В 1774 году Ширванский пехотный полк отправился в поход. На войну с турками. Аржанов взял молодую жену с собой. Так она впервые увидела крупное полевое сражение и даже приняла в нем участие, на поле боя подавая помощь раненым солдатам из батальона своего мужа. К несчастью, битва с османами при Козлуджи стала последней для подполковника. Получив смертельное ранение, он скончался через день на руках Анастасии. По завещанию мужа получила она во владение деревню Аржановку на 75 дворов и усадьбу с большим садом. Само собой разумеется, в дом тети Анастасия больше не вернулась, сделавшись полноправной курской помещицей.
Всем этим событиям Глафира была свидетельницей. Жизнь в Аржановке после героической гибели подполковника постепенно наладилась. Молодая вдова показала себя хозяйкой рачительной, умелой, трудолюбивой. Горничная полагала, что вскоре тут появится и новый хозяин, а там, глядишь, и дети пойдут. Судьба, однако, распорядилась по-другому. Сбил с пути проторенного Анастасию Петровну светлейший князь Потемкин. Сколько раз ни раскладывала на него гадательные карты служанка, всегда у нее выходило одно – воплощение Сатаны на земле есть великолепный Григорий Александрович. Адской силой воздействия на людей он обладает и противиться ему бесполезно. Барыню ее, голубку безгрешную, закружил в сумасшедшем хороводе, заставил сражаться с врагами Отечества и при том еще мечтать о любви, как другие обычные женщины. Да есть ли у него, аспида, хоть какое-либо сострадание к ближним?..
От созерцания карт, напечатанных на атласной бумаге в городе Берлине и разложенных на столе в кухне, оторвал Глафиру сын Николай, сообщив, что господа прибыли. Привратник из чухонцев по имени Мариус отворил ворота, и экипаж заехал во двор. Князь Мещерский помог жене выйти из кареты, и Глафира услышала ее голос в коридоре. Курская дворянка приказывала горничной идти в спальню, ибо расшнуровать корсаж на спине у выходного платья из парчи она сама не могла.
Зеркало, занимавшее треть стены от пола до потолка, отражало обнаженную фигуру Анастасии во всех ее прекрасных подробностях. Глафира сперва подала госпоже нижнее белье из белого батиста, затем домашнюю одежду: байковую кофту, широкую юбку с оборками на подоле, шаль из ангорской шерсти. После этого она сложила в шкатулку драгоценные уборы, которые барыня надевала для визита в Зимний дворец: колье с изумрудами, золотые браслеты, перстни, заколки для волос.
– Когда в дорогу сбираться прикажете, ваше высокоблагородие? – спросила горничная, видя, что хозяйка пребывает в отличном расположении духа.
– И откуда ты только все узнаешь? – Анастасия улыбнулась.
– Карты говорят, – уклончиво ответила служанка.
– За сколько дней, думаешь, мы управимся? – Аржанова наконец собрала волосы, распущенные по плечам, в узел на затылке, заколола его изогнутым черепаховым гребнем и сверху водрузила чепец с лентами.
– Я бы в энтом сыром месте и часу лишнего не задержалась, – проворчала Глафира. – Но путь-то лежит в Москву, далее – в Аржановку. Купить надо того-сего, экипаж, повозки, упряжь проверить, всех лошадей перековать.
– Так распорядись о том. С Божьей помощью во вторник и отъедем.
– Слушаюсь, матушка-барыня…
Отец Анастасии, статский советник Петр Алексеевич Вершинин, жил в Москве в собственном двухэтажном особняке, расположенном в Китай-городе. Недолго он горевал о смерти первой своей жены красавицы Натальи Константиновны, урожденной Ростовцевой. Старшую дочь отдал на воспитание ее тетке-генеральше, сына определил унтер-офицером в полк, а сам женился во второй раз на московской дворянке Евдокии Серафимовне Петровой. Новая родня помогла ему поступить на службу в городской магистрат, где он довольно быстро занял должность столоначальника. Дети от первого брака выросли и устроились в жизни самостоятельно, без его помощи. Дочь удачно вышла замуж. Сын, пробыв в нижних чинах три года, в 18 лет стал прапорщиком, потом подпоручиком и поручиком, обретаясь по-прежнему в Белевском пехотном полку. Тут Петр Алексеевич и вспомнил, что первая семья когда-то существовала.
Он охотно принимал дочь и сына у себя в доме, любил получать от них подарки и при встречах рассказывать трогательные истории о том, какой милой барышней в молодости была их покойная матушка. Вторая жена тому не препятствовала. Женщина добрая и богобоязненная, она и совсем чужих людей могла приголубить.
Увидев на своем дворе целую экспедицию из кареты, трех крытых повозок и шести всадников, Вершинин поначалу удивился. Анастасия рассказала отцу главную новость. Она недавно вышла замуж за премьер-майора Новотроицкого кирасирского полка князя Мещерского. Ныне ее мужа перевели на статскую службу с чином шестого класса, то есть коллежским советником, и назначили начальником канцелярии губернатора Таврической области, куда они теперь и направляются из Санкт-Петербурга со всей дворней и имуществом. К отцу она заехала, дабы представить нового супруга и испросить его благословения на второй брак, хотя и несколько запоздало, конечно.
Петр Алексеевич попенял дочери: отчего она даже письмом его не известила? Честно говоря, вдове подполковника вовсе не обязательно было так поступать. Вершинин по собственной воле отдалился от своих детей и не влиял ни на их жизнь, ни на материальное благосостояние. Однако курская дворянка признала свою ошибку и оправдывалась тем, что в страшной спешке они с Мещерским все оформляли, ибо начальство сильно их торопило с выездом к месту новой службы.
Молодожены, стараясь загладить вину, преподнесли чете Вершининых разные подарки. Анастасия вручила отцу массивный золотой перстень с печаткой, мачехе – золотой кулон. Еще из крытой повозки выгрузили три ящика с бутылками рейнского вина и ящик лимонов.
Когда князь и княгиня Мещерские вышли в столовую к праздничному ужину, то Петр Алексеевич увидел на кафтане у зятя орден Святого Владимира 4-й степени. Сам он никаких наград не имел, и таковое отличие, данное молодому офицеру, задело его за живое.
– Где государыне столь успешно послужить успели? – спросил он, указывая на красный эмалевый крестик.
– В Крыму, – ответил Михаил.
– И сейчас туда едете снова?
– Так точно, любезный батюшка.
Конечно, Вершинин помнил, что дочь уже приезжала с этим молодцом в Москву полтора года назад и тогда представляла его как сослуживца мужа по Ширванскому полку, встреченного ею в Санкт-Петербурге совершенно случайно. Кем в действительности являлся князь Мещерский, пехотинцем или кирасиром, на какой дорожке он сошелся с вдовой подполковника и почему только сейчас они повенчались, – об этом Петр Алексеевич решил молодоженов не расспрашивать. Правды они ему все равно не скажут. Зато факт налицо: Анастасия снова в Москве проездом, снова – замужем, и кажется, снова весьма удачно, с титулом «княгиня» и обращением «ваше сиятельство», а законный супруг глаз влюбленных с нее не сводит.
Между горячим и десертом статский советник завел речь о делах семейных. Как будут дочь с зятем обустраиваться в необжитом Таврическом крае? Купят ли они землю там или только дом? Анастасия ответила, что императрица пожаловала им 500 десятин земли около Ак-Мечети, которая станет областным центром, но дом, судя по всему, придется строить самим.
Вершинин чуть не поперхнулся рейнским вином и поспешно поставил бокал на стол. Внимательно посмотрел он на своих родственников. До чего они странные люди! Даже царскими милостями хвастаться не желают, каждое слово надо вытягивать, точно клещами. Может быть, есть у них еще какая-нибудь сокровенная новость…
– Ну, дом-то построите – сказал Петр Алексеевич, промокая губы салфеткой. – А вот кому бегать там, громко топая маленькими ножками? То бишь наследникам… Чай, первый уже, как говорится, в проекте?..
Анастасия смутилась:
– Сие пока неизвестно, любезный батюшка.
– Жаль! – наставительно произнес Вершинин. – Годы твои идут. Да и мне хотелось бы увидеть внуков…
Разговор за ужином Михаилу абсолютно не понравился. С какой стати нудный старикан, пальцем о палец не ударивший ради блага старшей дочери, вдруг принялся при всех задавать ей бестактные вопросы? Чего он добивался? Чтобы его жена почувствовала себя виноватой? Или неполноценной? Ведь после венчания прошло только 20 дней, о каких наследниках речь? Ясное дело, статский советник подозревает их в добрачной связи. Тогда князь Мещерский завтра же объяснит Петру Алексеевичу всю глубину его заблуждений…
Еле успокоила Анастасия доблестного премьер-майора Новотроицкого кирасирского полка. Поскольку их беседа происходила в постели, то для этого ей пришлось спустить с плеч ночную сорочку. Мысли молодого офицера тотчас приняли другое направление. Целуя ей груди, Михаил начал сдвигать ночную сорочку ниже, гладить обнажившийся ее живот и бедра, бормотать нежные слова.
Страсти он предавался всецело, точно кидался в омут головой. Присутствовало что-то мальчишеское в его ласках, порой неожиданных и резких. Третий мужчина Анастасии не подлежал никакому сравнению ни с подполковником Аржановым, ни со светлейшим князем Потемкиным. Он был совершенно особенный. Суровые чувства, взращенные их долгим боевым товариществом, прошедшим проверку в самых жестоких переделках, словно бы оттеняли сексуальные отношения, придавая им некую пряную остроту при каждом их новом соитии в постели.
Такого курская дворянка не ожидала. Сейчас она не могла сказать, будто князь Мещерский полностью заслонил в ее сердце образ великолепного Григория Александровича, но какие-то изменения, бесспорно, происходили. Отдаваясь венчанному супругу, Анастасия приказывала себе не думать о прошлом, но лишь о настоящем и будущем…
Утром Михаил сказал жене, что им пора уезжать из Москвы в Аржановку, ибо тесть никаких добрых чувств у него не вызывает. Она, накручивая на палец его чудные каштановые волосы, огорчилась:
– А модные французские магазины на Кузнецком мосту? Я и половины из них еще не посетила…
– Хорошо, – согласился князь. – На французские магазины – два дня. Что вы собираетесь там покупать?
– Разве сразу скажешь… – Анастасия мечтательно возвела очи вверх. – Какие-нибудь красивые вещицы. Например, у меня до сих пор нет бального веера из черных страусовых перьев.
– Сумашедшие деньги! – покачал он головой.
– Милый, неужели мы их не заработали? – курская дворянка, обняв мужа, увлекла его за собой на высокие подушки из гусиного пуха.
Опять ночная сочка очутилась не на своем месте, и молодой офицер прикрыл ладонями прелестные холмики с темно-розовыми сосками, чтобы алебастровые херувимчики, размещенные у потолка в четырех углах комнаты, их не увидели.
– Боже, что ты делаешь со мной? – прошептал он ей на ухо, раздвигая коленями податливые ноги курской дворянки.
– А ты? – спросила она…
Магазин-ателье французской мастерицы Надин Дамьен располагался на углу Кузнецкого моста и улицы Петровка. Дела у портнихи шли неплохо. О том свидетельствовали две витрины с манекенами, одетыми в платья и шляпки, дверь из полированного дуба с литыми бронзовыми украшениями и довольно большой торговый зал, где стоял прилавок, стол и несколько стульев, висели зеркала в позолоченных багетовых рамах. Мадам Дамьен отлично помнила своих постоянных покупательниц, и Анастасию приветствовала, выйдя ей навстречу из-за прилавка.
Как ни старался Мещерский, но выдержать разговор двух женщин о тканях, кружевах, лентах, корсажах и шляпках более тридцати минут он не смог. Молодой офицер вышел на улицу, к карете, запряженной парой лошадей. Там он перекинулся парой слов с Досифеем, сидевшим на козлах, и решил от скуки зайти в табачный магазин напротив модной французской лавки.
– Ваше сиятельство! – услышал он голос за спиной. – Какими судьбами?..
Князь обернулся. К нему шел человек невысокого роста, с белыми, слегка вьющимися волосами до плеч, в черном длинном пальто с пелериной. Черную фетровую треуголку он снял заранее, и, почтительно поклонившись Мещерскому, остановился в двух шагах.
– Здорово, братец, – сказал ему Михаил. – Вот уж не думал свидеться с тобою в Москве. Каково поживаешь?
– Хорошо, ваше сиятельство, – ответил тот…
Сергей Гончаров, называвший себя белым магом и народным целителем, прибился к ним в феврале прошлого года. Случай произошел невероятный. На экспедицию секретной канцелярии Ее Величества в подмосковном лесу напали разбойники известного вора Ваньки Каина. Четыре лошади, запряженные цугом в барский экипаж, понесли, испугавшись выстрелов. В двух верстах от схватки остановил их Гончаров. Причем ничего особенного он не сделал. Просто вышел на средину дороги, вытянул вперед правую руку и повернул к ним раскрытую ладонь.
Аржанова взяла белого мага сначала в свою деревню, затем – в Крымское ханство. Там он поставил на ноги заболевшего хроническим бронхитом мурахаса – то есть члена ханского совета, или Дивана, – Али-Мехмет-мурзу, верного сторонника русских. В разгар татарского мятежа Гончаров согласился отправиться с конфиденциальным донесением Флоры, зашитым в его куртку, из Бахчи-сарая, которой контролировала разведывательно-диверсионная группа Аржановой, в Керчь к Веселитскому, полномочному министру и чрезвычайному посланнику Ее Величества при дворе хана Шахин-Гирея.
В шифровке-отчете о своих действиях Аржанова также рекомендовала начальству обратить внимание на мещанина Архангельской губернии и бывшего штурмана-мастера торгового флота Сергея Васильевича Гончарова как на человека надежного и наделенного некоторыми необычными способностями.
Что стало с белым магом потом, ни Анастасия, ни князь Мещерский не интересовались. Не принято сотрудникам секретной канцелярии задавать такие вопросы. Коль понадобится, то встанет перед ними Гончаров, подобно сказочному Сивке-Бурке, «как лист перед травой», и подаст особую записочку. Если не понадобится, то исчезнет из их памяти, точно никогда и не существовал на белом свете.
Но, похоже, нынче никакими серьезными обязательствами белый маг обременен не был, выглядел человеком весьма преуспевающим и явно желал продолжать разговор.
– Где Анастасия Петровна? – спросил он.
– В магазине, – Михаил показал на заведение мадам Дамьен.
– Счастлив буду ее увидеть.
– Ну, это не скоро.
– Отчего не подождать? – приятно улыбнулся князю мещанин Архангельской губернии. – Я сегодня не спешу…
К предсказателям будущего, гадалкам, колдунам, народным целителям, экстрасенсам и прочим псевдоспециалистам, подвизающимся в данной сфере, премьер-майор Новотроицкого кирасирского полка относился с недоверием. По его мнению, все они являлись шарлатанами и обманщиками, использующими ради собственной выгоды языческие предрассудки народа, психические расстройства у людей и неврастению, которая, к сожалению, распространяется все больше в среде благородного дворянства из-за полного его безделья и замкнутой жизни в отдаленных поместьях.
Однако Аржанова говорила ему, что, вероятно, потусторонний мир все-таки существует и каким-то непостижимым образом связан с нашей реальностью. Установить эти связи или повлиять на их развитие для простого смертного невозможно. Но среди тысяч и тысяч обычных обитателей Земли иногда – очень редко! – попадаются люди, действительно отмеченные Господом Богом. Они не знают великих тайн Вседержителя, но умеют чувствовать некоторые из них. Остальные – клоуны в цирке, лишь имитирующие прикосновение Божественной десницы к их нечестивым головам.
Князь Мещерский, глядя на Сергея Гончарова, задумался, какой бы вопрос ему задать, как продолжить беседу. Они рекомендовали белого мага секретной канцелярии Ее Величества. Но была ли принята их рекомендация? Прошел ли он тот строгий отбор, которому подвергаются кандидаты? Выдержал ли испытания, обязательные для всех?
К счастью, тут дверь магазина-ателье отворилась. Княгиня Мещерская, сопровождаемая улыбающейся мадам Дамьен и слугой, нагруженным коробками и свертками, вышла на улицу. Михаил поторопился открыть большой багажный ящик, расположенный за задней стенкой кареты. Гончаров, предоставленный самому себе, выждал, пока Анастасия распрощается с владелицей магазина, и затем решительно шагнул к ней.
– Позвольте приветствовать ваше высокоблагородие на московской земле! – он с низким поклоном снял треуголку и изящно отвел руку с головным убором в сторону.
– Здравствуйте, Сергей Васильевич! – курская дворянка зорко взглянула на колдуна. – Вижу, вы понемногу осваиваете придворные манеры.