– Ну, в экспедицию. Там есть еще какое-то слово в названии: институт геодезии, картографии и еще чего-то там, я забыла, – легкомысленно болтала Катя. Она очень оживилась, как только они уехали с кладбища. Все-таки день был солнечный, летний. – Вот как раз тот самый факультет, название которого я забыла, приятель Мещерского и кончил…
– У Сереги везде приятели, – заметил Колосов и…
Что-то вдруг промелькнуло в его мозгу, как молния, но… Он не смог понять, что это – образ, мысль, воспоминания. Он почти сразу забыл об этом, а вспомнил гораздо позже, когда уже расстался с Катей у ее дома. В памяти всплыло вдруг полное название института, который закончил брат Воробьевой Юрий: Институт геодезии, аэрофотосъемки и картографии. И именно эта «аэрофотосъемка» и заставила Колосова немедленно звонить в Столбы Лесоповалову. А затем уже, после некоего размышления и колебаний, он нашел в справочнике сотового телефона домашний номер Авроры. Она сама продиктовала его им в генеральском кабинете главка, когда настоящего разговора с нею так и не вышло.
Глава 19
Избыток любви
Никита вызвал Аврору в Столбы не случайно. В Столбах было тихо и мирно. Само название поселка говорило, что Столбы, они и есть Столбы – сплошной наив, дрова неотесанные, и поэтому здесь дяде милиционеру можно такое сказать по простоте и правде, о чем в Москве и не заикнешься. В Столбах даже ажиотаж от приезда «ее светлости поп-звезды» легко можно было свести к минимуму: встретиться с этой звездой не в кабинете начальника при всем официозе, а опять же по-простому, по-сельски – в паспортно-визовом отделе, расположенном в одноэтажном закутке на самых задворках за гаражом.
Лесоповалова Колосов о приезде Авроры, естественно, известил, того требовал этикет. Но главе Столбовой милиции, как Лесоповалов ни рвался, познакомиться в этот раз с певицей не пришлось. С утра понедельника Лесоповалов, озадаченный множеством срочных отдельных поручений, был в разъездах. Посещал по совету Колосова РУБОП, УБОП, МУР, ГУУР и еще более серьезные и солидные организации, в том числе и такие, которые имели свои офисы на Лубянке. От этих визитов и консультаций зависело многое. Никита жадно ждал от Лесоповалова информации, которая, как ему в то время казалось, могла повлиять на ход всего дела и пролить хоть какой-то свет на все события. Но сама собой такая информация, естественно, в руки не падала. Приходилось пахать.
Доверив разъезды по Москве и области другу, Колосов, как ему казалось, взял на себя самый ответственный участок работы – беседу с женщиной, свидетельницей по делу. Певицу Аврору Никиту тянуло понаблюдать и послушать и в качестве любовницы убитого Студнева, и в качестве бывшей жены пока еще здравствовавшего, но, увы, пока еще недосягаемого и непроясненного для следствия Дмитрия Гусарова. Вопросов об этих двух фигурантах – здравствующем и мертвеце – у Колосова к Авроре было, пожалуй, поровну: пятьдесят на пятьдесят. Но Студнев в силу своего «положения» все же имел некоторое преимущество.
Никита часто размышлял об этом парне, который в такую чудную летнюю ночь так некстати свалился им с Лесоповаловым чуть ли не на голову. Больше всего Никиту раздражало то, что Студнев и при жизни, и даже после своей смерти варился к некоем густом, непрозрачном бульоне интимных отношений, каких-то страстей, ревности… Эти чувства и страсти не нравились Колосову: вокруг мертвеца витали какие-то сплошные любовные драмы.
Малышка Саша Маслова, временно позабытая предварительным следствием, чуть ли не с ходу призналась в любви к Студневу. Анфиса Берг, судя по Катиным таинственным умолчаниям и одновременно намекам, тоже была к нему неравнодушна. Наконец, повар «Аль-Магриба» Поляков (если все же это был именно тот самый Иван Григорьевич Сашеньки Масловой) адски ревновал его к своей юной любовнице. И вся эта мутная канитель, всплывшая, словно сор после потопа, весь этот причудливый избыток любви заставлял Колосова нервничать и терять душевное равновесие. Любовь – штука хорошая. Даже очень. В постели там или, например, на палубе теплохода на фоне Воробьевых гор. Но в уголовном преступлении от нее только разброд, шатание, нервы и вред.
И уж если совсем разобраться, никакая это не любовь, а так, сплошной мираж. А миражей в делах об умышленных убийствах Колосов совершенно не выносил. От миражей на его памяти не было никогда никакого прока – ни улик, ни фактов, ни доказательств для суда, только женские слезы, фантазии, переживания и одна или две неудавшиеся попытки самоубийства.
В ожидании певицы он скрепя сердце снова приготовился к тому, что вот-вот на него снова, точно ушат холодной воды, выльется этот самый избыток и переизбыток любви – как-никак, Аврора и Студнев были любовниками.
Однако все случилось совсем по-иному. И беседу с Авророй Колосов, наверное, именно поэтому и запомнил так надолго.
Она прибыла в Столобы совершенно одна, без свиты, на стареньком, но очень еще приличном «частнике», который терпеливо дожидался ее, точно зафрактованное на день такси.
Она опять была в потертых джинсах и майке, но на этот раз очень скромненько, по-мышиному – ни стразов, ни нарочитых потертостей, ни бахромы, ни вышитых цветочков на ляжках. Браслетиков, колечек, брошек, брелоков и цепочек тоже не наблюдалось. Обычный спортивно-молодежный прикид плюс легкие сабо без каблуков, джинсовый рюкзачок за плечами и скромненькие и зверски дорогие часики «Омега» на нежно-загорелом хрупком запястье.
Такой Аврора показалась Колосову гораздо моложе, свежее и привлекательнее, чем при первом знакомстве. Трудно было даже поверить, что у нее за плечами не только рюкзак, но и двое детей, вторая строка хит-парада шестилетней давности, выступления на концерте в клубе МВД ко Дню милиции вместе с «Любэ» и «Арией», провал номинации «Овация», гастроли по всей стране. А еще – распавшийся брак и мертвый любовник, отравленный таллиумом сульфатом.
– Хорошо, что вы меня в такую дыру вызвали, – без обиняков заявила Аврора после первых чисто ритуальных приветствий и протокольных вопросов, чем окончательно подкупила Колосова, – а то прошлый раз у вашего начальника в кабинете я себя чувствовала просто ужасно. Словно у меня в кармане косяк марихуаны и меня в аэропорту на таможне застукали. Я все хотела объяснить, но…
– Что вы хотели объяснить? – Никита для начала взял самый трезвый и официальный тон, хотя так и хотелось разглядеть ее получше – вот так близко, через стол, а не на экране телевизора.
– Ну, я еще тогда все порывалась вам объяснить, что я не вдова Макса, понимаете? Не жена, не вдова, и не нужно из меня делать эту вдову, не нужно задавать мне какие-то нелепые вопросы о нем, потому что я все равно не знаю, как и что мне на них отвечать.
– Да вы не волнуйтесь. – Никита решил, что пора делать радушную мину, строгости – они с урками хороши, а тут все же женщина, и очень симпатичная. – В тот раз мы все немного не в своей тарелка были. Вы, потому что с близким вам человеком несчастье случилось. Мы, потому что вы нас посетили. Не каждый день нас такие люди посещают. Меня, после того как вы уехали, ребята из отдела прямо истерзали всего – почему да почему не взял у вас автограф? И действительно, почему я не взял у вас автограф, а?
– Потому что я давно уже не раздаю автографы, – сказала Аврора, – но у вас, наверное, времени нет болтать тут со мной, спрашивайте, что вас интересует.
– Ну, что меня интересует? Многое… Еще одного человека на тот свет отправили в этом вашем «Аль-Магрибе». Официантку Воробьеву, ту самую, что стол ваш обслуживала в тот вечер. Слышали об этом – нет?
– Слышала. Мне Потехина Марьяша звонила. Все рассказала, – Аврора говорила очень тихо.
– Мы установили, что был использован один и тот же яд. Эти убийства связаны между собой.
– И Потехина мне то же самое сказала. Она тоже так думает.
– А как вы, Аврора, думаете?
– Я не знаю. Макса… Студнева убили, эту девушку тоже… Это ужасно. Я не знаю, при чем тут я, при чем тут мы все?
– Вот вы не были на похоронах Студнева. Почему? – спросил Колосов.
– У меня ребенок заболел.
– Только по этой причине?
– Я просто не могла, не хотела. У меня не было сил!
Колосов смотрел на нее: Аврора отвечала отрывисто, резко, даже, пожалуй, зло. Но вот что удивительно, сейчас в словах ее о Студневе не было не только «избытка любви», так раздражавшего Никиту, но даже и просто печали, чисто женской жалости и сочувствия. И в то же время – Никита это чувствовал – Аврора сейчас казалась гораздо более искренней или, быть может, менее фальшивой, чем тогда, в первый свой визит в управление розыска.
– Я читал ваше последнее интервью, – заметил Колосов после небольшой паузы, – о вашем браке с Гусаровым. Вы его совсем не щадите, своего мужа.
– Я правду рассказала. Репортер меня спрашивал, вот как вы сейчас, а я ему говорила то, что было.
– Все говорили?
– Нет, не все, конечно.
– Значит, было в той вашей жизни что-то еще похуже, чем побои, оскорбления, о которых вы твердите.
– А с чего бы я тогда была вынуждена развестись? – Аврора нервно щелкнула зажигалкой, закурила. – Он меня довел, понимаете? Репортеру этого тогда не сказала. Хорошо, скажу вам, если вас это так интересует. У меня минуты были там, в доме моего мужа, когда мне только два пути оставалось – или в петлю, или в пруд с камнем на шее.
– Неужели Гусаров такой негодяй? Я его как-то видел по телевизору в шоу каком-то. Ничего, нормальный мужик, даже приятное впечатление производит: умный.
– Вы не жили с ним под одной крышей. Вы вот все меня спрашиваете… Да я сама себя спрашивала сотни раз: что с нами произошло, почему у нас с мужем получился такой ад, а не жизнь? Ответа либо совсем не существует, либо он очень простой.
– Какой же?
– Он меня возненавидел. Разлюбил и возненавидел. Я ему стала мешать, – Аврора курила, – и поэтому он меня выживал всеми возможными способами. Сначала из своего дома. А теперь, мне кажется, что и вообще… – Она вдруг умолкла, закашлялась от дыма.
Никита терпеливо ждал, потом спросил:
– Гусаров знал о вашем романе со Студневым?
– Да не было никакого романа! Слово-то какое-то бредовое… Вы поймите, между нами не было ничего серьезного, точнее, это не стало серьезным, потому что… Ну как все начиналось? Я одна осталась, все кувырком катится: жизнь, гастроли, поездки – все срывается. А тут дети, квартиру надо искать, покупать, развод, дрязги с имуществом, алименты – короче, полный финиш и жизнь с чистого листа. Вдруг появляется он. Милый, молодой, стильный, обходительный Макс. Вроде бы со средствами, вроде бы даже любит. Язык здорово подвешен, образование приличное. Ну что тут любая женщина, в том числе и я, могла подумать? Ура, улыбка фортуны – вот то плечо, мужское, крепкое, надежное, на которое можно опереться, перевести дух. Мы ведь и раньше со Студневым были знакомы. И он мне всегда казался таким. Одним словом, другим, непохожим на моего мужа, на Дмитрия. А оказалось, что… В общем, я в Максе сильно ошиблась. И как только это поняла, я с ним рассталась.
– И когда это случилось, – спросил Колосов, – прозрение и разрыв?
– Да вы не иронизируйте.
– Извините. Сорвалось… глупость. Вы расстались со Студневым почему? Что, была замешана другая женщина?
– Женщина? – Аврора презрительно подняла брови. – Нет, конечно. У Макса вечно было полно каких-то девиц. Он с кем-то постоянно сходился, расходился, выяснял отношения, спал. Меня это не касалось. Я никогда, понимаете, никогда не строила на его счет никаких планов. И замуж за него я не собиралась. Мне и одного брака вот так хватило. Макс был для меня просто как якорь, понимаете? Плечо, опора – вот что я от него хотела получить. А оказалось…
– Опору ищут как раз в браке. Но я, наверное, ошибаюсь. Значит, Студнев не оправдал даже таких надежд?
– Он ничего не оправдал и оправдывать не собирался.
– А вот я слышал, что он, напротив, был в вас очень сильно влюблен.
– От кого вы слышали? Ну признайтесь, – от Марьяши Потехиной, – Аврора грустно усмехнулась, – она такая. Добрая, сердечная, простая. И о других так же думает. И потом, она читает огромное количество любовных романов.
– Все-таки почему вы расстались со Студневым? – настаивал Колосов. – Поверьте, я интересуюсь не из любопытства.
– Верю. Вы же его убийство расследуете. – Аврора посмотрела на него пристально, оценивающе. – Мы расстались, как только я поняла, что опорой для меня он не будет, другом тоже. У него на мой счет были свои планы. И это меня не устраивало.
– Какие планы?
– Меркантильные, какие же еще могут сейчас быть планы?
– Ну, например?
– Например, он стал настаивать, чтобы, кроме бракоразводного процесса, я затеяла и гражданский процесс раздела прав на компанию «Видео-арт-группа». Студнев настаивал, что это наше с Гусаровым общее, совместно нажитое имущество и у меня там доля.
– А разве это не так? Студнев заблуждался?
– Он никогда не заблуждался ни в чем, что пахло деньгами, – отрезала Аврора, – он был абсолютно прав. Но это был совет не друга, а… Да злейший враг мне не посоветовал бы такого! А Макс не только советовал, он настаивал, злился, закатывал скандалы. Мне! Я от одного-то скандалиста еле спаслась. Студнев хотел, чтобы я письменно переуступила эту часть своих прав на компанию ему и чтобы он от моего лица судился с Гусаровым как доверенный представитель и… В общем, полный бред!
– Но он же пекся о ваших интересах.
– Он просто хотел меня использовать. Эта компания… Несколько лет назад Гусаров брал у него кредит под нее. Потом вернул деньги, расплатился. Но какое-то время они со Студневым были компаньонами. Хотя Макс всерьез шоу-бизнесом никогда не занимался.
– А чем он вообще занимался?
– Да всем, что приносило прибыль. Давал ссуды под проценты, под залог имущества, держал фирму уличной транспортной рекламы, потом вложил деньги в импорт вина. Его фирма получила какие-то сногсшибательные льготы в Молдавии и, кажется, в Абхазии. Я точно не знаю. Молдавские вина, конечно, не ахти какие, но деньги это ему приносило немалые. И я должна была приносить ему прибыль, раз уж он со мной сошелся. А я устала, понимаете, устала приносить прибыль, быть дойной коровой…
– Значит, вы отказались передать ему права на компанию, я правильно понял? – спросил Колосов.
– Да, я его вежливо послала подальше. Сказала, что это не его дело. А он… Он всегда вежливый такой был, галантный. И тут заявил мне тихо так, с улыбочкой – зря, мол, я так с ним себя веду. Что, наверное, за эту вот мою строптивость Гусаров и учил меня кулаками. Но что он не мой муж и хулиганских выходок не терпит, но строптивости женщинам тоже не прощает. У него, мол, принцип такой – всегда наказывать строптивость в женщинах. А способы для наказания есть разные.
– Вы хотите сказать, что он чем-то пытался вас шантажировать?
– Он мне сказал, что он так сильно, так страстно меня любит и всегда любил, что не может просто стерпеть, что оба мои сына – дети Гусарова. Он сказал – младший мой так ему нравится, что он когда-нибудь не справится с собой, с чувствами нахлынувшими не справится и возьмет и намекнет какому-нибудь репортеришке в припадке откровенности, что ребенок этот у меня от него.
– Да он просто дурак был, Студнев-то, – хмыкнул Колосов, – вот болван-то. Он вас к вашему мужу ревновал, только и всего. Нашел чем шантажировать! Смешно даже.
– Вам смешно? – Глаза Авроры вспыхнули и зло сузились. – Ну конечно, вам смешно!
– Да что тут такого? Я не понимаю! Ну, сморозил парень глупость. Подумаешь – это он из ревности хотел вас уязвить.
– А мне вот кажется, что он эту свою глупость где-то кому-то все-таки ляпнул, – многозначительно сказала Аврора, – иначе по какой причине его убили?
Колосов с удивлением взглянул на нее. Помолчал.
– Ах, вот что, – сказал он, – я вот вас все спросить хотел, что вы о его смерти думаете? А вы вон что, оказывается, думаете…