– Что ты, мама! Разве ты забыла, что запретила мне целую неделю играть с Эми, потому что мы отрезали волосы у Барби, которую мне подарили на день рождения?
– Я передумала.
Лекси пошла к двери, шаркая по ковру подошвами розовых ковбойских сапог.
Дойдя до двери, девочка оглянулась и сказала Джону:
– До свидания, Мистер Стена.
Несколько долгих мгновений Джон пристально смотрел на нее, затем его губы тронула улыбка.
– До встречи, малышка.
Лекси переключила свое внимание на мать и, против обыкновения, подставила для поцелуя губы.
Джорджина поцеловала ее и ощутила привкус вишневой помады.
– Возвращайся домой примерно через час, ладно?
Лекси кивнула, вышла на крыльцо и спустилась по ступенькам. За ней волочился один конец зеленого боа. Остановившись на тротуаре, она внимательно посмотрела налево и направо и быстро перешла улицу. Джорджина стояла в дверях и следила за ней, пока девочка не вошла в дом напротив. Этим она на несколько драгоценных мгновений оттянула предстоящий разговор. Потом глубоко вздохнула, вернулась в дом и закрыла дверь.
– Почему ты не рассказала мне о ней?
Нет, он не мог узнать. Конечно, не мог.
– О чем не рассказала?
– Джорджина, не морочь мне голову, – предостерег ее Джон и нахмурился. Его взгляд стал мрачным, как грозовая туча. – Почему ты еще давным-давно не рассказала мне о Лекси?
Что ж, Джорджина могла бы все отрицать. Она могла соврать и заявить, что Лекси не его дочь, надеясь, что тогда Джон оставит их в покое. Но по упрямо выпяченному подбородку и горящему взгляду Джорджина поняла, что он не поверит ей. Прислонившись к стене, она сложила руки на груди.
– А с какой стати? – осведомилась она, не желая сдаваться сразу.
Джон пальцем указал на дом на противоположной стороне улицы.
– Эта маленькая девочка моя дочь, – сказал он. – И не отрицай. Не вынуждай меня доказывать свое отцовство.
Проведенный тест только подтвердил бы обоснованность его претензий. Поэтому не было смысла что-либо отрицать. Джорджина надеялась лишь на то, что ей удастся выдворить Джона из дома, а возможно, исключить из своей жизни, когда она ответит на его вопросы.
– Чего ты хочешь?
– Скажи правду. Я хочу услышать это от тебя.
– Прекрасно. – Она пожала плечами, пытаясь хотя бы внешне казаться спокойной, как будто признание ей ничего не стоит. – Лекси твоя биологическая дочь.
Джон прикрыл глаза и вздохнул.
– Господи, – прошептал он. – Но как?
– Как обычно, – сухо бросила Джорджина. – Я думала, что мужчине с твоим опытом хорошо известно, как получаются дети.
Он впился в нее взглядом.
– Ты же говорила, что принимаешь противозачаточные таблетки!
– Я действительно их принимала. – «Вероятно, недостаточно долго». – Они тоже не дают стопроцентной гарантии.
– Но почему, Джорджина?
– Что почему?
– Почему ты не сказала мне семь лет назад?
Джорджина снова пожала плечами:
– Тебя это не касалось.
– Что?! – Джон изумлённо уставился на нее, не веря своим ушам. – Меня не касалось?
– Да.
Его руки непроизвольно сжались в кулаки, и Джон даже сделал несколько шагов в ее сторону.
– Ты носила моего ребенка и говоришь, что это меня не касалось? – Он остановился всего в нескольких сантиметрах от нее.
Хотя Джон был значительно выше и крупнее, чем она, Джорджина смотрела на него без малейшего страха.
– Семь лет назад я приняла решение, которое считала и до сих пор считаю правильным. И сейчас уже не стоит возвращаться к прошлому.
Одна темная бровь изогнулась дугой.
– Серьезно?
– Да. Слишком поздно. Лекси не знает тебя. Будет лучше, если ты уйдешь и больше никогда не увидишься с ней.
Джон оперся руками о стену по обе стороны от головы Джорджины.
– Если ты действительно рассчитываешь на это, значит, ты не очень сообразительная девочка.
– Я не девочка, – с горечью сказала Джорджина. – Возможно, семь лет назад я и была девочкой, но с тех пор я очень изменилась.
Джон криво усмехнулся.
– Судя по тому, что я вижу, ты не так-то сильно изменилась. Ты все еще выглядишь веселой девицей, с которой можно хорошо провести время.
Джорджине ужасно хотелось врезать ему. Она почувствовала, как у нее запылали щеки. Полы просторного зеленого халата разошлись сверху, почти обнажив ее грудь. Ужаснувшись, Джорджина поспешно запахнулась.
– Не трудись, – с пренебрежением произнес Джон. – Может, после такого зрелища я стану более великодушным.
– Я не нуждаюсь в твоем великодушии, – заявила Джорджина и поднырнула под его руку. – Пойду оденусь. Думаю, тебе не стоит больше задерживаться.
– Я подожду тебя здесь, – твердо заявил он, провожая ее взглядом.
Джон подошел к окну и отодвинул в сторону гардину. Итак, у него есть ребенок. Дочь, о существовании которой он не подозревал и которая ничего не знала о нем.
Его дочь. Джон с трудом подавил желание пересечь улицу и привести Лекси домой. Хотелось сидеть рядом с ней и разглядывать ее. Ему хотелось наблюдать за ней и слушать ее тонкий голосок. Хотелось прикасаться к ней, но Джон знал, что не будет этого делать. Когда он сидел рядом с ней на диване, то чувствовал себя огромным и неуклюжим, громилой, который отправляет шайбы из вулканизированной резины через весь каток со скоростью полторы сотни километров в час и прорывается через оборону противника с упорством парового катка.
Джон отпустил гардину и подошел к сложенному из кирпича камину. На каминной полке стояли фотографии в затейливых рамках. На одной крохотная девчушка сидела на высоком детском стульчике и, зажав подбородком подол майки, ковыряла пухлым пальчиком в пупке. Рассмотрев снимок, Джон принялся изучать другие фотографии, на которых были запечатлены разные этапы жизни Лекси.
Приятно удивленный явным сходством между собой и дочерью, он взял в руки небольшой снимок, на котором Лекси было около года. Она только начинала ходить. Ее голубые глаза оживленно блестели, на пухлых щечках алел здоровый румянец, темные волосики топорщились на макушке, как метелка из перьев, а крохотные губки были выпячены вперед, как будто она посылала воздушный поцелуй фотографу.
Где-то в глубине коридора открылась и закрылась дверь. Джон поспешно сунул фотографию в карман, повернулся и приготовился к появлению Джорджины. Она вошла в комнату. На ней был белый летний свитер и легкая юбка до щиколоток. Волосы она собрала в хвост. Ремешки белых сандалий крест-накрест обвивали икры. Ногти на ногах были покрашены темно-пурпурным лаком.
– Хочешь чаю со льдом? – предложила она, останавливаясь в центре комнаты.
Джон, не ожидавший от нее подобного гостеприимства, удивленно посмотрел на Джорджину.
– Нет. Не надо, – отказался он.
У него накопилось слишком много вопросов, на которые он хотел получить ответы.
– Может, присядешь? – пригласила Джорджина, указывая рукой на белое плетеное кресло, выложенное мягкими пушистыми подушками с оборками.
– Я лучше постою.
– Тогда я тоже, чтобы не смотреть на тебя снизу вверх. Или мы оба сядем и все обсудим, или вообще ничего обсуждать не будем.
Джон не узнавал Джорджину. В той девушке, которую он помнил, не было такой напористости.
– Ладно, – сдался он, но сел на диван, а не в кресло, так как подумал, что оно вряд ли выдержит его. – Что ты рассказала обо мне Лекси?
Джорджина села в плетеное кресло.
– Ничего, – ответила она. Ее техасский акцент был уже не столь явным.
– Она никогда не расспрашивала об отце?
– А, ты об этом. – Джорджина откинулась на пестрые подушки и положила ногу на ногу. – Она думает, что ее отец умер, когда она была совсем маленькой.
Такой ответ взбесил Джона, но не удивил.
– Вот как? И как же я умер?
– Энтони был отважным летчиком-испытателем, но его самолет сбили в Ираке.
– Энтони? Кто такой, черт побери, этот Энтони?
– Ты. Я тебя придумала. Мне всегда нравилось мужское имя Тони.
Она не только выдумала ему геройскую гибель и другую профессию, но и изменила имя. Джона буквально трясло от гнева, он с трудом сдерживал себя.
– А как насчет фотографий несуществующего отца? – подавшись вперед и опершись локтями на колени, спросил он. – Лекси не просила тебя показать их?
– Просила. Но все твои фотографии сгорели вместе с домом во время пожара.
– Какая жалость! – Джон нахмурился. – А что будет, когда Лекси узнает, что Ховард – это твоя девичья фамилия? Она поймет, что ты врала ей.
– Но к тому времени она уже будет подростком. Я признаюсь ей, что мы с Тони никогда не были официально женаты, хотя очень любили друг друга.
– Ты все учла.
– Да.
– Зачем вся эта ложь? Неужели ты думаешь, я бы не помог тебе?
Прежде чем ответить, Джорджина несколько мгновений пристально смотрела на него.
– Честно говоря, Джон, я не думала, что ты будешь рад узнать об этом или что это для тебя важно. Мы же совсем не знали друг друга. Однако ты совершенно недвусмысленно выразил свои чувства в то утро, когда высадил меня у аэропорта и уехал, даже не оглянувшись.
Джон трактовал те события иначе.
– Но я же купил тебе билет домой.
– Ты даже не удосужился спросить меня, хочу ли я возвращаться домой.
– Я оказал тебе услугу!
– Это ты себе оказал услугу. – Джорджина опустила взгляд на свои руки, которые теребили легкую ткань юбки. Столько времени прошло, и, казалось бы, воспоминания о том дне уже не должны бы причинять боль, а ведь причиняют. – Ты не смог тогда сразу избавиться от меня. Ночь мы провели в постели, а потом…
– В ту ночь у нас был потрясающий секс, – перебил ее Джон. – Животный, беспощадный, жаркий, яростный секс.
Пальцы Джорджины замерли. Она подняла голову и посмотрела на Джона. Впервые за все время она заметила в его глазах огонь. Но она не могла позволить себе попасться на крючок, ей нужно было сохранять спокойствие и ясность мысли.
Джон еще чуть-чуть наклонился вперед и медленно проговорил:
– И значит, из-за того, что наутро я не поклялся тебе в вечной любви, ты утаила от меня факт появления на свет моего ребенка. Хорошо же ты мне отомстила.
– Мое решение не имело ничего общего с местью.
Джорджина вспомнила тот день, когда узнала, что беременна. Оправившись от шока и приступа паники, она ощутила неземное блаженство. Она почувствовала себя так, будто получила подарок. Сейчас Лекси была ее семьей, и она не желала с кем-то делиться дочерью. Даже с Джоном. Особенно с Джоном.
– Лекси моя.
– Джорджина, в ту ночь в постели ты была не одна, – заявил Джон, вставая. – Если ты думаешь, что теперь, узнав о ее существовании, я повернусь и уйду, то жестоко ошибаешься. Только ненормальной могут прийти в голову такие мысли.
Джорджина тоже встала.
– Я надеюсь, что ты уйдешь и забудешь о нас.
– Не надейся. Либо мы придем к соглашению, которое устроит нас обоих, либо я пришлю к тебе своего адвоката.
Он блефует. Еще бы. Ведь Джон Ковальский большая шишка в мире спорта. Звезда хоккея.
– Я не верю тебе. Я сомневаюсь, что тебе нужно, чтобы люди узнали о Лекси. Такого рода реклама может повредить твоему имиджу.
– Ошибаешься. Мне глубоко плевать на рекламу. – Джон подошел к ней вплотную. – Вряд ли одна маленькая девочка сможет существенно повредить моему и без того не идеальному имиджу. – Он вытащил бумажник из заднего кармана джинсов. – Завтра во второй половине дня я уезжаю, но в среду вернусь. – Джон достал визитную карточку. – Позвони по нижнему номеру. Я никогда не отвечаю на телефонные звонки, даже если нахожусь дома, поэтому оставь сообщение на автоответчике, и я перезвоню тебе. А вот это мой адрес, – добавил он и написал несколько слов на обратной стороне карточки, затем насильно вложил визитку Джорджине в руку. – Если же ты не свяжешься со мной до четверга, в пятницу тебя навестят два моих адвоката.
Джорджина взглянула на карточку. Имя Джона было напечатано жирными черными буквами. Под именем стояли три телефонных номера. На обратной стороне был написан его адрес.
– Забудь о Лекси. Я не желаю делить ее с тобой.
– Позвони до четверга, – предупредил ее Джон и ушел.
Зеленый, как листва, «рейнджровер» Джона на огромной скорости несся по шоссе. Ветер, врывавшийся в открытое окно, трепал волосы, но не мог охладить разгоряченное сознание. Обнаружив, что его пальцы до боли сжимают руль, Джон немного ослабил хватку.
Лекси. Его дочь. Забавная шестилетняя девочка. Джон приподнялся, достал из заднего кармана украденную фотографию Лекси и поставил ее на приборную панель. Со снимка на него смотрели такие же, как у него, голубые глаза, а к нему тянулись пухлые розовые губки. Он вспомнил, как дочь этими губками целовала свою мать, и заставил себя сосредоточить внимание на дороге.
Задумываясь о ребенке, Джон всегда имел в виду мальчика. Непонятно почему. Возможно, из-за Тоби, сына, которого он потерял. Почему-то он всегда видел себя отцом мальчишки-сорванца. Он представлял матчи хоккейной юниорской лиги, игрушечные пистолеты с пистонами и многочисленными машинами. Он всегда рисовал в воображении чумазую мордочку, дырявые джинсы и исцарапанные коленки.
А что он знает о маленьких девочках? Чем занимаются маленькие девочки?
Джон снова бросил быстрый взгляд на снимок. Эта маленькая девочка носит зеленые боа и розовые ковбойские сапоги и отрезает волосы Барби. Она болтает без остановки, смеется и целует свою маму пухлым сладким ротиком.
Свою маму. При мысли о Джорджине пальцы Джона опять стиснули руль. Она утаила от него его дочь. Все эти годы, пока он с тоской смотрел на других мужчин, идущих рядом со своими детьми, у него была дочь.
Как же много он пропустил! Он пропустил ее рождение, ее первые шаги, ее первые слова. А ведь она его частичка, и он имеет полное право знать о ней все. Однако Джорджина решила, что ему это не нужно, и сейчас он не мог не испытывать горечи, которую вызвало ее решение, перенося эту горечь на саму Джорджину. Она утаила от него существование дочери, и вряд ли он сможет когда-либо простить ее. Впервые за долгое время у Джона возникло желание выпить, и в этом тоже была виновата Джорджина. Сейчас он ненавидел ее не только за то, что она сделала, но и за то, что она заставила его чувствовать.
Как такое возможно – хотеть одновременно и придушить ее, и взять в ладони ее груди? Из горла Джона вырвался хриплый смех. Хорошо еще, что, когда он стоял рядом с ней, она не заметила его реакции на нее. Реакции, которой он не мог управлять.
Очевидно, когда дело касается Джорджины, он теряет контроль над своим телом. Семь лет назад он сразу понял, что ему ни к чему хотеть ее. Она накликала на него проблемы, едва только села к нему в машину, но его благие намерения тут же перестали что-либо значить, потому что его неудержимо потянуло к ней. Правильно это было или неправильно, хорошо или плохо, но он независимо от ситуации реагировал на нее всю – от обольстительного взгляда зеленых глаз и пленительных губ «девушки с обложки» до покачивания пышных бедер.
И сейчас он опять хочет ее, и на его желание никак не влияет тот факт, что она отказывается подпускать его к дочери.
Всю дорогу до западного побережья Джон пытался прогнать из головы образ Джорджины в зеленом халате. Он то и дело косился на фотографию Лекси на приборной панели, а когда въехал на стоянку и выключил двигатель, взял снимок с собой и пошел к причалу, у которого стоял его двухэтажный плавучий дом.
Два года назад он купил пятидесятилетнюю приспособленную для жилья барку и нанял в Сиэтле архитектора и дизайнера по интерьерам. Когда работы были закончены, Джон получил во владение плавучий дом с тремя спальнями, остроконечной крышей, несколькими балконами и фигурными окнами. Еще два часа назад этот дом полностью устраивал его. Сейчас же, открывая тяжелую деревянную дверь, он засомневался, подходящее ли это жилье для ребенка.
«Лекси моя. Я надеюсь, что ты уйдешь и забудешь о нас». Слова Джорджины эхом отдавались у него в голове, пробуждая сожаление и усиливая гнев, не утихавший в груди.