В ту же секунду подполковник Джон Махович почувствовал, как в его яремную вену уткнулось острие стилета.
— Вы производите впечатление благоразумного мужчины… — склонившись над Маховичем и не отводя от его жилистой шеи узкое жало стилета, оплетенное серым пластиком и служившее одновременно антенной мобильного телефона, Луиджи говорил полушепотом.
— А вы — наглого лжеца, — прошипел Махович.
— В одном я вас не обманул — я действительно профессиональный врач, сеньор подполковник. То есть, моей квалификации вполне достаточно, чтобы за долю секунды проткнуть вашу сонную артерию и отправить на тот свет. Готов призвать в свидетельницы святую деву Марию, что сейчас я не лгу. Вы мне верите, подполковник?
— Да.
— Тогда, если действительно хотите остаться в живых, делайте только то, что я прикажу. Вы меня понимаете?
— Да, — хрипло откликнулся Махович. — Чего вы добиваетесь?
— Не так быстро. Сейчас все объясню. Где ваш пистолет?
Махович молчал.
Луиджи слегка нажал на стилет и по шее подполковника поползла тонкая струйка крови.
— В ящике стола…
— Только, пожалуйста, подполковник, не играйте со мной в Джона Уэйна, ладно? — пробормотал Луиджи, вытирая носовым платком кровь с шеи американца. — Это ведь не вестерн, а я — не индеец из племени навахо. В данный момент острие стилета отделяет от вашей сонной артерии всего полмиллиметра. Практически, ничего. Так что, еще одно непослушание, сеньор, и вам конец. Неужели вы хотите умереть, даже не узнав, что, собственно, мне от вас надо?
— Хорошо, хорошо!.. — Махович тяжело вздохнул. — Успокойтесь, молодой человек. Чего вы хотите?
— Прежде всего, чтобы вы встали и медленно, очень медленно прошли вместе со мной к столу. Любое резкое движение может стать последним в вашей жизни. Поэтому, очень прошу вас, подполковник, будьте осторожны…
Когда Луиджи подвел Маховича к его рабочему столу, он коротким тычком приказал подполковнику остановиться и спросил:
— В каком именно ящике?
— Левый боковой…
— Вы уверены? — переспросил Луиджи, даже не шелохнувшись. — Второго шанса у вас не будет…
— Я уже сказал…
Придерживая правой рукой стилет у шеи американца, Луиджи левой потянул на себя выдвижной ящик стола и вытащил оттуда тяжелый армейский «кольт» 38-го калибра.
— Браво! — Луиджи улыбнулся. — Кажется, мы начинаем находить общий язык…
Проверив обойму и сняв пистолет с предохранителя, Луиджи толкнул Маховича в его кресло за рабочим столом, после чего устроился напротив.
Подполковник провел пальцами по шее и, увидев кровь, поморщился.
— Что дальше, молодой человек?
— О, нам предстоит насыщенная программа, — спокойно ответил Луиджи, двумя руками держа пистолет у живота. Ствол был направлен в грудь американца. — Давайте, вначале я скажу вам, что мне нужно. Примерно полтора часа назад на вашу базу прибыл вертолет с одним человеком. Этот человек — не американец, он сам напросился к вам в гости, а вы, судя про всему, решили оказать ему гостеприимство. Так вот, подполковник, мне нужен этот человек. Мои друзья не заинтересованы в том, чтобы ваш гость покидал Сицилию. Он наш, подполковник, а не ваш. Вот, собственно, и все…
— Я понятия не имею, о чем вы говорите! — прорычал Махович.
— Жаль! — Луиджи пожал плечами. — А еще говорят, что умирают те, кто много знают. Вы станете первым, кто отправится на свидание с Господом нашим исключительно из-за собственной неосведомленности…
— Я действительно ничего не знаю об этом человеке.
— Так узнайте! — Луиджи кивнул на телефонные аппараты. — Позвоните вашему командиру, и узнайте. А заодно сообщите ему, в какой неприятной ситуации оказался его заместитель, подполковник Джон Махович. Разрешаю также довести до его сведения, что если в течение ближайшего часа я не улечу на вашем вертолете вместе с этим человеком, то он со стопроцентной гарантией останется без своего заместителя…
— На что вы рассчитываете, молодой человек? — голос подполковника звучал устало.
— То есть?
— Вы находитесь на базе ВВС США. Это строго секретный, режимный объект с абсолютно ограниченным доступом. Он полностью защищен от внешнего мира, ему ничего не угрожает, поскольку здесь дислоцировано слишком много всякого рода игрушек, с помощью которых можно растворить в атмосфере не только вашу солнечную Италию, но и всю старушку Европу. То, что вы делаете, молодой человек, — это откровенное и бессмысленное самоубийство. Даже если командир базы примет ваши требования, даже если вам и дадут вертолет, в чем я очень сомневаюсь, вы все равно покойник, труп…
— У вас был всего час, подполковник, — спокойно ответил Луиджи. — Говорили вы только что две минуты. Следовательно, у вас осталось 58 минут. Накиньте еще минут десять на переговоры с командиром, минут десять на подготовку вертолета, еще пятнадцать-двадцать минут на всякого рода формальности… Короче, не будьте идиотом, Махович! В конце концов речь идет о вашей жизни, неужели вы этого еще не поняли?
— И о вашей тоже, — пробормотал Махович.
— Как и все военные, вы ограниченны, — спокойно возразил Луиджи и усмехнулся. — Неужели вы думаете, что если бы я действительно дорожил своей шкурой, то согласился бы делать то, что сейчас делаю, а? У вас осталось 56 минут с несколькими секундами, подполковник Махович. Действуйте, если не хотите чтобы ваша семья получала за вас пенсию уже с сегодняшнего дня!..
Телефонный разговор подполковника с командиром авиабазы был коротким. Судя по спокойной реакции врача-итальянца, его совершенно не интересовали подробности. Он внимательно смотрел на Маховича, не отводя пистолет от его груди.
— …Да, сэр… — отрывисто, по-военному ответил подполковник. — Я считаю, что мы не должны идти ни на какие уступки, сэр… Да… Да, конечно, понимаю… Но… Да, сэр… Есть, сэр…
Махович осторожно, словно эбонитовая трубка была начинена динамитом, положил ее на рычаги и смерил Луиджи презрительным взглядом.
— А вы смельчак, подполковник, — улыбнулся итальянец. — Насколько я понял из разговора, вы готовы пожертвовать собой во имя… Кстати, во имя чего, собственно, вы готовы умереть? Я ведь, между прочим, ничего против вашей страны конкретно не имею. Я не собираюсь взрывать ваши боевые самолеты, минировать подходы к авиабазе или делать что-то такое, что угрожало бы национальной безопасности США. Все, что я прошу, связано с моей страной, с Италией. Будь этот человек американцем, я бы никогда не согласился на эту миссию, вы меня понимаете?
— Вы даже не представляете себе, молодой человек, насколько вы мне омерзительны! — загорелое лицо, мужественное лицо подполковника Маховича скривилось.
— Так и должно быть, — спокойно кивнул Луиджи. — Я здесь не для того, чтобы покорять вас своим обаянием. Итак, на чем вы порешили, сеньор подполковник?
— Командир базы полковник Майлс Теккер готов выполнить ваши требования. Но при единственном условии: час — срок совершенно неприемлемый! Он настаивает на трех часах, поскольку по инструкции не имеет полномочий самостоятельно решать такого рода вопросы. Ему необходимо срочно снестись с Пентагоном и получить соответствующие распоряжения. В случае, если вы примете это условие, полковник Майлс Теккер гарантирует безоговорочное выполнение ваших требований. Это все.
— А если не приму? — Луиджи прищурился и очертил стволом кольта прочертил в воздухе вопросительный знак. — Что тогда?
— Полковник Теккер полагает, что вы — не террорист-камикадзе, а представитель некоей военизированной организации, которому поручено конкретное задание… — Махович вздохнул. Чувствовалось, что возникшая так неожиданно ситуация и весь этот разговор с бандитом в белом халате профессионального врача его унижает. — В ваших руках — всего лишь жизнь одного офицера ВВС США, жизнь заложника. Убийство этого офицера не приведет к выполнению вашего задания и, естественно, ничего вам конкретно не даст.
— Три часа — это слишком много, — возразил Луиджи.
— Возможно, — кивнул Махович. — Тем не менее, полковник Теккер не видит иной возможности удовлетворить ваши требования за более короткий срок… — подполковник решительно мотнул головой, словно подтверждая свое полное согласие с начальником. — Его решение окончательно, молодой человек. Постарайтесь понять: в американской армии не принято торговаться. Здесь или выполняют приказ или не рассматривают его вообще…
Луиджи что-то пробормотал себе под нос по-итальянски, затем откинул большим пальцем левой руки крышку мобильного телефона и набрал комбинацию из девяти цифр. Телефонный разговор на итальянском длился несколько минут, причем врач, преимущественно, слушал, ограничиваясь короткими «да, сеньор!».
— Хорошо… — Луиджи щелкнул крышкой мобильного телефона и спокойно кивнул. — Я принимаю ваши условия. Ровно три часа. Сообщите также вашему командиру, что я знаю в лицо человека, о котором идет речь. Следовательно, вам лучше с самого начала отказаться от затеи подставить вместо него кого-нибудь другого. Если по истечении трех часов вертолет, в котором буду я, этот человек и вы, подполковник, не поднимется в воздух, мы с вами погибнем…
— Сопляк! — медленно процедил Джон Махович. — Фанатичный и глупый мальчишка!..
— В отличие от вас, сеньор Махович, у меня нет серьезных причин испытывать к вам презрение, — сдержанно улыбнулся Луиджи. — А потому сочту за честь отправиться на встречу с Господом в компании с вами, подполковник. В каком-то смысле для меня это даже честь…
8
База Моссада. Нагария, Израиль.
Февраль 1968 года
Спать Николаю дали не больше часа. Ему снились пустыня — вся в желто-волнистых барханах, в точности, как «Белом солнце пустыни». Разница заключалась только в том, что на вершинах барханов почему-то густо росли березы. Совсем молоденькие, словно их высадили только что, специально для Николая. Это было настолько неожиданно, что он, по щиколотки увязая в зыбучем песке, поднялся на один из холмов и, убедившись, что это не мираж, щекой прикоснулся к дереву. Ощущение было неожиданно приятное, с каким-то эротическим вкраплением. Словно его погладила чья-та атласная, чуть влажная ладонь…
— Stand up!
Николай медленно открыл глаза. Оттаявшая бутылка с колой лежала рядом, на подушке, и приятно холодила щеку.
Склонившийся над ним коренастый здоровяк в синей куртке-безрукавке, надетой поверх форменной армейской рубашки, тряс его за плечо.
— What happened? — недовольно буркнул Серостанов и вновь закрыл глаза. Ему хотелось вернуться в прерванный сон. — I'm sleeping!
— Let's go!..
В кабинете Моти Проспера за время его отсутствия ничего не изменилось. Даже клубы сигаретного дыма не утратили своей непроницаемой плотности.
— Хоть немного поспали? — в голосе израильтянина звучала искренняя забота.
— А вы?
— О, я уже старый человек, — улыбнулся Проспер. — В этом возрасте чем меньше спишь, тем меньше хочется.
— Что-то случилось? — Николай недоверчиво посмотрел на израильтянина.
— Случилось! — охотно кивнул Проспер. — Представьте себе. И очень славно, что случилось. Очень даже славно все получается…
— О чем вы?
— Я вот думаю… — Проспер сделал небольшую паузу для процедуры прикуривания очередной сигареты. — А если, господин Серостанов, ваши боссы в ГРУ, все-таки, не имеют отношения к этой операции? Если сирийцы спланировали ее сами, на собственный страх и риск? Технически это вполне реально…
— Отвечу вашим же вопросом, — Николай потер веки, стараясь сбросить с себя последние остатки прерванного сна. — Зачем сирийцам портить отношения с Москвой? Знаете, за такие фокусы в военной разведке…
— А за какие, собственно, фокусы? — Густые брови Проспера резко сошлись на переносице. — Вы же не знаете, как именно сирийцы собираются обставить сцену передачи пленки в лагере «Хезболлах».
— А вы уже знаете?
— Представьте себе на секунду, что именно в этот момент там высаживается десант израильских коммандос. Перестрелка, взрывы, паника… Естественно, несколько убитых, с десяток раненых… По такому случаю, господин Серостанов, в вас и араба, которому вы передадите пленку, всадят по паре очередей из «узи». Так сказать, для достоверности происшедшего, — ухмыльнулся Проспер. — Понятно, что кассета исчезнет, зато трупы и парочка взорванных строений будут сняты на видеопленку, которая уже через сутки будет прокручиваться в Москве. А теперь скажите: какие претензии русские могут предъявить своим арабским союзникам? Какой ущерб они нанесли советской военной разведке? Не уберегли ее агента? Так на войне как на войне, всякое бывает. Не сумели сохранить для советской военной разведки секретную посылку? Все верно, не сумели. Но, во-первых, они о ней и знать не знали, а, во-вторых, ситуация-то — форсмажорная! Причем реальная, невыдуманная. Израильтяне частенько треплют лагеря арабских боевиков. Это, так сказать, наша региональная повседневность, господин Серостанов. Так что, никаких серьезных подозрений эта история в Москве вызвать не должна. Разве что, неприятный осадок…
— Да, но через какое-то время пленка будет использована, — возразил Николай. — Причем с широкой оглаской…
— Опять-таки, прямых доказательств, что это дело рук сирийцев или какого-нибудь другого арабского союзника Москвы, у ваших начальников, Серостанов, не будет. Да и к чему вообще разбираться, если конечный результат этого недоразумения — мощная волна антиизраильских настроений в мире и высокая вероятность полномасштабной войны на Ближнем Востоке — русских в принципе устраивает? Нигде ведь не будет сказано ни слова о советской военной разведке. Все замкнется исключительно на регионе. И последнее обстоятельство окончательно отобьет у ГРУ желание разобраться в причинах…
— Здорово! — Николай покачал головой. — Действительно, красиво получается…
— Ага, — Проспер потянулся и с наслаждением хрустнул пальцами. — Если бы еще знать, что с этой красотой делать…
— О чем это вы?
— У вас есть родители, господин Серостанов? — без всякой связи спросил Проспер.
— Есть, конечно.
— Молодые?
— Ну, относительно… — Николай пристально смотрел на израильтянина, силясь понять, куда он клонит. — Отцу шестьдесят один, матери — под шестьдесят…
— Еще молодые, — улыбнулся Проспер. — А моей маме — восемьдесят восемь. Она практически безвылазно дома — старая, больная женщина, доживающая свой век… Единственная ее отрада на старости лет — это, представьте себе, не дети, не внуки с правнуками, а кроссворды! Она разгадывает их сутками, по двадцать-тридцать штук в день, благо, все родственники и знакомые тащат их ей отовсюду. Так вот, в редкие минуты, когда у мамы бывает хорошее настроение, она победоносно подсовывает мне гигантскую простыню этих черных и белых квадратиков и говорит: «Нет, ты только посмотри, Моти: я решила эту махину всего за двадцать минут! Кому бы рассказать, какая я умная?!..»
— И что? — негромко спросил Николай.
— Я, кажется, впервые начинаю понимать свою маму.
— Вы что-то придумали?
— Ваши боссы не в курсе этой операции, Серостанов, — твердо произнес Проспер. — Абсолютно не в курсе!
— Вы говорите так уверенно…
— Я вовсе не уверен, — покачал головой Проспер. — Просто я НАДЕЮСЬ, что именно так все и обстоит. Ибо практически все в этом кроссворде сходится.
— А если вы ошибаетесь?
— Тогда вам, господин Серостанов, крупно не повезло, — Проспер развел руками. — Очень крупно.
— Мне не повезло в любом случае, — пробормотал Николай.
— А вот тут вы не правы.
— Почему?
— Если ваши соотечественники действительно не в курсе дела, все еще можно изменить, переиграть.
— Любопытно узнать, как?
— Да очень просто, — хмыкнул Проспер и щелкнул зажигалкой. — Вы нарушите инструкцию, и полетите не в Дамаск, а сразу в Москву. Вместе с фотокассетой…
— И как я объясню своему начальству неподчинение приказу?