Сладкий развратный мальчик (др. перевод) (ЛП) - Кристина Лорен


Кристина Лорен

Глава 1

Люблю тебя, Лола. Веди аккуратно.

Мы избавляемся от наших душных мантий, прыгая в старую колотушку-Шеви Лолы, и покидаем Сан-Диего, оставляя позади шлейф выхлопных газов и легкомысленный свист под музыку, направляясь прямиком к выпивке и безумию, которые ожидают нас в эти выходные.

Харлоу врубает плей-лист, который она сделала специально для этого путешествия - Бритни Спирс с нашего первого концерта, когда нам было по восемь. Совершенно неуместный 50 Cent, которого наш класс как-то уговорил сделать темой выпускного вечера младшеклассников. Лола клянется, что тяжелые басы глэм-метала - это гимн самых сексуальных песен всех времен, и еще пятьдесят других, которые, так или иначе, возводят нашу общую историю. Харлоу врубает стерео на полную катушку, в то время, как мы орем песни в душном, пыльном воздухе, врывающемся во все четыре открытых окна.

Лола откидывает свои длинные темные волосы с шеи, протягивая мне резинку и умоляя меня собрать их.

- Боже, почему так чертовски душно? - кричит она с водительского места.

- Потому что мы мчимся по пустыне со скоростью шестьдесят пять миль в час в Шеви 80-х годов без кондиционера. - Отвечает Харлоу, обмахиваясь програмкой с церемонии. - Напомните мне, почему мы не поехали на моей тачке?

- Потому что она воняет "Коппертоуном"[1] и сомнительными альтернативами? - Говорю я и верещу, когда она бросается на меня с переднего сидения.

- Мы поехали на моей машине, - напоминает Лола, убавляя звук на Eminem'е, - потому что ты, почти врезалась в телефонный столб, пытаясь, отмахнутся от жука на твоем сиденье. Я не доверяю твоим взглядам, когда ты за рулем.

- Это был паук, - возражает Харлоу. - Огромный. С клешнями.

- Паук с клешнями?

- Я могла умереть, Лола.

- Да могла бы. В охваченной огнем аварии.

Когда я заканчиваю с волосами Лолы, я снова откидываюсь назад и чувствую, будто могу вдохнуть в первый раз за недели, смеясь с моими самыми любимыми людьми на всем белом свете. Духота иссушает каждую частичку энергии моего тела, но ощущается это чудесно, просто отпуская ее, закрыв глаза, кайфовать на сиденье, в то время, как ветер треплет мои волосы, и это слишком шумно, даже для того, чтобы думать. Три блаженные недели лета впереди, до того, как я проеду всю страну, и впервые за все время, у меня нет ничего, чтобы я должна была бы сделать.

- Мило, что твоя семья осталась на обед, - произносит Лола спокойным, предусмотрительным тоном, встречаясь со мной глазами через зеркало заднего вида.

- Угу, - пожимаю я плечами, копаясь в сумке в поисках жвачки или конфеты, или чего-либо, что сможет занять меня на достаточно долгое время, чтобы не пытаться оправдать ранний уход моих родителей.

Харлоу поворачивает голову и смотрит на меня.

- Я думала, они собирались на обед со всеми?

- Полагаю, нет. - Отвечаю я просто.

Она полностью поворачивается на своем сиденье, лицом ко мне так, как позволяет ей это пристегнутый ремень безопасности.

- Ну, и что сказал Девид до того, как ушел?

Я отвожу взгляд, глядя на пролетающий мимо скучный пейзаж. Харлоу никогда и не думала называть своего отца, или даже отца Лолы, по имени. Но сколько я себя помню, для нее мой отец всегда был просто Дэвидом - со всем презрением, которое она только может вложить в это слово.

- Он сказал, что гордиться и любит меня. И что ему жаль, что он не говорил этого чаще.

Я ощущаю ее удивление в ответном молчании. Харлоу бывает такой тихой только тогда, когда удивлена или пьяна.

- И, - добавляю я, зная, что это тот момент, когда я должна заткнуться, - теперь, я могу строить свою карьеру и вносить значимый вклад в развитие общества.

Не испытывай судьбу, Миа.

- Иисус, - говорит она. - Такое ощущение, будто он любит бить тебя в самое больное место. Этот мужик определенно знает, как быть кретином.

Это заставляет нас хохотать, и мы, кажется, согласны плюнуть на это, потому что действительно, что еще можно сказать по этому поводу?

Мой отец задница и даже тогда, когда дело касается моих жизненных решений, он пытается навязать мне свои суждения.

Движение свободное, город возвышается над равнинами, а хаотичное скопление огней ослепительно сияет в уплывающем закате. С каждой милей воздух становится прохладнее, и я ощущаю всплеск энергии в машине, когда Харлоу выпрямляется и ставит новый плей-лист на нашу финишную прямую. На заднем сидении, я покачиваюсь, пританцовываю, подпеваю броской громкой поп-песне.

- Мои девочки готовы сойти с ума? - спрашивает она, опуская солнцезащитный козырек и подкрашивая губы в крошечном расколотом зеркальце.

- Не-а. - Лола поворачивает на Ист Фламинго Роуд. Перед нами протягиваются дорожки из гирлянд, ковер из огоньков и гул сирен обгоняющих нас машин. - Но ради тебя? Я буду закидываться шотами безостановочно и танцевать с сомнительно трезвыми мужиками.

Я киваю, обнимая Харлоу сзади и сжимая ее в руках. Она претворяется, что задыхается, но покрывает мою руку своей, так, чтобы я не могла отстраниться. Никто так не отрицает крепкие объятия менее убедительно, чем Харлоу.

- Люблю вас, психички, - говорю я, и если бы я произнесла это кому-то другому, то слова затерялись бы в ветре и уличной пыли, задуваемой в машину. Харлоу наклоняется, чтобы поцеловать мою руку, а Лола оглядывается на меня с улыбкой. Они будто запрограммированы на игнорирование моих длинных пауз и выуживание моего голоса из хаоса.

- Миа, ты должна пообещать, - говорит Лола. - Ты слышишь?

- Это же не включает в себя побег и становление стриптизершей?

- К сожалению, нет.

Мы планировали это путешествие месяц - один последний рывок до того, как нас поглотит взрослая жизнь и ответственность. Я готова ко всему, что жизнь приготовила для меня. Я разминаю шею, делаю глубокий вдох, и прикидываюсь, что щелкаю костяшками.

- Жаль. Я могла бы работать на шесте так, как вы даже себе представить не можете. Но ладно, тресните меня.

- Оставь все лишнее в Сан-Диего сегодня. - Велит она. - Забудь об отце или о том, какую фанатку Люк отжарит на этой неделе.

Мой желудок переворачивается в момент, когда упоминается мой бывший, хотя мы расстались почти два года назад на хорошей ноте. Просто Люк был моим первым, как и я его, и мы учились всему вместе. Думаю, я должна получать гонорары за его нынешний парад завоеваний.

Лола продолжает.

- Не думай о переезде в Бостон. Не думай ни о чем, кроме того, что мы закончили колледж - колледж, Миа! Мы сделали это. Просто засунь все в пресловутый ящик и засунь его под пресловутую кровать.

- Мне нравятся эти разговоры о засовываниях и кроватях, - выдает Харлоу.

При любых обстоятельствах, это заставляет меня смеяться. Но столь непреднамеренное упоминание Лолы о Бостоне, как это, только что уничтожило крошечное окошко в безтревожное пространство, которое как-то мне удалось отыскать. Это немедленно затмевает любую неловкость, которую я испытывала по поводу преждевременного ухода с самой грандиозной церемонии всей моей жизни, или церемонии Люка и его новоиспеченной шлюшной стороны. На меня накатывает волна паники на счет будущего, и сейчас, когда мы выпустились, больше невозможно игнорировать его.

Каждый раз, когда я думаю о том, что же будет дальше, мой желудок выворачивается наизнанку, воспламеняется и сгорает. Эти чувства появлялись так часто в эти дни, что у меня ощущение, будто я должна дать им какое-то название.

Через три недели я перебираюсь в Бостон, в школу бизнеса, куда приезжают из всех уголков страны, и все это так же отдалено от моих детских мечтаний, которые я себе навоображала. У меня предостаточно времени, чтобы найти квартиру и работу, за счет которой я буду оплачивать мои счета и приспособить мои занятия осенью, когда я, наконец, начну делать то, что мой отец всегда хотел от меня, и присоединюсь к потоку бизнесменов, которые занимаются бизнесменской чушью. Он даже с радостью заплатит за мою квартиру.

- Две комнаты, - утверждает он, великодушно. - Мы с матерью и мальчиками сможем навещать тебя.

- Миа? - зовет Лола.

- Хорошо, - соглашаюсь я и киваю, интересно, когда это, из нас троих, я стала человеком с таким багажом. Отец Лолы - ветеран войны. Родители Харлоу в Голливуде. А я просто девушка из Ла Холлы, которая должна танцевать. - Я засуну это под пресловутую кровать. - Произнося эти слова вслух, кажется, будто они имеют большую значимость. - Я закину все это в ящик с жуткими секс-игрушками Харлоу.

Харлоу посылает мне нахальный поцелуй, а Лола кивает твердо. Лола, больше нас, знает о стрессе и ответственности, но если она может отбросить их на выходные, то и я смогу.

***

Мы останавливаемся в отеле, Лола и я выпрыгиваем из машины, держа наши простые дорожные сумки, выглядя так, будто мы только что возникли из пылевой бури. Я чувствую себя большой и грязной. Только Харлоу выглядит, будто принадлежит этому месту, выходя из старой Шеви, словно из черного седана, в презентабельном виде, катя позади себя глянцевый чемодан на колесиках.

Как только, мы добрались до номера, мы все потеряли дар речи, даже Харлоу притихла, очевидно, это удивленная форма ее молчания. На этаже было всего пара других номеров и наш - Скай Люкс, он был просто огромен. Отец Харлоу, большая шишка в кинематографе, зарезервировал для нас этот подарок на окончание колледжа. Мы думали, что получим стандартный номер в отеле Вегаса с бесплатным шампунем, возможно, мы бы даже сошли с ума и устроили бы набег на мини-бар, оплатив его картой. Сникерс и крошечную водку всем!

Мы не ожидали этого. В прихожей (здесь есть прихожая), между декадентской корзиной с фруктами и бутылкой шампанского, была записка. В ней говорится, что на быстром наборе у нас есть дворецкий, массажистка придет к нам в номер, когда мы того захотим, и отец Харлоу более чем рад предоставить нам неограниченное обслуживание. Если бы Александр Вега не был бы отцом моей лучшей подруги и не был бы счастлив в браке, то я предложила бы ему в качестве благодарности секс.

Напомните мне не говорить этого Харлоу.

***

Я росла, нося едва ли не всё, на сцене, перед сотнями людей, где я могла притвориться кем-либо еще. Поэтому даже с длинным, неровным шрамом на ноге мне определенно более комфортно в одном из платьев выбранных Харлоу, нежели Лоле. Она даже не примерила свое.

- Это твой подарок на выпускной, - говорит Харлоу. – Как бы ты отнеслась к тому, если бы я отказалась от дневника, который ты мне подарила?

Лола смеется, бросая подушку в нее с другого конца комнаты.

- Если бы я попросила вырвать страницы из дневника и смастерить из них платье, едва прикрывающее задницу, то да, ты могла бы спокойно вернуть мне его.

Я потянула вниз подол моего платья, молча соглашаясь с Лолой, желая, чтобы оно прикрывало побольше. Я редко выставляла напоказ столько кожи.

- Миа одела свое. - Подмечает Харлоу, а из меня вырывается стон.

- Миа выросла в трико. Она крошечная, и комплекция у нее, как у газели. - Аргументирует Лола. - К тому же, уверенна, если я присмотрюсь получше, то смогу увидеть ее вагину. А я выше ее на дюймов пять, что означает, ты сможешь практически увидеть мой родовой канал в этом платье.

- Ты такая упрямая.

- А ты такая шлюшная.

Я слушала их спор, стоя рядом с окном, довольствуясь наблюдением за прохожими, снующими по Лас-Вегас-Стрип[2], формируя след красочных круглых точек с нашего обзора на сорок пятом этаже. Я не совсем понимаю, почему Лола продолжает упираться. Мы все знаем, что это до поры до времени, пока она не сдастся, так как Харлоу - это гигантская боль в заднице, и она всегда добивается своего. Звучит странно, но я всегда любила это в ней, она всегда знает, что хочет, идет и берет это. Лола такая же во многом, но ее методы более утонченные, чем методы "на пролом" Харлоу.

Лола стонет, но как и ожидается, в конце концов сдается. Она достаточно умна, чтобы понять то, что борется в уже проигранной битве, и это занимает всего несколько минут для нее, чтобы скользнуть в платье и туфли до того, как мы отправимся вниз.

***

Это был долгий день. Мы окончили колледж, смыли всю пыль и тревогу с наших тел, и Харлоу любит заказывать шоты[3]. Но больше этого? Она любит наблюдать за другими, которые пьют шоты, заказанные ею. К девяти тридцати, все вращается, и я решаю, что наш уровень выпитого дошел до отметки достаточно: наша болтовня нечленораздельна, но мы, по крайней мере, в состоянии ходить. Не помню, когда в последний раз видела, чтобы Харлоу и Лола так хохотали. Щека Лолы покоится на ее скрещенных руках, а плечи при смехе трясутся. Голова Харлоу откинута назад, и ее хихиканье перекрывает ужасную музыку и разносится по всему бару.

И когда ее голова откинута таким образом, я встречаюсь глазами с мужчиной через переполненное помещение. Я не могу разобрать детали в темном баре, но вижу, что он выше и старше нас на пару лет, с темными волосами и бровями, над яркими, озорными глазами. Он наблюдает за нами и улыбается, будто ему нет надобности участвовать в нашем веселье, он просто хочет оценить его. Двое других парней стоят рядом с ним, болтая и указывая в дальний угол, но он не отворачивается, когда наши глаза встречаются. Во всяком случае, его улыбка становится больше.

Я не могу отвести взгляд, чувство дезориентирует, потому что обычно, когда дело касается незнакомцев, я очень хороша в «отведении взгляда». Мое сердце грохочет в груди, напоминая мне, что мне должно быть более неловко, чем на самом деле, предполагаю я, сосредотачиваясь на своем напитке. Со зрительными контактами у меня хреново. Обычно тоже самое бывает и с общением. Фактически, единственные мышцы, которые мне казалось не освоить, были те, которые требуются для простой речи.

Дальше