Однажды Юра по старой привычке пошел на Лену. На причалах возле большой самоходной баржи суетился черноволосый, цыгановатого вида человек. Вдвоем с шофером стоявшей рядом трехтонки они никак не могли скатить с баржи большую железную бочку.
После очередной неудачной попытки черноволосый в сердцах ткнул бочку ногой и повернулся к берегу.
— Эй, парень, — закричал он, увидев Юру, — давай сюда! Помоги!
Юра сначала хотел встать и уйти, но потом ему стало стыдно. Люди работают, мучаются, а он сидит бездельничает. Надо помочь.
Втроем они быстро скатили бочку на землю. Теперь нужно было вкатить ее в кузов. Шофер положил на край кузов две жердины, но бочка оказалась такой тяжелой, что поднять ее удавалось только на половину требуемой высоты. Дальше ничего не получалось.
Юра увидел в кузове моток толстой веревки. Он обернул веревку вокруг бочки, один конец крепко привязал к крыше кабинки, а другой стал медленно тянуть на себя. Черноволосый и шофер, поняв его замысел, поддерживали бочку по бокам. Дело пошло веселее. Через несколько минут непокорная бочка была водворена на место.
Хозяин бочки влез к Юре, шофер закрыл борта, сел за руль, и машина тронулась с места.
— Ты кто такой будешь? — спросил черноволосый, доставая из кармана пачку папирос.
— Да так, никто, — угрюмо ответил Юра.
— Ага, понятно. Капитан Немо, — быстро проговорил черноволосый, закуривая.
Юра удивленно взглянул на своего собеседника.
— Почему капитан Немо?
— А потому что Немо в переводе с латинского — никто, ничто. Жюля Верна читал?
Юра усмехнулся.
— Я его наизусть знаю.
Черноволосый вынул изо рта папиросу и с интересом стал разглядывать крепкого, коренастого парнишку с открытым, смелым лицом.
— А ты, парень, кто такой все-таки будешь? Каким родом деятельности занимаешься?
— Абитуриент, — коротко бросил Хабардин. — Даже бывший. В настоящее время неудачник, капитан разбитого корабля, паразит на здоровом теле общества.
Юра злобно плюнул за борт машины и отвернулся.
— Ну-ка, ну-ка, расскажи, — заинтересовался черноволосый. — Ты еще, оказывается, и Чайльд-Гарольд, так сказать, Евгений Онегин из Киренска. Любопытно!
И Юра рассказал этому совершенно незнакомому человеку все-все: и о своих мечтах, и о мореходном училище, и о проклятом «иксе», который так и не вышел за скобку, погребя тем самым на дне бассейна № 2, непрерывно наполняющегося водой, все честолюбивые мечты молодого абитуриента.
— Значит, новая Атлантида так и не поднялась со дна бассейна номер два? — спросил черноволосый.
— Не поднялась, — печально вздохнул Юра.
Трехтонка въехала на киренский аэродром и остановилась возле двухмоторного самолета. Ее ждали. Несколько человек быстро подняли бочку в кабину.
— Все? — крикнул пилот.
— Давай! Счастливый путь! — крикнул Юрин спутник и махнул рукой.
Когда самолет скрылся за кромкой леса, черноволосый взял Юру под руку и повел к зданию аэропорта.
— Ну вот что, гражданин юный Вертер с киренской пропиской, — говорил он по дороге. — На все, что ты говорил мне в машине, наплевать и забыть. Новая Атлантида нехай остается на дне бассейна номер два. А вот если хочешь быть человеком, приходи завтра сюда на аэродром в шесть часов утра с вещами и со справкой от папы с мамой, что отпускают тебя на все четыре стороны.
— Это зачем? — удивился Юра.
— Будешь работать у меня, в геологоразведочной партии. Ты мне, парень, чем-то нравишься. Чердачок у тебя, видно, не пыльный — насчет веревки, когда бочку поднимали, ты это хорошо придумал. Силенка есть. Жюля Верна опять же наизусть знаешь. В общем геолог из тебя получится.
— А что вы ищете?
— Алмазы ищем, в тайге, на Нижней Тунгуске.
— Алмазы? — переспросил Юра, и рот его сам по себе остался незакрытым.
— Ага, алмазы, — спокойно ответил черноволосый. — И найдем. Ну?
Юра остановился.
— Прямо так завтра и приходить?
— Прямо так и приходить.
— А как же мореходка? Я же капитаном хочу стать.
— А ты у нас год поработай. Не понравится — уйдешь будущей весной в свою мореходку.
Юра смотрел в черные веселые глаза своего собеседника и чувствовал, что сейчас, именно в эту минуту должно произойти что-то очень важное и решающее в его жизни.
— А кого спросить завтра на аэродроме? — спросил он, проглотив подошедший к горлу комок.
— Спроси Файнштейна, — ответил геолог и хитро подмигнул Юре.
Так в 1947 году на аэродроме города Киренска началась дружба между иркутским геологом Григорием Файнштейном и киренским подростком Юркой Хабардиным. Забегая немного вперед, скажем, что дружба эта привела вот к чему: десять лет спустя, в 1957 году, в опубликованном 21 апреля списке геологов, принимавших участие в разведке промышленных месторождений якутских алмазов и удостоенных за это выдающееся открытие звания лауреатов Ленинской премии, рядом с фамилией Файнштейна стояла и фамилия Хабардина. Забегая еще дальше, скажем и о том, что осенью 1957 года бывший «абитуриент» и неудачник, а ныне известный всей стране геолог Юрий Иванович Хабардин Указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден орденом Ленина. По этому же Указу орден Ленина получил и Файнштейн.
…Как и все мальчишки, выросшие на Лене, на широком таежном раздолье, Юрка Хабардин был ухарь и. «отчаюга». Ему ничего не стоило, например, залезть на пятидесятиметровую лиственницу, а потом совершить оттуда головокружительный двухминутный спуск на одних руках, похожий для человека, не посвященного в таежные тайны, на естественное падение. Он переплывал вплавь бурные реки, которые не решались форсировать даже на лодках опытные плотовщики, он ходил один на один с рогатиной на медведя, он участвовал в знаменитом штурме самого грозного и непроходимого вилюйского порога Улахан-Хана. Все затаенные страсти путешественника и искателя приключений проснулись в нем и требовали яркого, необычного проявления.
Жизнь в тайге, ночевки у костров, маршруты по долинам северных рек, романтика поиска — все это так захватило Хабардина, что о мореходном училище, о поднимающейся со дна океана «Стране Хабардинии» он забыл в первый же год работы в Тунгусской экспедиции, в геологоразведочной партии Григория Файнштейна. Вернее, не забыл. Он помнил о ней все время. Но нижнетунгусская тайга, загадочные бастионы и замки выветренных древних горных пород — это и была та самая новая Атлантида, «страна Хабардиния», о которой Юра мечтал в детстве. Здесь Юра нашел все, к чему стремился.
Геологи Тунгусской экспедиции как бы продолжали пути первых русских землепроходцев, впервые вышедших на могучие притоки сибирских великанов — Енисея и Лены. И если неприступные горы и свирепые реки уже были нанесены землепроходцами на карты, то геологам предстояло справиться с не менее трудной и серьезной задачей: среди этих неприступных гор, в долинах этих свирепых рек найти и нанести на карту первые месторождения алмазов.
Юра попал в тайгу зеленым юнцом, прямо со школьной скамьи. И тайга стала для него настоящей школой жизни. Профессия геолога выработала в недавнем десятикласснике лучшие человеческие качества: выдержанность, настойчивость, неприхотливость. В двадцать лет Юрий Хабардин, повзрослевший, возмужавший в суровых северных походах, превратился из мечтательного мальчишки-ухаря в спокойного, уверенного в себе, волевого мужчину. Нелегкая жизнь в таежных джунглях, упорное единоборство с жестокой природой закалили и воспитали его. Он стал великолепным охотником, прекрасным следопытом. Юра теперь даже не представлял себе, что он мог когда-то думать о том, что на свете есть более интересные профессии, чем профессия геолога.
Бродя со своим другом и наставником Григорием Файнштейном по якутской тайге, Хабардин все глубже и глубже проникал в захватывающие тайны геологий. Интереснейшая, древнейшая история Земли разворачивалась перед ним. Сложные и стройные закономерности, по которым жили недра нашей планеты много миллионов лет назад, вводили Юру в святая святых храма науки. Стратиграфия, геоморфология, тектоника — эти отрасли научного познания земной коры, оперировавшие тысячелетиями и эпохами, рисовали перед пораженным юношеским воображением величественные картины горообразования, опускания морского дна, извержения магмы из глубочайших земных колодцев.
У Юры захватывало дух, когда по вечерам, сидя у костра на берегу какой-нибудь безыменной таежной речки, в окружении выветренных гигантских каменных столбов, похожих на молчаливых стражников, он слушал рассказы Файнштейна о том, как много лет назад Сибирская платформа была покрыта бурлящими алмазными вулканами, как высоко в небо поднимались мощные алмазные фонтаны, как образовывались знаменитые алмазные жерла — легендарные кимберлитовые трубки, которые искали в тайге геологи.
Наслушавшись этих необычных рассказов, Юра уходил в тайгу, ложился на мох и, заложив руки за голову, подолгу смотрел на испещренное звездами небо. Смелые проекты и планы обуревали его. Найти свою «новую Атлантиду» — таинственную кимберлитовую трубку, свою «страну Хабардинию»! Найти во что бы то ни стало! Эта мысль крепко засела в его упрямую голову.
По тайге Юра возил с собой книжки. Премудрости геологической науки здесь, в тайге, в соединении, так сказать, с естественными «наглядными пособиями», давались легко. Двойной курс высшей школы — теоретический и практический — Хабардин прошел так быстро, как, пожалуй, ни один из его сверстников. Уже на третий год работы в экспедиции Файнштейн стал поручать ему исследования, которые были под силу только инженерам-геологам.
Юра блестяще справлялся с ними. Совершенно самостоятельно он исследовал русла рек Чирко, Чеки, Лахарханы, Нижнего Вилюя, Ыгыатты. Его отчеты о маршрутах и геологических работах были четки, ясны, давали выразительную картину поисковых перспектив в этих районах. О воспитаннике Григория Файнштейна заговорили в экспедиции как об одном из самых способных молодых геологов. Многие удивлялись: такой молодой — всего двадцать два года, а уже успел кончить институт и завоевать репутацию отличного производственника и опытного таежника! А когда им говорили, что никакого института Хабардин не кончал, удивлялись еще больше.
Вскоре Юре поручили ответственное задание: во главе большого поискового отряда исследовать русло реки Моркоки. На Моркоке до Хабардина никто из геологов-алмазников еще не работал. Хабардин справился и с этой задачей.
После маршрута по Моркоке Юра уехал в отпуск. Через месяц, возвращаясь на центральную базу экспедиции, он случайно заспорил в самолете с каким-то незнакомым геологом о быстроте течения воды в Моркоке.
— Давайте все вычислим на бумаге, — говорил геолог, рисуя в блокноте русло Моркоки. — Вот здесь у нас устье реки, вот здесь Хабардино, здесь…
— Что, что? — перебил его Юрий. — Что вы сказали?
— Я говорю, что вот здесь устье реки, а вот здесь Хабардино — так называют теперь это место, по имени геолога Хабардина, работавшего здесь в прошлом году.
— Кто называет? — спросил Юра, чувствуя, что все внутри у него опускается куда-то вниз.
— Да вы что, за картами новыми не следите? — рассердился геолог. — Все в экспедиции так называют. И на картах это название есть.
Все дальнейшие объяснения о быстроте течения Моркоки Юра слушал рассеянно.
Не споря, он соглашался со всеми теоретическими вычислениями своего пунктуального собеседника, к немалому удовольствию последнего.
Прилетев в Нюрбу, Юра, не заходя домой, побежал в геологическую библиотеку экспедиции и попросил карту Моркоки. На том месте, где в прошлом году он вместе с товарищами по отряду поставил две рубленые избушки, мелкими черными буковками было выведено: «Хабардино».
Ранней весной 1955 года в библиотеке Амакинской экспедиции, где работали не имеющие отдельных кабинетов молодые геологи, висел красочный плакат. На нем аршинными буквами было намалевано двустишие:
На удивленье всей Европе
В Сибири найдены пиропы.
…Последний день существования тайны коренных алмазных месторождений — кимберлитовых трубок — был уже близок. Год назад Лариса Попугаева по «пиропной» методике Н. Н. Сарсадских нашла «Зарницу». Геологов Амакинки охватила настоящая «пиропная лихорадка». Все вспоминали, что в прошлогодних маршрутах находили массу похожих на пиропы красноватых камешков, но, не зная, что это путеводитель к трубкам, спокойно выбрасывали их. Теперь же, когда красный пироп был объявлен «официальным» спутником алмаза, найти трубку в местах старых маршрутов, по мнению геологов, было очень легко.
Вообще весной 1955 года среди геологов Амакинской экспедиции царило радостное оживление. Чувствовалось, что именно в этот полевой сезон должен произойти решающий перелом в поисках коренных месторождений. Силой и убедительностью пиропового метода были покорены все. Ждали только, пока сойдет полая вода, чтобы тронуться в путь за кимберлитами по пироповой «стежке-дорожке».
Обилие пиропов на притоках Вилюя и Мархи говорило о том, что в бассейне этих рек возможно существование колоссальных по своим богатствам кимберлитовых полей, гораздо более богатых, чем знаменитые южноафриканские поля голубой земли — «блю граунд». И хотя будущие сокровища еще не были открыты, молодежь экспедиции уже считала, что Якутия оставила Южную Африку далеко позади. И поэтому, когда кто-нибудь в разговоре упоминал Южную Африку, молодые геологи дружно затягивали:
Не нужен нам берег турецкий,
И Африка нам не нужна…
И вообще в те предвесенние дни в экспедиции много шутили. Например, считалось, что красный пироповый цвет обладает волшебными, магическими свойствами: для того чтобы найти трубку, нужно быть облаченным во все красное. Тем, кто брал под сомнение этот «поисковый признак», указывали на Попугаеву: Лариса, прилетевшая в алмазную столицу несколько дней назад из Ленинграда, щеголяла по Нюрбе в красных лыжных штанах, в которых она в прошлом году открыла «Зарницу». Попугаевой предлагали за «пироповые штаны» «крупные» суммы, но Лариса отвечала покупателям, что не может продать штаны по двум причинам: во-первых, они дороги ей как память; а во-вторых, штаны, в которых открыто первое в Советском Союзе коренное месторождение алмазов, естественно, не могут быть оценены ни в одной из существующих на свете валют.
…Вместе со всеми готовился к наступлению на кимберлиты и Юрий Хабардин. Его отряд еще с зимы был заброшен в район недавно разведанных алмазных россыпей на реке Малая Ботуобия. «Весновали» месяца полтора. Юрий часто выходил из палатки, которая стояла на том месте, где сейчас вырос поселок Новый, и подолгу глядел на залитые талой водой косы реки, в которых была скрыта путеводная пироповая нитка.
Наконец вода сошла.
— Можно выступать, — сказал Юра, в последний раз осмотрев косы.
Никто в отряде не мог и предполагать, что всего через несколько дней будет открыта знаменитая «Трубка Мира».
Вот как это произошло.
…10 июня с места стоянки 132-й поисковой партии Амакин-ской экспедиции на реке Малая Ботуобия вышел в поисковый маршрут отряд геолога Юрия Хабардина. Отряд был небольшой: геолог Катя Елагина, старший коллектор Володя Авдеенко, каюр-проводник якут Иннокентий Иевлев. В распоряжении отряда было пятнадцать оленей.
На второй день пути геологи вышли к небольшой таежной речке Ирелях. Беря через каждые триста-пятьсот метров пробы, двинулись вниз по течению. В речных косах и на перекатах сразу же обнаружили алмазы и пиропы.
— Где-то совсем рядом лежит трубка, — задумчиво сказал Хабардин вечером на привале.
На следующий день геологи вышли в повитую туманами, заболоченную долину. Это и был будущий Лог Хабардина. Тогда он был пустынен и охвачен мрачным таежным безмолвием. Только маленький ручеек сиротливо булькал в густой траве, прыгая с камешка на камешек.
Юра пошел к ручью напиться. Зачерпнув ладонью воды, он вдруг выплеснул ее обратно и громко закричал:
— Сюда, скорее сюда!
Когда все подбежали к нему, Юра запустил руку на дно:
— Смотрите, сколько пиропов!
На ладони у Хабардина лежала горсть крупных спелых «вишен».