Он предупредил Эмми, что задержится, и сел в машину. Оказалось, что Патрик живет, в красивом, но несколько ветхом георгианского стиля доме на площади рядом с Эссекс-стрит. Повальное нашествие в этот район художников и интеллектуалов способствовало обилию выкрашенных в яркие цвета входных дверей и оконных рам, но в целом все вокруг выглядело запущенным и убогим. Не оказался исключением и дом, в котором жил Патрик Уэлш.
Входная дверь была не заперта. Следуя указаниям Патрика, Генри поднялся по шаткой лестнице на второй этаж и очутился перед дверью, недавно окрашенной в грязно-черный цвет. К двери была прикреплена белая карточка с одним лишь словом, написанным чернилами: «Уэлш».
Генри взялся за медный дверной молоток, сделанный в виде сжатого кулака, и стукнул. За дверью сразу послышалось шарканье, затем она отворилась, и Патрик Уэлш пригласил его:
– Входите, приятель. Прошу.
В красной пижаме, черном махровом халате и старых шлепанцах из верблюжьей шерсти Патрик выглядел еще более грузным и неуклюжим. Он провел Генри в квартиру, которая представляла собой огромную студию. «Вот как они живут, художники», – подумал Генри. Комната была на редкость неопрятна, но даже беспорядок выглядел красиво. Бронзовые флорентийские статуэтки теснили деревянные африканские фигурки и керамические перуанские. На простом массивном дубовом столе сдвинуты в сторону книги и рисунки и поставлен каменный кувшин с одной-единственной золотистой хризантемой. У окна на мольберте смелый стилизованный набросок цветка. На стенах несколько рисунков чернилами и тушью, очевидно, работы самого Патрика. Сверкающая яркими красками маленькая византийская икона, а рядом рекламный плакат. Все как будто в беспорядке, а впечатление цельное; оригинальный вкус хозяина объединял все эти разнородные предметы.
– Хотите выпить? – спросил Патрик и щедрой рукой налил в высокие стаканы ирландского виски. Одним глотком он осушил свой стакан, снова его наполнил и повернулся к Генри. – Слушаю?
– Элен звонила вам вечером в тот последний день? – спросил Генри. Патрик свирепо глянул на него.
– Допустим. А разве это запрещено законом?
– Нет. Но почему вы раньше этого не сказали?
– А вы не спрашивали. Вы спросили, видел ли я ее, и я ответил, нет, не видел.
– Нам было бы куда проще работать, если бы люди хоть что-то сообщали сами. Что она вам говорила?
– Ничего существенного. Просто дружеский звонок. Генри вынул записную книжку и с нарочитой неторопливостью перелистал ее.
– «Доктор говорит, что это совершенно точно. Я не знаю, что делать. Он никогда не оставит ее – вы сами знаете. Я бы хотела умереть», – прочел он ровным голосом.
Наступило напряженное молчание. Затем Патрик сказал:
– Наверно, эта дура Олуэн…
– Мисс Пайпер сообщила мне то, что случайно услышала. – Патрик ехидно рассмеялся. Не обращая на него внимания. Генри продолжал:
– Не думаю, чтобы она говорила неправду. Но точно знать этого я не могу. Если вы повторите мне слово в слово то, что вам сказала Элен Пэнкхерст…
Лицо Патрика стало старше, морщинистей.
– Вы говорите, что Элен убита. Я в этом сомневаюсь. Я думаю, бедная девочка покончила с собой. У нее были.., неприятности. В чем они заключались – вам все равно, если ее не убивали, а если убили – значит, ее неприятности тут ни при чем. Только поверьте мне на слово, вы идете по ложному следу. Искать надо в другом направлении. Вы обращаетесь за информацией по неправильному адресу.
– Куда же мне обратиться?
– Почем я знаю? – Патрик снова начал злиться. – Не мне вас учить.
– Мистер Уэлш, ну как вы не поймете? Я не за сплетнями охочусь, мне нужно узнать правду. И пока я не выясню все, что относится к Элен и тем самым может иметь касательство к ее гибели, я буду продолжать расспросы Они помолчали, и Патрик снова наполнил стаканы. Наконец он решился.
Наверно, я старый дурак, но так уж и быть расскажу вам все, что знаю. – Он отпил виски и продолжал:
– Элен была влюблена. Не спрашивайте в кого, она мне этого не сказала. Просто объяснила ситуацию, не называя имен. У этого человека, – мы назовем его М, – есть жена. N обещал Элен, что, когда появится возможность, он разведется с женой и они смогут пожениться. Но пока все нужно держать в тайне. Что оставалось делать бедняжке? Пришлось примириться с этим положением. Но тут возникло новое, ужасное осложнение – Элен заметила, что N нездоров. Как дочь врача, она в таких вещах немного разбиралась. Элен настояла, чтобы, ничего не говоря жене, N побывал у доктора. После этого Элен сама поговорила с доктором, который считал ее женой N. Как раз в день своей смерти она узнала результат анализов и позвонила мне. Врач ей сказал, что у N – неизлечимый рак и ему осталось жить не больше года. Сам N, конечно, этого не знает. Элен была в отчаянии. Им остался только год, и она хотела провести хоть этот год с ним вместе. О разводе она уже не думала. Но как, не открывая ему правды, убедить N уйти от жены? Теперь вам ясно, что подслушала Олуэн? Вас больше не удивляет то, что Элен покончила с собой? Последовало долгое молчание. Затем Генри спросил:
– Допустим, вы действительно не знаете, кто такой этот N. Но почему вы так старались, чтобы я ничего не узнал об отношениях Элен с Майклом Хили?
Патрик неприязненно сверкнул глазами.
– Ловите?
– Не собираюсь. Просто задаю вопрос. Все остальные взахлеб рассказывали мне насчет Элен и Майкла. Вы единственный…
– Да кто эти остальные? – разозлился Патрик. – Небось одна Олуэн!
– Не только она. Мисс Френч, и мистер Горинг, и даже миссис Хили. Да и сам мистер Хили не отрицает этого. Скажите честно, Майкл Хили это и есть N?
– Может, так, а может быть, и нет. Она мне ничего не говорила.
– Ясно, – задумчиво произнес Генри. Ему вспомнилось осунувшееся лицо Майкла Хили, его лихорадочная оживленность, горькая ирония, звучавшая в его голосе. Припомнилось ему и то, что говорил во, время ленча Горинг, и намеки Николаев Найта… Нет ничего невероятного в том, что талантливый фотограф, которому едва за сорок, смертельно болен. Сам он может не знать о своей болезни, но, наверное, все же о чем-то догадывается.
Это многое объясняет. Вот, значит, какую тайну стараются скрыть от полиции сотрудники «Стиля»? Предположим, что о болезни Майкла знают и другие. Элен умерла, но Майкл, которого в редакции все любят, жив, и его друзья опасаются, что полицейский инспектор, проводя расследование, самым жестоким образом откроет ему правду.
А что сам он сделал бы на их месте? Будучи людьми неглупыми и понимая, что им не удастся сохранить в тайне роман Элен и Майкла, они спешат рассказать о нем, выставить все напоказ, но при этом скрыть трагическую сторону романа, сделать вид, что он был всего лишь капризом, пустячком. И все же некоторые факты не укладываются в их схему. А ведь его профессия в том и состоит, чтобы заниматься фактами. Фактами, а не предположениями. И он спросил:
– Мистер Уэлш, вы часто работаете по ночам? Патрик хмыкнул.
– Вот уж нет! Я староват для этого. Два раза в год приходится, когда мы делаем парижский выпуск. А вообще-то я стараюсь вовремя уходить, – он обвел рукой студию. – Меня тут ждет работа. Я художник. Не могу же я только макеты делать. Пейте виски. Продался я в этот «Стиль»», как потаскушка. Хорошо хоть, много платят.
– Да уж, наверное, немало. А вы женаты, мистер Уэлш? – вдруг спросил Генри.
Патрик багрово покраснел.
– Конечно, нет.
– И никогда не были? – Видя, что он молчит, Генри добавил:
– Я легко могу это выяснить в Соммерсет Хаузе, в нотариальных архивах.
Патрику явно было не по себе. Потом он жалобно проговорил, для пущей трогательности усилив свой ирландский акцент:
– Друг мой, не станете же вы за грехи молодости портить жизнь ни в чем не повинному человеку? Если я отвечу вам, это дальше не пойдет?
– А это имеет отношение к делу об убийстве?
– Никакого. Ни малейшего.
– Судить об этом буду я. Ну, рассказывайте. Патрик подбросил в огонь полено.
– Это давняя история, – сказал он. – Ей было девятнадцать, мне двадцать один. Я тогда учился живописи и ни гроша не имел за душой, а она была из знатной семьи и тоже студентка, изучала литературу. Сумасшествие, конечно, но первый год мы были счастливы. Огорчения начались потом. Она оказалась дьявольски честолюбивой. Я же предпочитал жить в мансарде и писать картины. Пошли ссоры, обиды. Через три года она бросила меня. Вот и все.
– Вы развелись?
– Конечно, нет. Ведь мы оба католики.
– Когда же вы встретились снова? Патрик рассвирепел.
– Да откуда вы взяли, что мы…
– Ну, догадаться нетрудно. Думаю, я даже знаю, кто ваша жена, – мисс Марджори Френч, главный редактор «Стиля».
Патрик долго смотрел ему в лицо. Потом попросил:
– Только ради бога, никому ни слова!
– Ваша жена давно работает в журнале?
– Тридцать пять лет. С тех пор как ушла от меня.
– А вы?
– Я поступил в штат три года назад. – Патрик старался не смотреть ему в глаза.
– Вы получили это место благодаря влиянию жены?
– Вот уж нет! Марджори руководствуется только деловыми соображениями.
– А чем вы занимались прежде – все эти тридцать два года?
– Писал картины.
– Они пользовались успехом?
– Нет!
– Тогда вы, наверное, очень довольны, что устроились в «Стиле»? Патрик совершенно вышел из себя.
– Вон! – заорал он. – Вон отсюда и не вздумайте трепаться, а не то я вам шею сверну!
Генри посмотрел на него с жалостью.
– Мне самому не доставляет удовольствия лезть в чужие души и в чужие дела. Но иногда приходится: такая уж работа. Благодарю за виски. Дорогу я найду.
Он торопливо спустился вниз и вышел на мокрую площадь. Что из рассказанного Патриком – правда? Генри не давала покоя мысль, что этим таинственным N вполне может оказаться и сам Патрик, а насчет болезни он мог для отвода глаз солгать.
Глава 9
Следующее утро началось с официального дознания. Генри решил провернуть его по возможности быстро и не сообщать ничего определенного.
Кроме Марджори Френч, которая согласилась засвидетельствовать личность убитой, и Элфа Сэмсона, из редакции не было никого. Только свидетели – полицейские да кучка репортеров уголовной хроники.
Процедура и впрямь не затянулась. Марджори, опознав тело Элен, сразу уехала на такси. Элф рассказал, как он обнаружил труп. Доктор брюзгливым голосом прочитал медзаключение. Затем взял слово Генри и заявил: полицейское расследование начато, но не пришло к удовлетворительным выводам. Требуется отсрочка. Пока что точно установлена лишь причина смерти, и поэтому можно разрешить похороны покойной. Следователь охотно подписал разрешение, а слушание дела отложил. Все это заняло не более двадцати минут, и к десяти часам Генри был уже в редакции.
Казалось, журнал вернулся к привычному ритму жизни. Манекенщицы, курьеры, секретарши сновали по коридорам, деловито стучали пишущие машинки, и было слышно, как Патрик добродушно орет на Дональда Маккея.
Не заходя в свой кабинетик. Генри прошел к Олуэн Пайпер. Олуэн разговаривала по телефону, сидя за столом, заваленным книгами и приглашениями на выставки и кинопросмотры. Она бегло и чуть нервозно улыбнулась инспектору и продолжала:
– Да, мистер Хартли, в три часа.., снимать будет Майкл Хили… Правда, очень талантлив? Да, надеюсь, во всю полосу. О, я ведь знаю, как вы заняты. Мы не заставим вас ждать… В гриме второго акта. Почти наверняка, во всю полосу.
Повесив трубку, она с презрительной гримаской повернулась к Генри.
– Актеры! – фыркнула она. – Все на одно лицо. Я-то думала, Джон Хартли выше этого.
– Вы мне уделите несколько минут? – спросил. Генри. – Я хотел узнать у вас фамилию врача, лечившего Элен.
– Ее врача? Ах да, врача, к которому…
– Нет, нет, мисс Пайпер. Вы ошиблись тогда. Элен не была беременна.
– Не была? – оторопела Олуэн. – Но тогда.., что же это значит? Как понять то, что я слышала?
– Пока не знаю. Может быть, врач сумеет мне помочь.
– Элен почти никогда не болела. Вообще-то мы с ней лечились у доктора Маркхэма с Онслоу-стрит. Но она не стала бы обращаться к нему по поводу…
– Я же вам сказал, мисс Пайпер, Элен не была беременна. – Генри записал имя доктора и его адрес. – Пока все. Благодарю вас. – Он встал. – Рад был видеть вас в более бодром настроении.
– А что толку грустить? Элен этим не вернешь. Я написала ее сестре в Австралию и дала объявление: хочу подыскать кого-нибудь, кто снимет ее часть квартиры.
– А не лучше ли вам переехать в другое место?
– За такие деньги я ничего лучшего не найду.
Возвращаясь в отведенную ему комнатушку. Генри думал об Олуэн Пайпер. Столь бурный взрыв отчаяния всего два дня назад и такая рассудительность сегодня. Что это – унаследованный от прадедов крестьянский здравый смысл или просто бессердечие? Да и вообще, не притворялась ли она, когда так убивалась и плакала? Генри этого не знал.
Стол в его комнате был прибран, а на бюваре лежала записка, отпечатанная на официальном бланке «Стиля» и вложенная в конверт. «Дорогой инспектор Тиббет, могу ли я срочно повидать вас по делу, которое может оказаться важным? Рэчел Филд».
Генри сразу же ей позвонил.
– А, это вы, инспектор Тиббет! – в голосе мисс Филд звучал упрек. – Наконец-то! Я со вчерашнего дня пытаюсь к вам дозвониться.
Хотя у Генри было искушение продемонстрировать свое всеведение, он удержался. Ведь о пропаже ключа он узнал от Вероники, и совсем не нужно, чтобы об этом кто-то догадался. Генри изобразил глубокое удивление, когда Рэчел Филд сообщила:
– Инспектор, у меня украли ключ от входной двери.
– Украли? Вы уверены? Может быть, вы положили его не на то место?
– Нет, нет, инспектор, когда во вторник я вернулась из Парижа, ключ был у меня в сумке, на том же кольце, что и ключи от дома. – Она вынула из черной сумки аккуратную связку ключей. – Вот видите, все остальные на месте. Чтобы снять какой-нибудь, нужно разомкнуть кольцо.
– Когда вы заметили пропажу?
– Вчера утром, когда мисс Конноли пришла просить у меня ключ.
– А вы уверены, что он был у вас во вторник вечером?
– Да, конечно. Когда мы приехали из аэропорта, входная дверь была уже заперта, и я открыла ее своим ключом.
– И вы считаете, что во вторник вечером кто-нибудь мог взять ключ из вашей сумки?
Мисс Филд слегка смутилась.
– Да, – ответила она. – Во время работы я обычно ставлю сумку у стола…
– Тогда как же ее могли взять? Насколько я понял, вы ни разу за весь вечер не вышли из кабинета. Может быть, ключ украли позже? Например, в доме у мистера Горинга?
Рэчел Филд испугалась.
– У мистера Горинга? О нет! Там сумка все время была со мной.
– Вы считаете, что ключ взяли еще в редакции?
Рэчел не сразу решилась ответить.
– Честно говоря, я выходила из кабинета минут на десять в начале второго.
– Куда же?
– Сперва в художественную редакцию. Мистер Уэлш был там один. Я спросила его, не знает ли он, где мисс Френч. Он сказал, что в темной комнате. Тогда я открыла дверь в кладовку перед темной комнатой, той самой, где.., стоял термос, помните? – Генри кивнул, и Рэчел продолжала:
– Там все они и были – мисс Френч, мистер Хили, мисс Мастере и Дональд Маккей. Они разглядывали снимки, которые еще промывались. Мне не хотелось их беспокоить, вопрос был пустяковый, и я прошла через темную комнату в коридор… – Рэчел замолчала и покраснела.
– А оттуда? – осторожно спросил Генри.
– В дамскую комнату, – смущенно ответила она. – После… То есть, когда я была там, я решила причесаться и обнаружила, что оставила в кабинете сумку. Я вернулась, мисс Френч была уже там. А моя сумка стояла на обычном месте – около стола. Не знаю, брал ее кто или нет.
– Скажите, кто-нибудь из тех, кто находился в темной комнате, видел вас, когда вы открывали дверь?
– Дональд видел, – уверенно ответила мисс Филд. – Он один стоял лицом к двери. А все остальные – спиной ко мне и были заняты фотографиями. По-моему, они меня не заметили.