сказал мне один человек. Да, игрок и пьяница, но, несмотря на это, человек великой мудрости, а звали этого хвастливого ростбифа[27] Уиллом из Стратфорда. Сохраните мне жизнь и свободу, и я отведу вас к этому сокровищу.
Еще порция тарабарщины – и толмач вновь обратился к Паролю:
– Что ж, сьер франк, вы весьма великодушны. Но о каком же сокровище речь?
– Речь о сокровище, разделяющем мир, о кинжале, способном порабощать народы, – торопливо заговорил Пароль. – Так сказал этот малый. Я решил, что он не в своем уме, но он уверял, что на свете в самом деле существует кинжал – простой кинжал, за который любой европейский владыка отдаст всю свою казну до последнего гроша. Прошу вас, друзья мои! Если вас хоть сколько-нибудь волнует богатство, неужели вы останетесь равнодушны к такому сокровищу?
– Кинжал?..
Если голос над ухом и утратил на миг гортанный выговор, Пароль этого не заметил.
– Понимаю, понимаю, я сам страшно разгневался, решив, что он хочет надуть меня, поставив на кон пустопорожние выдумки против звонкой монеты, но он дал клятву – да такую, что убедительнее быть не может! Кинжал, волшебный кинжал, которому подвластны судьбы мира, ждет меня здесь, в Иллирии!
– Ни с места, сьер франк, – велел ему московит.
Трое из похитителей отошли в сторонку и принялись шептаться. Зловещий заговорщический шепот звучал так тихо, что Паролю не удавалось разобрать ни слова. Он мог бы потихоньку снять с головы мешок и кинуться к выходу, но что, если путь на свободу преграждают еще трое московитов, коих его выходка отнюдь не развеселит? Оставалось лишь сидеть смирно и молить господа, чтобы алчность одолела легендарную московитскую кровожадность.
Вскоре толмач вернулся к нему.
– Сьер франк, – сказал он, – вы явились за сокровищем не один. Мы знаем, что, кроме вас, шторм пощадил и других. Что с ними?
– Я бросил их! – поспешно заверил его Пароль. – Бесполезный груз на пути к величию, не более того. Что мне в них проку? Какая-то ведьма с каменным сердцем, пара спесивых испанских павлинов, чья болтовня намного превосходит прочие достоинства, безбородый мальчишка, столь неотесанный, что более всего чтит свою благоверную за успехи в борьбе, да выживший из ума старый дурак, битком набитый безвкусными метафорами. Я оставил их в лесах играть в прятки с ведьмами и иллирийцами. Они нужны вам? Я с радостью приведу их к вам, а, коль угодно, отведу вас к ним, только, пожалуйста… – тут он почувствовал, как рука толмача затягивает горловину мешка на его горле, точно веревку палача. – Прошу вас, пощадите несчастного Пароля, и он будет верно служить вам до скончания века.
Тут с Пароля сдернули мешок, и… Прямо перед его выпученными от страха глазами предстал радостно улыбающийся Ганимед. За ним стояли и Бенедикт с Жаком. На ум Паролю немедленно пришла целая дюжина разнообразных выдумок, которые могли бы помочь снять с себя все обвинения. Конечно же, он просто заговаривал похитителям зубы, чтобы сбить их с толку и надуть либо завлечь в ловушку, или… Но он лишь повесил нос в полном отчаянии.
– Опять… – только и смог вымолвить он. – Да сколько же раз мне попадаться на этот трюк?
– Где же ваши дерзкие речи, отважный Пароль? – спросил Бенедикт. – Не будет ли вам угодно еще раз усомниться в моих достоинствах?
– Нет, сэр, – пробормотал Пароль.
– Так, может, вы отведете нас к нам же самим? И нам самим же выдадите? – вставил Ганимед.
– Пристало ль плуту, речь ведя о просвещенном, разбрасываться термином «дурак»? – с хитрецой осведомился Жак.
– О тебе, старик, я одно скажу: ты сам покрыл позором свои седины, изображая эту тарабарскую чушь, как какой-нибудь балаганный фигляр, – запальчиво ответил Пароль.
– Наречие далеких московитов известно просвещенным с давних пор. Его лишь безнадежный неуч может принять за тарабарщину и чушь, – ледяным тоном сказал Жак.
– А где же похвальба о том, как ловко вы бросили в опасности Елену и Хуана? – перебил его Бенедикт.
– От Елены больше нет никакого проку ни мне, ни вам, ни прочим смертным, – едко ответил Пароль. – А что до вашего соотечественника – он первый сбежал от нас и помчался прямиком в лапы врага. Как будто сам хотел, чтобы его изловили.
Услышав эти новости, Бенедикт тут же оставил насмешливый тон.
– Рассказывайте, как было дело, – ровно проговорил он.
– И про волшебный кинжал – поподробнее, – добавил Ганимед.
Он явно был заинтригован, и это не укрылось от Пароля. «А ты, паренек, можешь мне пригодиться, – подумал он. – Наивного мальчишку, верящего в сказки, всегда полезно иметь под рукой».***
Таверна.
Шум веселья, звон кружек, вино и пиво льются рекой, воздух полон дыма и кухонного чада, хмельной дух так крепок, что вышибает слезу. В темном углу, вдали от посторонних глаз, идет игра; целые состояния переходят из рук в руки. В общем, то самое место, куда непременно стоит заглянуть чужеземцу в поисках свежих новостей о волшебных сокровищах.
Входят переодетые ВИОЛА и ФЕСТЕ.
– Пока что я их не вижу, – сказала Виола, окинув таверну острым взглядом. – Но если они будут держаться прежнего курса, то рано или поздно непременно появятся. Чужеземцы, четверо, по словам одних – французы, по словам других – московиты, но неизменно задают любопытные вопросы – да, и о гарнизонной крепости, и о пленниках, но не только. К тому же выбирают не кабатчиков или корабельных капитанов, а чумных докторов, уличных магов самого низшего разбора, да знахарок. Прикинемся же теми, кого они ищут – и, возможно, они сами расскажут нам, что у них на уме.
Виола снова надела мужское платье, но на сей раз дополнила дублет и шоссы очками и мантией ученого. Фесте, в свою очередь, нацепил роскошную фальшивую бороду, а поверх мундира накинул сутану.
– Я буду Эдвардом Келли – алхимиком, мистиком и духовидцем, – решила Виола.
– А я – патер Топас, – сказал Фесте с тягучим простонародным акцентом.
Виола бросила на него удивленный взгляд.
– Опять патер Топас?
– Отчего нет? Как черви в молоке зарождаются от солнца, так и погрязшие в темной трясине невежества ждут лишь того, чтоб светоч церкви озарил их путь лучом просвещения. – Пожевав бороду, Фесте небрежным жестом благословил таверну, но вдруг насторожился. – Взгляни, однако ж: они здесь.
Оглянувшись, Виола увидела на пороге четверку иноземцев: старика, жевавшего бороду точь-в-точь как патер Топас, какого-то хлыща, напустившего на себя важный вид, ладно сложенного дворянина и юношу с луком за плечом. Старец тут же направился к камину погреть косточки, а дворянин меж тем протолкался к хозяину таверны. Двое оставшихся огляделись и, конечно, увидели парочку ученого вида, устроившуюся за столом в углу.
– Храни вас бог, почтенные мэтры, – окликнул их юный иноземец. – Прошу, позвольте невежественной младости угостить ученую старость кружечкой-другой.
– Отчего же, – ответил Фесте прежде, чем Виола успела
остановить его, – да благословит святой Кинкеленций твою щедрость, милок! Нечасто людям знанья и искусства, тем, в чьих руках…
– Очень любезно с вашей стороны, – перебила его Виола. – Но разве вы, питающие такое уважение к учености, не составите нам компанию?
Некоторое время они обменивались любезностями, затем отправили испанского дворянина за новой порцией выпивки, предоставив ему проталкиваться к кабатчику сквозь все девять кругов ада. Предоставив Фесте нести чушь, Виола некоторое время наблюдала за иноземными гостями, изо всех сил старавшимися уследить за путаными петлями логики мнимого святого отца. Наконец она перешла к делу:
– Да, мы – вероятно, два самых ученых мужа во всей Иллирии, однако сами видите, как обходится с нами фортуна! Я сам почти еженощно веду беседы с ангелами и бесплотными духами и штудировал науки вместе с самим доктором Ди, а патер Топас оттачивал свое мастерство в незримой коллегии веруккопоркусов и сумел получить философский камень. Но с тех пор, как кто-либо в последний раз оказал любезность двум бедным ученым, прошло так много холодных дней… Скажите же: чем мы можем отплатить за вашу доброту?
Юноша, очевидно, хотел было ответить с осторожностью, но его спутник, едва не лопающийся от важности солдат, опередил его:
– Что ж, мои премудрые друзья, коль вам угодно в свою очередь оказать нам уважение, быть может, вы сумеете разрешить наш спор? Вот этот тощий юнец утверждает – и это прекрасно соответствует вашим словам – будто волшебникам и магам в Иллирии не место, ибо здешние земли для столь высокоученых людей, как вы, бесплоднее пустыни. Но мне, почтенные мэтры, доводилось слышать, что в Иллирии имеются чудеса на зависть всему миру. Отмечу среди многих хотя бы кинжал, о коем говорят, что он способен разделять миры, единственный в своем роде клинок, обладающий необоримой силой. Прав ли я, доверяя молве?
– Святая вера! Сэр, ясно, как ночь, вы – малый, чьи уши столь открыты, что междуушное пространство подвержено влиянью всех ветров, – поспешно затараторил Фесте.
Виола замерла. «Я привела с собой одного шута, а здесь их – целая шайка, – подумала она. – Так вот на что они нацелились, безумцы?»
Она оглянулась, проверяя, чем заняты остальные двое. Испанец все еще пытался пробиться к кабатчику за выпивкой, а старик у камина, похоже, успел задремать.
– Вещь, упомянутая вами, мне известна, – негромко сказала она, коснувшись локтя Фесте, чтобы прервать его невнятную болтовню. – Она не из Иллирии, но я точно знаю, что в эту самую минуту она находится в наших краях. Однако, если вы ищете ее, то вы – глупцы. Конечно, она порой странствует от владельца к владельцу, но сейчас вернулась к своему первому хозяину.
– И кто бы это мог быть? – спросил юноша, мало-помалу заразившийся мрачностью Виолы.
– Его имя не произносят вслух; люди называют его по прозвищу, происходящему от названия земли, которой он некогда правил. А путь к трону ему открыл тот самый кинжал, который вы ищете. В одном ударе этого кинжала, попавшего к нему неведомо из какой адской кузницы, сошлись убийство и измена. Так значит, ваша цель – Шотландский Кинжал?
– Это вы о Макбете? – манерно протянул солдат.
С проворством атакующей змеи Виола выхватила нож и вогнала его в столешницу, пригвоздив рукав солдата к доскам. Второй нож, миг спустя появившийся в ее руке, нацелился в лицо иноземца. Фесте вскочил и обогнул стол, зажимая обоих в угол.
– Именем Орсино, герцога Иллирийского, вы арестованы, – объявила Виола. – И если в вас осталась хоть толика ума, данного вам от рождения, никогда больше не произносите это имя!
Солдат выругался и потянулся к ножу, пришпилившему его рукав к столу, юнец же качнулся назад и въехал локтем в грудь Фесте с криком:
– Бенедикт!
Виола пригрозила ему ножом, но тут же заметила, что в таверне стало сумрачно. Повеяло холодом и могильной сыростью.
– Идиот! – бросила Виола в лицо солдата, таращившегося на нее с отвисшей челюстью.
Толпа гуляк резко раздалась в стороны, освободив центр зала. Посреди зала возвышалась темная фигура в доспехах пятивековой давности, с испятнанным ржавчиной двуручным мечом наготове. Ввалившиеся глаза шарили по залу из-под края островерхого древнего шлема.
– Кто звал меня? – спросил скотт.
– Ч-ч… святая вера! – пробормотал Фесте, срывая с лица бороду патера Топаса. – Теперь мы все остались в дураках!
Виола взглянула в лицо иноземного юноши. Мысли понеслись вскачь. Скотт двинулся к ним, а всем прочим оставалось лишь гадать, что он способен сделать с этой парочкой безмозглых дурней. Судьба солдата не слишком-то заботила Виолу, но вот юноша… Открытое, симпатичное лицо, так молод и так похож на брата – и на нее…
Быстрым движением она вырвала из столешницы нож, освобождая руку солдата.
– Я собиралась отдать вас в руки иллирийского правосудия, но не предать древней шотландской казни. Бегите.
Оба стрелой рванулись к выходу, а Виола развернулась лицом к доспехам, могильному праху и вековой тьме.
– Ты знаешь меня, скотт, – заговорила она. – Я служу Орсино, твоему союзнику.
– Кто имя произнес, повинен смерти, – проскрежетал древний полководец.
– Здесь для тебя нет законной добычи, – возразила Виола. – Ступай туда, откуда пришел.
В ответ скотт поднял меч, и она отскочила назад. Сколько раз она жалела о том, что этот жуткий выходец с того света явился на подмогу ее мужу! Фесте забежал вперед и заслонил ее, но она отшвырнула шута в сторону. Если уж все закончится трагедией, то только для нее.
Меж звеньев кольчуги посреди широкой груди скотта блеснуло острие рапиры. Издав победный крик, зашедший со спины испанец пронзил скотта насквозь.
– Одна лишь сталь, а внутри пусто! – весело провозгласил он, но тут же заметил, с каким ужасом все смотрят на него.
– Бегите, – посоветовала Виола. – Бегите немедля!
Скотт передернулся, но, скорее, от раздражения, чем в попытке освободиться от клинка смертного. Он просто развернулся к испанцу, и рапира выскользнула из его доспеха сама собой. Из-под древнего шлема раздался гулкий смех, от которого всех и каждого пробрало холодом до самых костей.
– Увы, – во всеуслышание сообщил скотт, – я дерзок, смел, кровав, мне нет препон – ни один муж, что женщиной рожден, Макбету не опасен, – скотт качнул мечом. – Был однажды тот, кто решил, будто смог меня убить. Да я и сам так думал, но хозяйка отринула пустой сутяжный бред. Худую смерть обрел тан файфский. Я же победоносен и неуязвим!
– Вот как? Ну что ж, – сказал испанец, встряхнув бутылкой, которую держал в левой руке. – Так, может, выпьем?
Рык скотта прорезал тишину, заскрежетав, как ломающееся железо. Призрак взмахнул мечом, но внезапно замер, не отрывая взгляда от бутылки. Выглянув из-за его плеча, Виола разглядела грубо отпечатанный с резной доски ярлык с изображением деревьев и надписью: «Бирнамский лес. Особый запас». Что-то в этом ярлыке на миг остановило руку