– Могли бы вы оградить меня впредь от подобных провокаций, сэр, – спросила она сухо, сквозь зубы.
Он рассмеялся.
– И пропустить такие сеансы колдовства, как этот? Нет, дорогой мальчик, я не откажу себе в удивлении и любопытстве, ни ради мужчины, ни ради женщины, ни ради ребенка. Во мне так мало осталось этого любопытства.
– Не щадя никого, не так ли? Даже больных детей? Или вы считаете меня достаточно выздоровевшим, чтобы я мог встать, капитан?
– Так ты мужчина или плакса?
– Кто я?
– Ты не плакса?
Грязный мужик. Он подзуживает ее, используя ее гордость. Мальчики двенадцати лет очень гордые, что, без сомнения, он учел. Девочка такого же возраста уже залилась бы слезами. Но парень скорей умрет, чем признает, что он обижен, расстроен. Черт возьми, она женщина, которая не хочет ничего, кроме как дать ему по физиономии, но не может, потому что Джорджи, которым она притворяется, такие вещи делать просто не может.
Она смотрела на него и видела, что он прямо-таки готов к целой серии сарказмов и только и ждет от нее какого-нибудь ответа, чтобы начать.
– У меня есть братья, капитан, все они старше, чем я, – сказала она ему холодно. – Поэтому всякие подколки и подтрунивания не являются чем-то новым для меня. Мои братья находят в этом удовольствие… хотя, я уверен, не такое, как вы.
– Хорошо сказано, паренек!
На его физиономии было написано удовольствие. О, если бы была возможность дать по этой роже до того, как она покинет корабль!
Но новая волна чувства поднялась в ней, когда этот человек наклонился, ощупывая ее подбородок точно так же, как это делал мистер Шарп, исследуя ее лицо. Однако, в отличие от мистера Шарпа, прикосновения капитана очень нежны. Двумя пальцами он касался ее левой щеки.
– Много мужества и, как сказал Конни, ни одного усика. – Пальцы ползли медленно по ее щеке к подбородку, очень, очень медленно, очень возбуждая ее. – Отлично, дитя.
Джорджине снова стало плохо, начались боли в животе. Но они прекратились сразу же, как только капитан убрал свою руку. Все, что ей оставалось делать, – это лежать на спине, но он неожиданно вышел из каюты.
ГЛАВА XIII
Боли в животе у Джорджины прошли быстро, но понадобилось добрых пять минут, прежде чем ее тревожные мысли успокоились и она поняла, что осталась одна в каюте. Когда она это поняла, то издала такой вопль отвращения, который был бы, конечно, услышан за дверью каюты, если бы кто-нибудь оказался там случайно. Но там никого не было, в чем она убедилась, открыв дверь.
Бормоча себе под нос по поводу кирпичных стен и отвратительных английских лордов, она поднималась по ступенькам и была на полпути к цели, когда вдруг вспомнила, что ей приказано спать в кровати. Она помедлила. Что делать, однако? Ну, определенно, она не вернется в кровать, несмотря на этот глупый приказ. Ее главная задача – разыскать Мака и каким-нибудь способом покинуть «Принцессу Анну», пока не поздно.
Однако неповиновение приказам капитана – отнюдь не маленький проступок. Не имеет значения, в какой форме этот приказ был отдан или из каких соображений. Поэтому… она должна быть уверена в том, что капитан не заметит этого неповиновения.
Ну а если он не отошел далеко? Сегодня ей вообще как-то не очень везет… Нет, она должна рассуждать здраво. Если бы он был в поле ее зрения, она могла бы подождать минуту-две, чтобы дождаться его ухода или обмануть его, но не дольше. Ей нужно на палубу, независимо от того, там он или нет. Она всегда сможет объяснить свое появление желанием бросить последний взгляд на Англию.
Так уж получилось, что она решила не тратить зря времени. Капитана не было видно поблизости. Но, к сожалению, не было и Мака. Она постояла немного, привыкая к яркому свету. Вокруг был океан. Берега Англии еще виднелись вдали, но становились все меньше и меньше.
Джорджина понимала, что ее шансы покинуть корабль сводились к нулю. Она посмотрела в небо, чтобы определить, который час. Неужели было так поздно, когда она несла поднос с едой для капитана? Взглянув на раздутые паруса, можно было убедиться, что корабль извлекает все, что может, из штормовых ветров, уносивших его в море. Англия остается позади. Она пошла вниз, желая найти капитана.
Ее охватил гнев. Будь он трижды проклят – надоедал ей со своими поучениями, рассуждениями, издевательствами, а она упустила время. Сейчас же… черт подери, она в ловушке на этом корабле, и теперь ей придется снова терпеть его издевательства. Неужели он не понимает, что ему доставляет
– Да и не думал, знаешь, – отвечал Джеймс. – Но когда она узнала меня, она решила бежать с корабля.
– Она что, сказала тебе об этом?
– Нет, но это было написано у нее на лице.
– Не люблю вдаваться в детали, старик, но ведь она все еще здесь.
– Конечно, здесь, – сказал Джеймс. – Но это только потому, что я задерживал се в каюте, пока не стало поздно для нес делать какие-либо глупости. Она вышла на палубу не погулять. Она высматривала возможность сбежать… и, наверное, проклинала меня за то, что теперь поздно.
– Ну что ж. Она больше не повторит ошибки – ходить по палубе где попало. Удар по уху послужил хорошим уроком.
– Но теперь Тиддлз сильно настроен против нее. Арти тоже был готов дать ей поджопник и дал бы, если бы меня не оказалось поблизости. Ты бы слышал, каким приказным тоном она разговаривала с ним.
– А ты не предполагал, что «мальчик» – леди?
Джеймс пожал плечами.
– Да, она набила руку в приказаниях, кто бы она ни была.
Образованна или по крайней мере здорово изображает таковую.
Шутливый тон вдруг оставил Конни.
– Будь я проклят, но это заставляет смотреть на вещи иначе.
– Черт возьми, да. Но ведь не я напялил на нее эти брюки. А кем она была, по-твоему? Портовой шлюхой? – Молчание Конни было красноречивым ответом и вызвало смех со стороны Джеймса. – Ага, ты становишься кавалером, Конни. Тебе это идет не больше, чем мне. Эта хитренькая бестия может быть даже принцессой, мать ее, но пока время не настало, она остается каютным юнгой. До моих особых распоряжений. Если она решила играть эту роль, я заставлю ее играть по-настоящему.
– До какого времени?
– Пока мне не надоест. – Потом, видя, как шотландец выпустил свою жертву, он добавил. – Ад и огонь. Никакого кровопролития! А я бы…
– Кости переломал, полагаю. – Конни вздохнул. – Мне кажется, ты принимаешь все близко к сердцу…
– Вовсе нет. Я просто не могу видеть, как бьют женщину.
– Не есть ли в этом нечто новое для тебя? Послушай, Джеми, дружок, – добавил он поспешно, когда Джеймс повернулся к нему. – Почему бы тебе не сберечь эти убийственные взгляды для команды, когда это необходимо… Ну ладно, – закончил он, видя, как Джеймс шагнул по направлению к нему. – Беру все слова обратно. Ты, мать твою, настоящий защитник всех женщин.
– Ну не настолько.
К Конни снова вернулось его шутливое настроение, когда он взглянул в лицо приятеля.
– Только ты какой-то чувствительный сегодня.
– Чувствительный? Я? Только потому, что я не переношу вида тех, кто поднимает руку на женщину.
– Мне кажется, нужно отметить следующее. Тиддлз не знал, что ударил женщину.
– Не важно, хотя принимаю это возражение. Однако били ребенка. Есть ли разница? Скажи, сбил бы он с ног Макдонелла, если бы тот также оказался у него на пути?
Конни вынужден был согласиться.
– Сомневаюсь.
– Вот так-то. А поскольку нам нужно положить конец этой склонности к рукоприкладству, а шотландец разочаровал нас, нужно что-то придумать.
– Думаю, она обратит на это внимание.
– Ее пожелание здесь ни при чем. Если в следующий раз я увижу мистера Тиддлза, хорошо бы мне иметь молитвенник в руке.
Джеймс говорил не о религиозной книге. Он имел в виду кусок пемзы. Стоя на четвереньках, этими кусками натирали палубу. Это была одна из самых неприятных работ на корабле.
– Ты хочешь заставить его драить палубу, на которой нет ни пятнышка? – уточнил Конни.
– И не меньше четырех вахт…
– Черт подери, за шестнадцать часов на четвереньках он сдерет всю кожу с колен. Да он зальет палубу своей кровью.
Замечание Конни не изменило намерений Джеймса, поскольку тот сказал:
– Возможно. По крайней мере, кости у него останутся целы.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это только подтолкнет его к тому, чтобы еще больше обижать твоего «паренька».
– Вовсе нет. Уверен, ты можешь обнаружить кое-какие перемены в парне, который перенес подобное наказание. Даже порванная одежда уже действует на него. Его рубашка осталась цела после столкновений с кулаками Макдонелла. Но, думаешь, урок на него не подействовал? Если ты ищешь виновных, то тебя, дорогой друг, следовало бы ударить, а не Джорджи.
– Большое спасибо, – сказал Конни. – Ты мог бы оставить все как есть, знаешь. Они сами справятся со своими проблемами.
Джеймс наблюдал, как двое Макдонеллов шли по направлению к мачте. Джорджи прижимал руку к ушибленному уху.
– Сомневаюсь, что они смогут. Но я, несмотря ни на что, смогу. Поэтому я собираюсь наказать кого следует, Конни. Если не то наказание, так другое, может быть, «девятихвостая кошка». А если ты хочешь поговорить по поводу крови, которая забрызгает палубу…
– Опять проблема с кирпичными стенами, да? Это тот говнюк, который ударил тебя? Надо было тебе не мешать, я бы его избил посильней.
– Я имею в виду капитана, – шептала Джорджина, уводя Мака в ту сторону палубы, где никто не мог бы их слышать. – Это и есть тот самый двухтонный бык, который вышвырнул меня из таверны в тот вечер, который мне хотелось бы забыть.
Мак остановился.
– Ты хочешь сказать, что тот светловолосый тип и есть кирпичная стена?
– Он наш капитан.
– О, тогда это нехорошая новость.
Она повторила.
– Разве ты меня не слышишь? Капитан Мэлори – тот самый человек.
– Я слышу тебя хорошо. Но ведь ты не была заперта. Разве он тебя до этого не видел?
– Он не узнал меня.
Мак поднял брови, не потому что его удивил ответ, а потому что Джорджина говорила так, будто сожалела.
– Он тебя хорошо рассмотрел?
– Сверху донизу, – настаивала она. – Он просто не запомнил меня.
– Ладно, давай обсудим это, Джорджи. У них башка была в тот вечер занята другими вещами. Они крепко пьянствовали. А некоторые мужики после таких пьянок забывают собственное имя.
– Я думаю, так и произошло. – Она немного подумала и сказала: – Мне было плохо, я пережила шок, узнав его. Он до сих пор ничего не помнит. Однако может вспомнить, если увидит тебя.
– Это проблема, – сказал Мак задумчиво. Он посмотрел в сторону Англии, которая едва угадывалась на горизонте.
– Поздно, – сказала она, как бы читая его мысли.
– Да, – подтвердил он. – Пошли. Здесь слишком много ушей.
Он повел ее на нижние палубы, в какое-то складское помещение. Джорджина разглядывала канаты, а Мак думал, вздыхая и щелкая языком.
Джорджина терпела, сколько могла, потом спросила:
– Ну, и что нам теперь делать?
– Я постараюсь избегать встречи с ним как можно дольше.
– А потом?
– К тому времени, надеюсь, отращу себе какую-нибудь рыжую растительность на лице, – сказал он, ухмыляясь. – Хорошая маскировка. Не хуже твоей, думаю.
– Неплохо, – сказала она, обрадовавшись, но ненадолго. – Это решает только одну проблему.
– А я и думал, что у нас только одна.
Она покачала головой.
– Мы также должны обдумать способ, как мне избежать общения с этим человеком.
– Ты понимаешь, что это невозможно, кроме разве что заболеть. – Он засиял, думая, что нашел выход. – Ты могла бы почувствовать себя плохо, не так ли?
– Это не сработает, Мак.
– Сработает.
Она снова покачала головой.
– Сработало бы, если бы я спала там, где мы условились. Но теперь мне приказано спать в другом месте. В каюте капитана.
– Что?!
– Я возражала, конечно, но этот грубиян настаивал. Он считает, что я могу понадобиться ему в середине ночи. Но что можно ожидать от напыщенного английского лорда?
– Тогда надо было рассказать ему.
Тут настал ее черед возмутиться, вскочив на ноги.
– Что? Ты понимаешь, что говоришь?
– Лучше поверь мне. – Мак кивнул головой для большей убедительности. – Ты не можешь делить каюту с человеком, который не является твоим другом и не испытывает к тебе добрых чувств.
– Но он думает, что я мальчик.
– Это не имеет значения. Твои братья…
– Они не узнают, – сказала она сердито. – Ради Бога, если ты скажешь Мэлори, кончится тем, что я все равно буду делить с ним его каюту, но таким способом, каким мне меньше всего хотелось бы. Ты подумал об этом?