Сгорбившись над туалетным столиком в дамской комнате, Зоэ все еще шмыгала носом и безрезультатно промокала опухшие глаза, когда Джонет, леди Килдермор, нашла ее там, встревоженная горничной, выскочившей из комнаты, после того как Зоэ ворвалась туда с галстуком Робина на шее.
— Зоэ, дорогая!
Зоэ подняла голову, поймав в зеркале встревоженный взгляд Джонет. Та положила прохладную руку на плечо Зоэ. С черными, как вороново крыло волосами и тонким лицом Джонет была красива и уверена в себе. Зоэ, наоборот, чувствовала себя неуклюжей. Она боялась говорить, боялась, что мать Робина уже все знает, боялась, что может выдать себя, разразившись потоком слез.
Но в глазах Джонет было лишь беспокойство, она села рядом.
— Моя дорогая, что-то случилось? — спросила она, заправляя прядь волос Зоэ в прическу. — Ты выглядишь… нездоровой.
Нездорова! Вполне подходящее оправдание.
— У меня жуткая головная боль, — солгала Зоэ. — Пожалуйста, Джонет, вы пришлете ко мне Эви? Я очень хочу уехать домой.
— А-а… — Джонет кивнула, и ее губы понимающе поджались. — Я сейчас же велю подать карету твоего отца. — Потом, к позору Зоэ, Джонет наклонилась и подняла галстук, торопливо брошенный под стол.
В течение нескольких секунд Джонет почти меланхолично перебирала ткань в руках.
— Возможно, ты предпочла бы уехать с заднего двора, милая? — наконец сказала она.
Зоэ с дрожью выдохнула.
— О да, Джонет, если можно! — прошептала она, прикрыв глаза рукой. — Я… мне очень жаль. Я выгляжу как пугало?
— Нет, ты выглядишь несчастной, дитя.
Джонет тщательно свернула белоснежную ткань, лишь однажды подняв взгляд. Конечно, это похоже на мужской галстук, но как он очутился в дамской комнате? Какое оправдание можно придумать? Зоэ не могла думать ни о чем, кроме оскорбительной правды, поэтому сидела безмолвно, с каждой минутой чувствуя себя все несчастнее.
Разгладив последнюю морщину, Джонет отложила галстук в сторону и повернулась к Зоэ.
— Не надо отчаиваться, дорогая, — сказала она с едва заметной улыбкой, заправив очередной локон за ухо Зоэ. — Что бы ни произошло, это можно исправить. Всегда есть выход.
Выход был, но до того, как в комнату ввалилась виконтесса де Шеро.
Но ведь это не совсем честно? Зоэ сама загубила собственную жизнь. Она уже несколько лет была на пути к гибели и должна винить только себя.
— Ох, Джонет! — с рыданием вырвалось у нее. — Вы никогда меня не простите!
К ее изумлению, Джонет протянула к ней руки.
— Я совершенно уверена, Зоэ, что все уладится, — сказала она, быстро обняв ее за плечи. — Позволь мне прибрать твои волосы. А потом мы спустимся и найдем Эви, хорошо?
Лорд Рэннок вышел из бального зала в парк и обдумывал, что случилось с его старшей дочерью, когда почувствовал чье-то присутствие во мраке. Не поворачиваясь, он властно бросил через плечо:
— Подойдите!
Младший сын Джонет шагнул в слабое пятно света, льющегося из зала. На лорде Роберте Роуленде был лавандовый жилет, на лице кислое выражение, было ли это связано между собой, Рэннок не знал. Но жилет, бесспорно, отвратительный.
Рэннок допил кларет.
— Что вы хотите?
Молодой человек подвинулся ближе.
— Уделите мне минуту, сэр… — произнес он нерешительно. — Я собирался спросить… о Зоэ…
Лорд Рэннок свел темные брови.
— О Зоэ? — Он старался сохранять терпение, в отсутствии которого его всегда упрекала жена. — Что, черт возьми, вы хотите сказать?
Лорд Роберт неловко прочистил горло.
— Мм… сэр, видите ли, Хаверфилд… совсем не то. Учитывая, как обстоят дела… между Зоэ и мной.
— Нет, Роберт, — сказал Рэннок, задаваясь вопросом, сколько раз человек может запнуться в одном предложении. — Не вижу.
Лорд Роберт вздрогнул, словно в лицо ему ударил луч яркого света.
— Хаверфилд, конечно, хороший парень, — продолжал он. — Трезвый, образец добродетели… и все такое. Матушка его, правду сказать, мегера. Но он совсем не подходит для… для…
— Для чего, Роберт? — подгонял его Рэннок. — Ради Бога! Говорите!
— Для Зоэ, — наконец произнес лорд Роберт. Его лицо теперь было бескровным.
Маркиз долго смотрел сверху вниз на своего молодого родственника. Хотя Робин не маленький, лорд Рэннок был просто громадный.
— Хаверфилд уже сделал Зоэ предложение, — решительно заявил он. — Так что теперь это не ваше дело.
Лорд Роберт почесал голову.
— Нет-нет, я хочу сказать, сэр… я хотел бы сделать предложение Зоэ.
Рэннок отступил на шаг.
— Вы? — рыкнул он. — Вы хотели бы сделать предложение Зоэ?
— Д-да, сэр. — Если бы лорд Роберт держал шапку в руках, то сейчас скрутил бы ее в узел. — Знаете, я всю жизнь любил ее. — Он запнулся. — Безумно. Неистово. До меня это только что дошло, понимаете? Когда я услышал о Хаверфилде… Не могу вынести… что ее выдадут за него. Мое сердце этого не выдержит.
— Что за вздор?! — Рэннок наклонился и принюхался. — Снова приложился к доброму виски?
— Нет, сэр, — порывисто ответил Робин. — Трезвый, как сельский викарий, сэр, Я больше всего на свете хочу жениться на Зоэ.
Именно тогда Рэннок заметил чью-то тень. Он обернулся.
— Чарли! — рявкнул он дворецкому. — Пошлите лакея за моей женой и дочерью и велите подать карету. Тут происходит что-то странное.
Чарлз Доналдсон шагнул в открытую дверь и натянуто поклонился.
— Карета у задних ворот, сэр, — сказал он с сильным шотландским акцентом. — Я иду за леди Рэннок, а мисс Зоэ уже ждет.
Рэннок кивнул:
— Вы настоящее сокровище, Чарли. — Потом он переключил внимание на Роберта. — Что касается вас, сэр, вы, должно быть, обезумели. Я уезжаю, чтобы как следует поговорить с дочерью. Думаете, я услышу от нее историю о безумной любви?
— Н-не могу сказать, сэр. — Лорд Роберт снова вздрогнул. — Может быть… Осмелюсь сказать… вполне возможно.
— Да, — язвительно произнес Рэннок, — я тоже осмелюсь сказать, что это вполне возможно, и тогда, мой мальчик, у меня появится гораздо больше подозрений, чем сейчас.
Глава 5 В которой лорд Мерсер устанавливает правила
На следующее утро леди Рэннок вошла в личную библиотеку мужа в Стрэт-Хаусе с подспудным ощущением, что однажды уже пережила нечто подобное. К ее радости, комната оказалась пустой.
Она трусит, призналась себе Эванджелина, подходя к широкому окну, выходившему на безупречные лужайки и Темзу. За долгие годы брака она никогда не боялась мужа, но боялась за него. И слишком часто, поскольку бешеный нрав Рэннока был просто легендарен.
Чтобы успокоиться, Эванджелина оперлась руками о массивный высокий шкаф, который был центром этого бастиона. За его дверцами находилось множество мужских вещей: табак всех видов, различные сорта виски, дюжина наборов для игры в кости, бесчисленные колоды карт и засунутая за них потрепанная доска для игры в фараон. Когда они поженились, ее муж был далеко не святой, и Эванджелина не ждала, что он им станет. Она верила, что человек может измениться, но все-таки не до такой степени, чтобы превратиться в карикатуру на самого себя.
Так что еще раз придется иметь дело с его характером. Вдохнув воздух, напитанный запахом сигар и древесным ароматом одеколона мужа, она отвернулась от окна, ее взгляд блуждал по роскошно убранной комнате. Тяжелые бархатные шторы. Толстый турецкий ковер, который стоил целое состояние. Широкий письменный стол красного дерева, загроможденный бухгалтерскими книгами, перьями, чернильницами. В это царство мужа она редко заходила.
Но несколько лет назад она тоже вошла сюда утром, и по такому же поводу, как сегодняшний. Реакция ее мужа тогда была такова, что он схватил фарфоровый бюст Георга II и швырнул в окно, разбив стекло и повредив раму. Потом он велел оседлать лошадь и принести хлыст.
Эванджелина зажмурилась. Она не хотела, чтобы ее муж отхлестал лорда Роберта Роуленда! Она любила этого красивого молодого шалопая.
С другой стороны, она ничуть не заботилась о Бентли Ратледже, который скомпрометировал их подопечную Фредерику. И только подумать, как все обернулось! Ратледж, опасный, безответственный тип, одевавшийся как извозчик, посещавший самые невообразимые и отвратительные места, оказался весьма богатым, разумным и всецело преданным жене. Теперь, после нескольких лет брака, с близнецами на колене, маленьким Генри, цепляющимся за его сапог, и малышкой Франсиской на руках Ратледж выглядел скорее безумно любящим, чем опасным.
Какой из этого можно сделать вывод? — задумалась она. Лорд Роберт разочарует? Или нет? В отличие от Ратледжа Робин воспитан строгими и любящими родителями, которых не отвращала дисциплина. Его отчим теперь важный архидьякон англиканской церкви и широко известен своими добрыми делами. Мать — властная шотландская графиня, хозяйка обширных владений, которыми ловко управляла. Робина растили джентльменом в самом альтруистическом смысле этого слова. Несмотря на довольно бурную молодость, у него нет причин подвести… будущую жену.
Уверив себя в этом, наверное, в двадцатый раз за последний час, леди Рэннок остро ощутила присутствие мужа, почувствовав его аромат или услышав легкий звук его дыхания. Открыв глаза, она увидела его рядом: темные брови резко сведены, серые глаза все еще горят гневом.
— Мы готовы поговорить? — сказал он. — Маклауд застал меня в конюшне. Я искал хлыст.
— Хлыст?
— Да, у меня такое чувство, что он мне понадобится, — бормотал Рэннок, запустив руку в темные волосы, тронутые на висках серебром.
Эванджелина взяла мужа за руку и потянула к креслам у камина. Опередив вчера его любопытство, она выиграла достаточно времени, чтобы убедить Зоэ объясниться. История бедной девочки была не слишком удивительна, Эви давно подозревала, что между падчерицей и лордом Робертом существует нечто большее, чем детская дружба.
Рэннок резко опустился в кресло. С горящими глазами, сжатыми челюстями, упрямым подбородком он, казалось, пребывал в страшном гневе, не знай она его хорошо.
— Теперь я все выясню, Эви, — сказал он серьезно. — И знаю, что ты все сделаешь, чтобы выгородить Зоэ, но не на этот раз. Ты меня поняла?
Она устало кивнула.
— Есть и хорошие новости. Нам не нужно сегодня принимать сэра Эдгара.
— Да. — Рот ее мужа, напряженно скривился. — А плохие?
— Гм… боюсь, Зоэ вчера вечером застали за… э-э… поцелуем с лордом Робертом. К сожалению, они были одни в кабинете лорда Мерсера. Конечно, это неподобающе даже для друзей и дальних родственников. За годы знакомства они стали слишком фамильярные.
— За поцелуем? — с отвращением проворчал Рэннок. — Тогда его дурацкое сватовство понятно. Об этом и речи быть не может.
— Сватовство? — выпрямилась в кресле Эванджелина. Муж искоса бросил на нее настороженный взгляд.
— Да, я тебе об этом говорил, но ты была слишком занята Зоэ. Что Джонет нашептала тебе на ухо вчера вечером?
Эванджелина покраснела.
— Свои подозрения. — Ее голос неуверенно дрогнул.
— Эви! — предостерегающе сказал Рэннок. — В чем дело? Говори начистоту.
Она решила, было не рассказывать ему все. Но у нее нет секретов от мужа. Нет, даже ради Зоэ.
— Это было больше чем поцелуй, — наконец сказала она. Лежавшая на подлокотнике кресла рука мужа сжалась в кулак.
— Больше? — рявкнул он. — Что?! Что видела Джонет? Эванджелина не могла выдержать его пристальный взгляд.
— Это… это не Джонет видела, — ответила она, потупившись.
— Проклятие, — выговорил Рэннок. — Тогда кто?
— Виконтесса де Шеро, — прошептала жена.
— Кто?! — Черные брови Рэннока сдвинулись еще сильнее. — Кто, черт побери, эта виконтесса де Шеро?
— Любовница Мерсера.
— Эта злобная французская шлюха? — Рэннока это явно оскорбило. — Я думал, он дал ей отставку.
— О Господи! — вставила Эви. — Надеюсь, он этого не сделал?
Рэннок пренебрежительно фыркнул.
— Вчера у Джонет эта особа устроила отвратительную сцену, наблевав в вазу с пуншем, — ответил он. — Всем рассказывала, что ей сделалось дурно, прижимала руку к животу и только что не сказала, что беременна от Мерсера.
Оба одновременно подумали об одном и том же. Суставы сжатого кулака Рэннока начали белеть.
— О Господи! — выдохнула Эви. — От нее пощады не жди. Она станет поливать грязью бедную Зоэ, лишь бы досадить семье Мерсера.
Рэннок хрипло втянул воздух.
— Эви, — спросил он, едва сдерживая ярость, — что она видела?!
Эви уронила голову на руки.
— О Боже! — пробормотала она. — Они были… эээ… немного в беспорядке, И Зоэ… в общем, она, возможно, была немного…
— Ну?!
— Мм… у него… на… коленях.
— На коленях! — Рэннок произнес это как смертный приговор. — Раздетая у него на коленях? Это ты имеешь в виду? Проклятие! Продолжай! Случилось что-нибудь похуже? Они… они…
Даже лорд Рэннок не мог выговорить остальное. Эви понимала, что для любого любящего отца почти невыносимо вообразить дочь в объятиях другого мужчины, а уж представить нечто более интимное… этого не снесет никакой отец.
Но, в конечном счете, все это переживали. Таковы уроки человеческой натуры. Хотя этот… этот урок более мучителен. Он предполагает, что честь дочери поругана, сама она подвергнута суровой критике, и что общество шепчется о худшем. Именно этого Рэннок боялся последние три года, а может быть, и всю жизнь Зоэ. Она неудержимая, страстная. У нее склонности отца и экзотическая красота матери. Рэннок давно опасался, что такая комбинация приведет к гибели.
Эви смотрела в пустой камин. У нее сердце разрывалось, она боялась, и на этот раз серьезно, за свою падчерицу. Для нее Зоэ все еще была наивной девочкой с широко распахнутыми глазами, которую она приняла в свое сердце, выйдя замуж за ее отца. Она любила Зоэ как родных троих детей, которых родила Рэнноку. А порой любила даже сильнее, поскольку Зоэ больше страдала, а другим эти страдания были неведомы.
— Все так скверно, Эллиот, — прошептала она. — Зоэ и лорд Роберт должны сейчас же обручиться.
Рэннок с маской муки и гнева на лице вскочил и, шагнув к шкафу, замолотил по нему кулаком так, что пробки одна не выскочили из подпрыгнувших графинов с виски.
Эви поднялась следом за ним.
— Эллиот, умоляю, перестань!
— Я должен был отправить ее в Шотландию! — Скрипнув зубами, он снова грохнул кулаком по шкафу. — Мне нужно было меньше думать о моих желаниях и больше о ее безрассудстве и отправить ее туда давным-давно. Если бы я исполнил свой долг, Эви, девочка не погибла бы.
— Нет, она была бы несчастна, — тихо сказала жена. С нечеловеческим стоном Рэннок сжал горлышко китайской вазы династии Мин так, что пальцы побелели.
Эванджелина быстро положила ладонь на его руку.
— Пожалуйста, любимый, — сказала она. — Мистер Кембл с такими муками приобрел эту вазу. Если ты выбросишь ее в окно, Зоэ это не поможет. Давай сядем и подумаем, что мы должны сделать.
— Только вызвать ее сюда, черт побери! — выдавил Рэннок, упершись руками в шкаф. — Больше нечего делать. — Слова были сказаны с таким смертельным гневом, что Эви заставила мужа обернуться… и была потрясена, увидев блеснувшие в его глазах слезы.
— О, Эллиот!
Он смотрел на нее, в его глазах было море печали, два десятилетия тревоги и вины. И тогда она поняла, что он гневается на самого себя и знает, что гнев теперь ничего не решит. Воинственный настрой вдруг покинул его, широкие плечи поникли. Такая нетипичная капитуляция взволновала Эванджелину едва ли не больше, чем вспышка гнева.
— Эви, ты старалась, — прошептал он, его лицо сморщилось от горя. — Видит Бог, как ты старалась. Но Зоэ наполовину я, наполовину ее мать. И вся материнская доброта на этой земле, возможно, не преодолела бы такой проклятой крови.
— Успокойся, любимый, — приговаривала Эванджелина, притянув мужа к себе. — Ты хороший человек, прекрасный. И ты замечательный отец всем нашим детям. Я не допущу, чтобы ты говорил дурно о себе самом или о Зоэ. Ты меня слышишь?