Один глоток и она узнает правду…
Астрид вынула пробку и отпила из бутылочки.
Она не знала, что теперь снится Зареку, девушка только надеялась, что он уже ушел от того сна, который она только что наблюдала.
Так и было.
Теперь Зареку было четырнадцать.
Сначала Астрид подумала, что ее собственная слепота вернулась, пока не поняла, что «видит» глазами Зарека. Или скорее одним. Вся левая сторона лица заходилась болью всякий раз, когда она пыталась моргнуть. Шрам тянулся от века по всей щеке, причиняя боль лицевым мышцам.
Правый глаз, хотя и работал, был подернут странной пленкой, похожей на катаракту. Девушке потребовалось несколько минут, чтобы его воспоминания пришли к ней, и она поняла, что произошло.
Два года назад его так жестоко избили солдаты на рынке, что роговица правого глаза была серьезно повреждена. Левый глаз ослеп несколькими годами ранее, когда он получил наказание от рук брата Валериуса.
Зарек не видел ничего, кроме расплывчатых теней и пятен.
Не то чтобы его это заботило. По крайней мере, так он не видел собственного отражения.
Более того, его уже не беспокоили презрительные взгляды людей.
Зарек с трудом шел по старой, оживленной рыночной улице. Он едва мог согнуть правую ногу: ее ломали бесчисленное количество раз, не давая срастись правильно.
Теперь она стала короче левой. У него была раздражающая переваливающаяся походка, и он не мог ходить так быстро, как другие. С правой рукой было то же самое: она почти не двигалась, кисть не сжималась.
В работающей левой руке Зарек сжимал три четвертака. Эти монеты ничего не стоили для большинства римлян, но для Зарека были бесценны.
Валериус разозлился на Мариуса, и вышвырнул его кошелек из окна. Мариус заставил другого раба собрать монеты, но три из них не были найдены. Зарек узнал о них лишь потому, что они ударили его по спине.
Зареку следовало вернуть деньги, но попытайся он это сделать, и Мариус избил бы его. Старший из братьев не переносил его вида, и Зарек давным-давно выучил, что от него следует держаться подальше.
Что до Валериуса…
Зарек ненавидел его больше всех. В отличие от других, Валериус хотел помочь ему, но всякий раз, когда он пытался, его ловили, и мучения Зарека только увеличивались.
Также как и остальные члены семьи, он ненавидел доброе сердце Валериуса. Лучше бы он плевал на Зарека, как и все, потому что в конечном итоге, Валериуса заставляли избивать его сильнее, чтобы доказать, что он не слабак.
Зарек, влекомый ароматом свежего хлеба, проковылял к лотку пекаря. Аромат был чудесным. Теплым. Сладким. От мысли о куске такого хлеба сердце забилось чаще, а рот увлажнился.
Подходя ближе, он слышал, как люди осыпают его ругательствами. Видел, как их тени спешат отойти подальше.
Ему было все равно. Зарек знал, насколько отвратителен. Ему говорили об этом с самого момента рождения.
Имей Зарек выбор, он бы тоже от себя сбежал, но так уж получилось, что он застрял в этом хромом, израненном теле.
Мальчик просто хотел бы еще и оглохнуть, чтобы не слышать звенящих в ушах оскорблений.
Зарек подошел к тому, что как он считал, было молодым мужчиной, склонившимся над корзиной с хлебами.
— Убирайся отсюда! — прорычал тот.
— Пожалуйста, господин, — сказал Зарек, опустив расплывающийся взгляд в землю. — Я пришел купить кусочек хлеба.
— У меня ничего нет для тебя, выродок.
Что-то тяжелое ударило по голове.
Зарек настолько привык к боли, что даже не вздрогнул. Он попытался протянуть торговцу монеты, но что-то ударило его по руке и бесценные кусочки металла выскользнули из ладони.
Отчаянно желая кусочек хлеба, который был бы свежим, Зарек упал на колени, чтобы поднять деньги. С колотящимся сердцем он шарил руками по земле, пытаясь их отыскать.
Пожалуйста! Он должен найти свои монеты! Никто никогда не даст ему еще, и неизвестно, когда Валериус с Мариусом поругаются вновь.
Он судорожно водил ладонями по грязи.
Где его деньги?
Где?
Он успел найти одну монетку, когда кто-то ударил его по спине чем-то, похожим на метлу.
— Убирайся отсюда! — Закричала женщина. — Ты отпугиваешь покупателей.
Слишком привычный к побоям, Зарек продолжал искать остальные монеты.
Но прежде чем он успел их найти, его сильно пнули по ребрам.
— Ты что, глухой? — Спросил мужчина. — Проваливай, никчемный попрошайка, или я позову солдат.
Эту угрозу Зарек воспринял серьезно. Последняя встреча с солдатами стоила ему правого глаза. Он не хотел терять последние остатки зрения.
Его сердце сжалось, когда он вспомнил свою мать и ее отвращение.
Но еще лучше он помнил реакцию отца, когда его вернули домой после солдатских побоев.
По сравнению с его наказанием, они проявили настоящее милосердие.
Если его вновь обнаружат в городе, неизвестно что с ним сделает отец. У него не было разрешения покидать поместье. Не говоря уже о трех украденных монетах.
Ладно, теперь уже одной.
Крепко сжимая ладонь, Зарек попытался убраться от пекарни так быстро, как позволяло его израненное тело.
Пробираясь через толпу, он почувствовал влагу на щеке. Мальчик стер ее и увидел кровь на руке.
Зарек устало вздохнул, ощупывая голову, и нашел рану над бровью. Она была не слишком глубокой, но достаточной для того, чтобы саднить. Примиряясь со своим местом в жизни, Зарек вытер кровь.
Он всего лишь хотел хлеба. Всего кусочек. Неужели это так много?
Зарек огляделся вокруг, пытаясь использовать слабое зрение и обоняние, чтобы найти еще одну пекарню.
— Зарек?
При звуке голоса Валериуса его охватила паника.
Зарек попытался побежать через толпу, обратно к усадьбе, но не успел уйти далеко: брат поймал его.
Крепкая хватка Валериуса обездвижила мальчика.
— Что ты тут делаешь? — потребовал Валериус ответа, грубо дергая Зарека за руку. — Ты хоть представляешь, что будет, если кто-нибудь из остальных обнаружит тебя тут?
Конечно, представлял.
Но Зарек был слишком испуган, чтобы ответить. Все его тело тряслось от ужаса. Все, что он мог сделать — это спрятать лицо от побоев, которые, как он был уверен, вскоре последуют.
— Зарек, — сказал Валериус голосом, полным отвращения. — Почему ты никогда не делаешь, так как тебе говорят? Клянусь, тебе должно быть нравится, когда тебя бьют. Зачем еще тебе поступать так?
Валериус грубо схватил его за поврежденное плечо и толкнул по направлению к усадьбе.
Зарек споткнулся и упал.
Последняя монета выскользнула из рук и покатилась по улице.
— Нет! — Зарек резко выдохнул и пополз за ней.
Валериус поймал его и рывком поднял на ноги.
— Что с тобой?
Зарек увидел, как расплывчатый ребенок схватил его монету и убежал. Голодная боль скрутила желудок. Он был абсолютно побежден.
— Я только хотел кусочек хлеба, — прошептал он дрожащими губами. Сердце застыло.
— У тебя есть хлеб дома.
Нет. У Валериуса и его братьев был хлеб. А у Зарека лишь отбросы, к которым не притронулись бы даже другие слуги и собаки.
Один единственный раз в жизни он хотел съесть что-то свежее, не тронутое другими. Пищу, в которую никто еще не плюнул.
— Что это?
Зарек сжался, услышав рокочущий голос, который всегда проходил сквозь него, как осколки стекла. Он отдернулся, пытаясь казаться невидимым для генерала, сидящего на коне, хотя знал, что это невозможно.
Этот человек видел все.
Валериус выглядел таким же испуганным, каким ощущал себя Зарек. Голос его задрожал, как случалось всегда, когда он обращался к отцу.
— Я…я…
— Что этот раб тут делает?
Зарек отступил от Валериуса, когда глаза брата расширились, и он сглотнул. Было очевидно, что Валериус пытается солгать.
— М-мы собирались на р-р-рынок, — быстро ответил он.
— Ты и раб? — скептически спросил генерал. — Зачем? Надеялся купить новую плеть, чтобы его бить?
Зарек молился, чтобы Валериус не вздумал лгать. Когда он пытался защитить его ложью, выходило только хуже.
Если бы только он сам осмелился сказать правду, но он давно выучил, что рабы никогда не говорят со своими хозяевами.
А ему, больше, чем кому бы то ни было, запрещалось обращаться к отцу.
— Н-н-ну… Я…
Отец прорычал ругательство и пнул Валериуса в лицо. Сила удара сбила того с ног. Теперь он лежал рядом с Зареком, из носа текла кровь.
— Меня тошнит от того, как ты нянчишься с ним.
Отец спешился и поспешил к Зареку, который упал на колени и закрыл голову руками, ожидая удара.
Отец ударил его по ребрам.
— Вставай, пес.
Зарек не мог вздохнуть от боли в боку и ужаса, охватившего его.
Магнус вновь опустил ногу на его тело.
— Вставай, я сказал!
Зарек заставил себя встать, несмотря на то, что ему хотелось лишь бежать. Но он давно выучил, что оно того не стоит. Бегство лишь усилит наказание.
Поэтому он стоял, открытый для ударов.
Отец схватил его за шею и повернул к Валериусу, который тоже уже был на ногах. Он притянул Валериуса за одежду и прорычал:
— Ты мне отвратителен. Твоя мать была такой шлюхой, что мне интересно, какой трусливый ублюдок породил тебя. Я знаю, что ты не мой сын.
Зарек заметил вспышку боли в глазах Валериуса, но тот быстро спрятал ее. Это была обычная ложь, которую использовал отец, всякий раз, когда злился на Валериуса. Одного взгляда на них обоих хватило бы, чтобы понять — Валериус был ему таким же сыном, как и Зарек.
Отец оттолкнул Валериуса от себя и поволок Зарека за волосы по направлению к лавкам.
Зареку хотелось положить свою руку на отцовскую, чтобы не было так больно, но не осмелился.
Отец не выносил, когда раб касался его.
— Ты работорговец? — спросил Магнус.
Перед ними стоял пожилой мужчина.
— Да, мой господин. Могу ли я подобрать вам раба?
— Нет, я сам хочу продать тебе кое-кого.
Зарек резко выдохнул, когда понял, что происходит. Мысль о том, чтобы покинуть дом, пугала мальчика. Несмотря на то, что жизнь его была ужасной, он слышал достаточно историй от других рабов, чтобы понимать — она может стать намного хуже.
Старый работорговец довольно поглядел на Валериуса.
Тот отступил, побледнев.
— Это красивый мальчик, господин. Я могу много заплатить за него.
— Не этот, — отрезал генерал. — Вот он.
Он подтолкнул Зарека к работорговцу, скривившему в отвращении губы. Мужчина зажал нос.
— Это шутка?
— Нет.
— Отец…
— Придержи язык, Валериус или я приму его предложение и продам тебя.
Валериус бросил сочувственный взгляд на Зарека, но мудро промолчал.
Работорговец покачал головой.
— Этот абсолютно ни на что не годен. Как вы его использовали?
— Как мальчика для битья.
— Теперь он слишком взрослый для этого. Клиенты хотят молоденьких, привлекательных мальчиков. Этот выродок годен лишь на то, чтобы просить милостыню.
— Забирай его и я заплачу тебе два динария.
У Зарека перехватило дыхание, когда он услышал слова отца. Он платит работорговцу, чтобы тот его забрал? Это было неслыханно.
— Я возьму его за четыре.
— Три.
Работорговец кивнул.
— Хорошо, три.
Зарек не мог вздохнуть: их разговор отдавался в ушах. Он был настолько ничтожен, что собственному отцу пришлось заплатить, чтобы избавиться от него? Даже самые дешевые из рабов стоили, по крайней мере, две тысячи динариев.
Но не он.
Он действительно был настолько ничтожен, как все твердили.
Неудивительно, что все его ненавидят.
Зарек смотрел, как отец расплачивается с мужчиной. Не глядя на него, он схватил Валериуса за руку и утащил.
Более молодая версия работорговца появилась в поле его размытого зрения и издала вздох отвращения.
— Что нам с ним делать, отец?
Работорговец попробовал монету на зуб.
— Отправь его чистить выгребную яму для других рабов. Если он умрет от заразы, какая разница? Пусть уж лучше он ее чистит, чем кто-то, кого действительно можно продать.
Молодой мужчина улыбнулся.
Он палкой подтолкнул Зарека к рядам.
— Давай, крыса, пошевеливайся. Я покажу тебе твои новые обязанности.
Астрид вынырнула из сна, сердце бешено колотилось. Она лежала на кровати, окруженная темнотой, к которой привыкла, ощущая боль Зарека, затопившую тело.
Она никогда не испытывала такого отчаяния. Такой нужды. Такой ненависти.
Зарек ненавидел всех, но больше всего — самого себя.
Неудивительно, что он был безумен. Как он мог жить, так страдая.
— М’Адок? — прошептала девушка.
— Я здесь. — Он присел рядом.
— Оставь мне еще сыворотки. И сыворотки Лотоса [12] тоже.
— Уверена?
— Да.
Глава 7
Зарек проснулся сразу после обеда. Он очень редко спал днем, скорее, просто дремал. Летом в его хижине было слишком жарко, чтобы нормально спать, а зимой — слишком холодно.
Но чаще всего ему не давали покоя сны. Прошлое преследовало его слишком часто, чтобы можно было успокоиться, а в бессознательном состоянии он и вовсе не мог отогнать эти воспоминания.
Но, открыв глаза и услышав завывания ветра снаружи, Зарек вспомнил, где находится.
В доме Астрид.
Он закрыл шторы прошлой ночью, поэтому не мог сказать, шел ли до сих пор снег, однако это было неважно. В дневное время он был заперт тут.
Заперт с ней.
Зарек выбрался из кровати и прошел по коридору к кухне. Как бы он хотел оказаться дома. Ему действительно нужно было основательно выпить. Не то, чтобы водка могла на самом деле отогнать сны, терзающие разум, но ее обжигающая сила хотя бы немного отвлекала.
— Зарек?
Он обернулся на нежный голос, который прошел по его телу, лаская, словно шелк. Оно мгновенно отреагировало.
Нужно было лишь подумать о ее имени, и член твердел от жажды.
— Что?
Зарек не знал, почему ответил: в обычной ситуации он этого не сделал бы.
— Ты в порядке?
Это заставило его фыркнуть. Он никогда в жизни не был в порядке.
— У тебя тут есть что-нибудь выпить?
— Сок и чай.
— Ликер, принцесса. У тебя есть что-нибудь, способное долбануть по мозгам?
— Только Саша, ну и, конечно, ты.
Зарек бросил взгляд на отвратительные раны на руке, оставленные ее питомцем. Если бы он был другим Темным Охотником, от них уже не осталось бы и следа. Но раз уж он такой счастливчик, ему придется походить с ними еще пару дней.
Так же, как и с дырой в спине.
Вздыхая, Зарек полез в холодильник и вытащил апельсиновый сок. Он отвинтил крышку и почти поднес коробку к губам, когда вспомнил, что это не его сок, а он не у себя дома.
Злобная его часть советовала забить на это и выпить: Астрид же все равно не узнает, но он не прислушался к этому голосу.
Подойдя к шкафчику, Зарек достал стакан и налил его до краев.
Астрид слышала лишь слабые признаки того, что Зарек до сих пор в кухне. Он вел себя настолько тихо, что приходилось напрягать слух.
Она подошла к раковине.
— Ты голоден?
По привычке Астрид потянулась вниз…и погладила рукой горячее, обнаженное бедро. Оно было гладким, манящим. Пылающим.
Ошарашенная неожиданным ощущением руки на голой плоти, девушка провела рукой вниз по ноге, прежде чем осознала: на Зареке не было одежды.
На ее кухне стоял полностью обнаженный мужчина.
Сердце заколотилось в груди.
Он отодвинулся от нее.
— Не прикасайся ко мне.
Астрид задрожала, услышав гнев в голосе Зарека.
— Где твоя одежда?
— Я не сплю в джинсах.
Ее рука горела, помня ощущение его кожи под пальцами.
— Ну, тебе следовало бы одеть их, прежде чем идти сюда.
— Зачем? Ты же слепа и все равно меня не видишь.
Правильно, но проснись Саша, его хватил бы удар.
— Не нужно напоминать мне о моих недостатках, Прекрасный Принц. Поверь, я и сама прекрасно помню, что не вижу тебя.
— Да, и должна быть благодарна своей слепоте за это.