монастырю за хранение процент, - Протестовал!
- Верю. – холодно кивнул чёрный командир.
Он снял бацинет и задумчиво пригладил коротко остриженные чёрные волосы:
- Умом, как я понимаю, граф Лабрюиллад не блещет? Как и широтой души.
- Не блещет. – с готовностью согласился аббат, - Жаден до бесстыдства. Это из-за его отца. Лен Лабрюилладов простирался до моря, однако родитель графа южную половину спустил в кости.
Настоятель посмотрел на отброшенную одним из считавших монеты эллекинов явную подделку и с беспокойством осведомился:
- Что будете делать, мой добрый господин?
- Делать? – Ле Батар поразмыслил, - Ну, деньги, так или иначе, я получил. А нарушенные договорённости – хлеб стряпчих. Пожалуй, следует обратиться в суд.
- Очень разумно, мой добрый господин! – воодушевлённо одобрил аббат, уяснив, что его доле ничего не грозит.
- Не суд графства, естественно…
- Может, суд епископа?
Ле Батар благосклонно кивнул:
- Мне понадобится ваше свидетельство, святой отец.
- Конечно, конечно, мой добрый господин.
- Ваше содействие будет щедро вознаграждено.
- Можете всецело располагать мною, мой добрый господин.
Ле Батар погонял носком сапога бросовую монетку и объявил:
- Значит, так тому и быть. Положимся на справедливость законов. К монастырю у меня претензий нет.
Он приказал своим людям отобрать для выплаты настоятелю монеты получше. Брат Майкл (в который раз!) шагнул к нему с нераспечатанным письмом.
- Погоди. – опять отмахнулся Ле Батар, улыбаясь подошедшей женщине с ребёнком.
Пока эллекины штурмовали Виллон, их семьи ждали за городом. На марше брат Майкл больше грезил о прелестной Бертилье, чем рассматривал спутниц жизни наёмников, а зря. Эта дама не только не уступала по красоте графине, но в чём-то даже затмевала её. Бертилья была темноволосой, хрупкой и нежной, эта – белокурой, грациозной и хищной. Ростом она почти равнялась Ле Батару, её золотые кудри горели огнём в лучах тусклого зимнего солнца, споря в сияньи с её отдраенной песком, уксусом и проволокой до голого металла кольчугой. Боже, думал поражённый монах, наверно, там, где она проходит, распускаются розы. Ребёнок, мальчик лет семи-восьми, имел её черты лица и смоляную шевелюру Ле Батара.
- Моя половина Женевьева и сын Хью. А это брат…? – Ле Батар вопросительно уставился на монаха.
- Брат Майкл. – подсказал юноша, не сводя с красавицы глаз.
- Брат Майкл привёз письмо.
Ле Батар вынул из пальцев пялящегося на его жену монаха сложенный листок пергамента, запечатанный иссохшим потрескавшимся сургучом, передал Женевьеве.
- «Сэру Томасу Хуктону» - прочитала она, - Сэр Томас Хуктон, это вам.
Она блеснула белыми зубами, а муж скривился:
- Я – Ле Батар.
Он крещён был Томасом, и звался так большую часть жизни, иногда добавляя название рыбацкой деревушки Хуктон, где родился, и не претендовал ни на что большее, хотя мог. Семь лет назад герцог Нортхэмптон сделал его «сэром», посвятив в рыцари, а по праву рождения, пусть и помимо законного брака, ему принадлежали титул и графство в восточной Гаскони. Сейчас он предпочитал зваться «Ле Батаром» или просто эллекином. Прозвища нагоняли страху на врага, а испуганный враг наполовину побеждён.
Ле Батар отобрал у поддразнившей его жены письмо, сунул за пояс и хлопнул в ладоши:
- Эй, ребята, выступаем на запад через пять минут! Шевелитесь! – отвесив учтивый поклон аббату, учтиво сказал, - Благодарю вас. Мои стряпчие, несомненно, захотят побеседовать с вами.
- Да поможет вам Господь!
- А это, - Томас вложил в ладонь настоятеля ещё один кошель, - За моих раненых. Позаботьтесь о них. Похороните тех, кто отойдёт, панихиды отслужите.
- Конечно, мой добрый господин.
- Я буду заглядывать иногда, проведывать, не нужно ли им чего…
В дружелюбном голосе Ле Батара прорезалась сталь, и аббат рассыпался в неискренних любезностях:
- Вам мы всегда будем рады. В нашей скромной обители ваши увечные воины ни в чём не испытают нужды, мой добрый господин! Ни в чём!
Оставшиеся монеты сноровисто ссыпали в перемётные сумы и навьючили на лошадей. Хуктон заглянул в лазарет подбодрить раненых. Солнце низко висело над горизонтом на востоке, а отряд двинулся на запад. Брат Майкл ехал на спине выделенной ему кобылы, держась Сэма. Тот, несмотря на юность, командовал у Ле Батара лучниками.
- И часто Ле Батару приходится прибегать к услугам стряпчих?
- Стряпчих он на дух не переносит. Будь его воля, всё их гнилое семя он бы запнул в самую вонючую дыру ада и дал бы сатане нагадить сверху.
- А аббату он сказал…
- Сказал. – Сэм кивнул на восток, - Следом за ними, святой брат, жирный граф пустил с десяток соглядатаев. Умишка у них не много, раз позволили нам себя заметить, тем не менее, его хватит, чтобы пошушукаться с настоятелем. Потом они вернутся к хозяину и доложат, что видели нас, направившихся на запад. И его жирное сиятельство будет ждать вызова в епископский суд. А получит вот это.
Сэм ласково провёл по гусиным перьям на торчащих из чехла стрелах. Кое-где на белом оперении темнела кровь – напоминание о схватке за Виллон.
- Так мы проучим толстяка? – оживился брат Майкл.
У него как-то само собой вырвалось «мы». Подсознательно он уже причислил себя к эллекинам, забыв о Монпелье.
- Проучим. Жирдяй вздумал надуть нас, такое спускать нельзя. Выждем, пока блюдолизы графа натреплются вволю с аббатом, полюбуются на наши задницы, увозимые на запад, и побегут к пузатому. Тогда мы свернём на юг, а потом на восток. С тупицами вроде графа приятно иметь дело, они не видят ничего дальше одной кружки пива. Вот Томас другой. Томас глядит вперёд на две кружки.
Хуктон услышал последнюю фразу и повернулся в седле:
- Всего на две, Сэм?
- А ты больше двух не пьёшь. – парировал тот, скалясь.
Томас погрозил ему пальцем, дождался и поехал с ними:
- Вся штука в том, остался Лабрюиллад в Виллоне или решил улизнуть к себе. Насколько я его раскусил, свинья вроде него надолго из родного свинарника пятак не кажет. Поэтому мы и повернём на юг.
- Надеетесь перехватить?
- Надеюсь. – Томас взглянул на светило, прикидывая, который час, - Думаю, после полудня мы с Божьей помощью окажемся у него на пути.
Он достал из-за пояса письмо:
- Так ты, святой брат, не читал его?
- Нет!
- Зря. Сберёг бы мне время.
Ле Батар сломал печать, развернул лист и углубился в чтение. Брат Майкл принялся смотреть на едущую впереди верхом на серой лошади Женевьеву. Ле Батар заметил, кого монах буравит тоскливым взором и фыркнул:
- Разве прошлая ночь не научила тебя, мой брат во Христе, что бывает с заглядывающимися на чужих жён жеребчиками?
- Я… - монах зарделся, теряясь с ответом.
- К тому же моя жена отлучена от церкви и обречена гореть в аду. Кстати, как и я. Тебя это не смущает?
- Э-э… - промямлил брат Майкл.
- Почему ты здесь?
- То есть?
- Ну, ты же приехал во Францию не только для того, чтобы передать мне привет от Билли?
- Я направлялся в Монпелье.
- Монпелье там, святой брат. – Томас кивнул влево, на юг.
- А мы как раз поедем на юг. – вмешалась Женевьева, - По-моему, брату Майклу просто нравится у нас в отряде.
- Это как? – спросил Томас.
- Так! – с неожиданной горячностью отозвался юный монах.
- Тогда добро пожаловать, - сказал Томас, - в наш отряд пропащих душ.
Которые свернули на юг и на восток, чтобы наказать глупого жирного графа за жадность.
Граф Лабрюиллад злился.
Его отряд волочился всё медленнее и медленнее. Лошади устали, солнце припекало не по зимнему, у перебравших ночью солдат хмель выветрился, сменившись свирепым похмельем. Вскоре после полудня кавалькаду нагнали посланные следить за Ле Батаром разведчики с отличными новостями, вернувшими графу превосходное настроение.
Англичанин убрался на запад.
- Вы уверены?
- Как Бог свят, Ваше Сиятельство!
- Вы сами видели?
- Своими глазами! Посчитал деньги, его разбойники поскидывали доспехи и почесали прямиком на заход солнца. Все до единого. Он сказал настоятелю, что будет добиваться справедливости через суд.
- Через суд? – граф засмеялся.
- Аббат так передал. И ещё передал, что Ваше Сиятельство может рассчитывать на его помощь.
- Через суд! – от души веселился Лабрюиллад, - Что ж, может, его внуки что-нибудь у моих и отсудят! Как раз хватит покрыть услуги стряпчих!
Проклятый Ле Батар был больше не страшен, и спешка потеряла смысл. Граф остановился в убогой деревеньке и потребовал вина, хлеба и сыра. Платить за них он не собирался, для вонючих скотов-крестьян угостить высокородного господина само по себе - великая честь. Заморив червячка, он развлёкся, водя ножом по прутьям клетки, в которой сидела изменница: