– Лариса Дмитриевна, человек по фамилии Клыков знаком вам?
– Нет. Не знаю такого.
– А фамилия Баюнов-Полторанин?
– Да, он вместе с семьей с конца апреля снимает на территории комплекса бунгало-люкс. – Она быстро вскинула глаза, встретилась взглядом с Лизуновым и тут же опустила ресницы. На лицо ее легла тень. Так облако набегает на луну.
– А как он расплачивался за наем, наличными? – продолжал спрашивать Колосов.
– Надо справиться в финансовом отделе. Кажется, была кредитная карта, – она нервно сжала сумочку. – Я точно не помню.
– Но вы же старший управляющий комплекса.
– Да, точно это была кредитная карта, – сказала она быстро. – Он уплатил вперед за несколько месяцев.
– Я понимаю, держать в голове информацию о каждом отдыхающем очень трудно. Тем более после таких событий, которые случились в вашей семье, вам как управляющему непросто вот так сразу дать точный ответ. Мы все понимаем, не волнуйтесь. – Никита, казалось, самым искренним образом сочувствовал ей.
– Понимаете, а сидите сложа руки! – Она не поднимала глаз, смотрела на носки своих туфель, говорила тихо и гневно. – Понимаете, а не ищете их.
– Мы ищем, – хмуро возразил Лизунов.
– Скажите, Андрей Славин дружил с Верой, бывал у вас? – продолжал Никита.
– Я видела его несколько раз, он заезжал за Верой на машине вместе с Машей Коровиной. А что?
– Найдена улика, остатки мужской рубашки. Я подумал, если он часто бывал у вас в доме, возможно, вы бы смогли нам помочь опознать одежду. Мы до сих пор точно не уверены, что это остатки одежды именно Славина.
– Нет, вряд ли я вам в этом помогу. И муж тоже. Этот мальчик приезжал вместе с Машей Коровиной всего несколько раз и…
– А Машу вы хорошо знали?
– Конечно. Она работала в комплексе в детском центре активного отдыха. Очень способная, умная и старательная девушка. Они с Верочкой дружили еще со школы, с первого класса. Их дружба сохранилась несмотря ни на что.
Никита посмотрел на Ларису Дмитриевну. Ему показалось, сейчас она добавит, что дружба девушек могла разрушиться от огромной разницы в социальном положении их родителей. Но Лариса Дмитриевна сказала совершенно другое:
– У Веры были большие проблемы. И с возрастом они обострялись все сильнее. Она с детства страдала нарушением обмена веществ, результатом чего стало сильное ожирение.
– И что же?
– Ну, в двадцать два года отсутствие тонкой талии воспринимается как конец света.
– У вас, Лариса Дмитриевна, были хорошие отношения с Верой? – прямо спросил Колосов.
– Как вам сказать… Когда я вышла за Олега замуж… Поверьте, этот шаг дался мне нелегко, с первым мужем я прожила пятнадцать лет, у нас был сын, и, когда муж умер, мне казалось – земля ушла из-под моих ног… Так вот, для меня повторный брак был трудным шагом. Но и для Олега он был непростым. Восемь лет после смерти своей супруги Олег жил только для Веры и ради Веры. И она пламенно, я бы даже сказала, фанатично любила отца. Я же говорю – у девочки были проблемы с внешностью, а такой отец, как Олег… Словом, это был единственный человек, единственный мужчина, которого Вера обожала, чувствуя при этом ответную преданность, любовь, заботу. Естественно, что, когда я вошла в их дом, в этот замкнутый мир отца и дочери, то… Да, у нас были некоторые сложности. Но мы честно старались их преодолевать. В целом у нас с Верой были добрые отношения, хотя и не всегда гладкие и ровные.
– А в тот день…
– Господи, я уже столько раз рассказывала, что случилось в тот день!
– Лариса Дмитриевна, но у нас ваших показаний нет, – тихо сказал Лизунов.
– Да? Мне казалось, я все время говорю только об этом и дома, и в офисе… – Она достала из сумочки сигареты и зажигалку «Картье», прикурила. – Праздники мы всей семьей собирались проводить в Москве. Хотели сначала ехать отдыхать в Финляндию, но там в мае еще холодно, а потом Олега утром 29 апреля неожиданно вызвали в Сочи, он должен был лететь немедленно, там решался вопрос о выделении участка побережья под строительство нового отеля. Он должен был вернуться тридцатого, но пришлось задержаться, они были приглашены к губернатору края, уехать он не мог. Короче, вернулся он только утром третьего числа.
Никита видел, как насторожился Лизунов: о том, что Островских в момент исчезновения дочери был в отъезде, речи на его допросе не шло.
– Мы были на нашей московской квартире: Вера, я и мой сын от первого брака Максим, ему четырнадцать. Где-то после обеда Вере кто-то позвонил, я думаю, это была Маша Коровина. Вера сказала, что тридцатого здесь, в городе, собираются все их школьные друзья…
– Где собираются?
– Естественно, в «Пчеле», – Лариса Дмитриевна сказала это с раздражением. – И она хотела поехать.
– Значит, в Спас-Испольск она уехала 29-го?
– Да, около пяти часов вечера. Я была против, но… вы же знаете, что такое современная молодежь. С ними невозможно спорить, все как от стенки горох. Не на ключ же мне ее было запирать.
– А на чем она уехала? Неужели на автобусе?
– Я дала ей денег на такси.
– Крупная сумма вылетит, – хмыкнул Лизунов.
Лариса Дмитриевна только пожала плечами.
– Она должна была ночевать у нас дома, в нашем доме на Сосновой аллее, по крайней мере, я так предполагала. Там у нас постоянно живут сторож и домработница. Она бы позаботилась о Вере, ведь у нее была строжайшая диета по предписанию ее врача-диетолога.
– Лариса Дмитриевна, извините за бестактный вопрос: Вера употребляла алкоголь?
Она кивнула. Потом снова кивнула: да.
– К сожалению. Иногда это выходило за рамки допустимого. Поэтому, как это ни странно звучит, Олег ограничивал ее в карманных деньгах. Хотя так ей никогда ни в чем не отказывал.
– А наркотики?
– Врач ее регулярно осматривал. Вера наблюдалась и у нашего семейного врача, и у специалиста-эндокринолога. По крайней мере, никаких следов от иглы не было заметно. Но ведь они сейчас бог знает что глотают – таблетки, растворы, нюхают разную дрянь.
– По характеру Вера какой была – робкой, застенчивой?
– Нет, что вы! Это был настоящий сорванец! Я же говорю: полнота была ее идефикс. И она делала все, чтобы хоть как-то сбросить вес. Олег рассказывал: она начала курить с двенадцати лет. А почему? Потому что девчонки в школе говорили, будто табак сжигает калории. Она гоняла на мопеде, Олег подарил ей американский, последнюю модель. В прошлом году, когда я сдавала на права, Вера уговаривала отца, чтобы он и ей подарил машину. Ей очень хотелось иметь внедорожник, представляете?
– А приятели, близкий друг у нее был?
Лариса Дмитриевна вздохнула:
– Ребята были. Она дружила с Машей, а та такая милашка, вокруг нее мальчишки как рой вились. Мне кажется, что в последнее время и Веру тоже кто-то начал интересовать. Но она это тщательно скрывала.
– От вас? И от отца тоже?
– Да, и от мачехи, – Лариса Дмитриевна горько улыбнулась, – и от обожаемого отца. Мы с Олегом считали, что это возрастное. Хотя с моим сыном Максимом у Олега после нашего брака не было никаких проблем, они быстро подружились. А ведь Максим сейчас на самом пике переломного возраста.
– Ваш сын сейчас с вами?
– Мы отправили его на полтора месяца в юношеский лагерь в Австрию. Там он подучит немецкий. Вообще, мы решили не травмировать мальчика. Он так тяжело переживает.
– Лариса Дмитриевна, а Вера раньше посещала Съяны?
– Никогда нам с Олегом это и в голову не приходило! Хотя она часто вела себя как мальчишка, но не до такой же степени! Но… А потом мы узнали от матери Маши, что, оказывается, они спускались в катакомбы, что Славин там бывал, что якобы у Маши был приятель или жених, какой-то там проводник или диггер… А потом их машину, то есть машину Андрея, нашли у Большого провала.
– А зачем все-таки они могли туда ходить, как вы думаете?
– Ну, здесь у нас… Вы не из наших мест, а я здесь выросла… Съяны окутаны целым шлейфом легенд. Встречаются среди них и красивые, поэтичные, и весьма зловещие. Много разных сказок ходит об этом месте, возможно… Но понимаете, я точно не знаю ничего, может, она в силу своего юного возраста была увлечена кладоискательством, хотя… Хотя это больше для возраста Максима подходит, чем для… Не знаю, понятия не имею!
Сработал селектор:
– Аркадий Васильевич, майор из главка, Колосов, еще у вас? – загремел в динамике взволнованный голос дежурного.
Лариса Дмитриевна испуганно замолчала.
– Да, а что такое? – ответил Лизунов.
– Только что с нами приезжий кинолог по рации связался. Они вместе с Онисимовым, участковым, отрабатывали территорию за Александровкой. И спелеологи у них срочно запросили помощи. Якобы в катакомбах, вы слышите меня… в катакомбах кто-то есть. Кинолог группу поддержки вызвал. Там что-то непонятное происходит.
– Их нашли? – Лариса Дмитриевна медленно поднялась. Сумочка упала с ее колен.
– Это Колосов, – бросил Никита в селектор. – Сейчас выезжаю туда. – Он обернулся к жене Островских: – Скоро узнаем, что там такое.
– Боже мой… Олегу надо немедленно сообщить… А можно и мне, мне с вами туда?
– Нет, поймите нас. Если что-то будет, мы вам сразу же сообщим. Спасибо за информацию, вы нам очень помогли.
– Господи, да чем?
Во дворе ОВД, уже садясь в ветхую лизуновскую «Волгу», Никита снова ее увидел. Мачеха Веры Островских стояла возле серебристого «Крайслера» и о чем-то тихо и горячо говорила по мобильному телефону. «Мужу, наверное, докладывает», – подумал Никита. Машина у Ларисы была что надо, как и ее туфли, сумочка и духи. Первый сорт.
Он вздохнул: беседой этой он был абсолютно недоволен. Ему нужен был Островских. Почему это владелец «Соснового бора», подумал Колосов, уклонился от назначенной встречи, прислав в милицию свою жену?
Глава 16
НАХОДКА
– Что там еще стряслось, черт! – Лизунов чертыхался всю дорогу. Но Никита отметил: не одно только праздное любопытство выгнало Пылесоса из теплого и светлого кабинета «на землю». По пути они несколько раз запрашивали через дежурную часть координаты места, куда ехать. «За Александровкой» – это было чересчур расплывчато. Из рапорта дежурного они поняли пока только одно: кинолог и участковый обследовали у поселка берег реки, там наткнулись на спелеологов и потом вдруг срочно запросили помощи.
У моста за Александровкой им встретилась машина ППС. Старший наряда доложил, что дежурный им тоже приказал «переброситься» на этот участок. Чуть дальше на шоссе обнаружился «газик»-»канарейка», на котором кинолог и его спутник прибыли на место. Лизунов приказал «спешиться» и идти прямо к берегу реки, клял на все корки «эту чертову связь – толком не поймешь, куда выдвигаться!»
И вот среди сосен наконец мелькнул просвет – вода.
– Вон там, ниже по течению, лодочная станция, там же гольф-клуб, а вон справа шоссе. Там съезд к реке удобный и стоянка, – Лизунов быстро сориентировался на местности. – Мы в районе 46-го километра у фермерского хозяйства. А вон и они. – Он махнул рукой на невысокий холм, поросший молодым ельником, полого спускающийся к реке.
Они услышали зычные крики, громко лаяла овчарка. У подножия холма Колосов увидел кинолога, участкового и группу незнакомцев в оранжевых касках и грязных комбинезонах. Приблизившись, он понял, что это незнакомки – пять молодых девиц, галдевших как сороки. «Спасательницы, ешкин корень», – подумал он. Девушки были чем-то взбудоражены и, как ему показалось, напуганы. Мужчина среди них был только один – высокий парень в таком же комбинезоне, обвязанный толстой капроновой веревкой. Он как-то странно держал руки, точно совершал намаз или готовился к хирургической операции. Подойдя еще ближе, Никита увидел, что ладони парня окровавлены. Следы крови имелись и на комбинезоне – на брезентовых штанах.
А метрах в двадцати выше по склону холма Никита увидел темное зияющее отверстие – пещеру.
Их с Лизуновым обступили все разом. Из сбивчивых пояснений (женщины ж, господи!) они узнали, что спелеологи на этом участке проводили обследование так называемой вскрытой пещеры. Как они были уверены – еще одного хода в заброшенные каменоломни. И вдруг там внизу что-то случилось.
– Я там был и вот Женя Железнова. – Парень с окровавленными руками повернулся к Никите. Смуглое, тронутое загаром лицо парня было сейчас пепельным и покрылось мелкими бисеринками пота. – Только мы не здесь спускались, мы шли под землей по одному из маршрутов от Большого провала. Связь со страхующей группой держали по рации.
– А вы кто такой, простите? – спросил Лизунов сурово.
– Павел Шведов, проводник. А я Алина Гордеева, начальник экспедиции.
Это произнесла одна из спасательниц – высокая, сероглазая, на взгляд Колосова, слишком мужеподобная. В нагрудном кармане ее комбинезона торчала рация, у пояса в чехле фонарь и мобильный телефон.
– Наша штурмовая группа из двух человек работала под землей на маршруте, – пояснила она. – Мы их страховали наверху у входа. И вдруг Павел по рации доложил, что ему кажется, будто кроме них в катакомбах есть кто-то еще.
– Я этот маршрут прекрасно знаю, не раз ходил тут, – перебил ее Шведов. – Знал, что там впереди выход к реке. Когда нам до выхода оставалось примерно метров двести, мы с Женей внезапно услышали шаги в одном из боковых проходов. Сначала думали – показалось. Но нет. Окликнули. Раздался топот, словно кто-то убегал. Потом…
– Там еще были звуки… – Железнова жестикулировала от волнения. – Странные… Правда, под землей все сильно искажается, словно кто-то рычал, или кашлял, или хрипел, или все разом, одновременно… Мы пошли на звук, свернули в боковую штольню, и тут Швед… то есть Павел, поскользнулся на глине. Упал на колени. У него разбилась лампа. Когда поднялся, сказал, что во что-то вляпался. Мы думали – глина или помет летучих мышей, а я фонарем посветила – это кровь. Там целая лужа крови была на глинистом выступе. А потом мы снова услышали шаги. Они быстро удалялись. Я выскочила в боковой коридор, посветила фонарем… – Она обратила к Гордеевой побелевшее лицо, остальных она словно и не замечала. – Аля, я… я так испугалась! Смертельно… Эта тень… Я посветила фонарем, а там кто-то был в нише. Он отпрянул в сторону, исчез. Я успела заметить только тень и этот запах… Отвратительный, тошнотворный запах…
– Ничего, со всяким бывает, нервы. – Гордеева не смотрела на нее. – Не стоило так инстинктивно поддаваться панике. И сломя голову нестись к выходу.
– Она же испугалась. – Швед словно заступался за Железнову. – А со мной ничего. Я даже не ранен. Это чужая кровь. И потом, я знал, где выход, я выбрался.
Никита слушал этот диалог. Интересно, подумал он, они, эти спелеологи-спелеологини, которых он видит впервые, но о которых ему все уши прожужжала Катя, не хотят на людях перетряхивать грязное белье. Но истина, кажется, в том, что, перепугавшись насмерть кого-то или чего-то, эта Женя Железнова нарушила главную заповедь спасателей: бросила внизу под землей без света своего напарника и побежала к выходу. А он остался там один с разбитой лампой, и с ним не могли установить связь, рация, наверное, тоже повредилась, когда он упал. Поэтому, увидев наших – кинолога и участкового, эти куклы в комбинезонах и обратились за помощью: караул, милиция! Господи, обычное бабье, а туда же – спелеологи, исследователи, экстремалы!
– Ну-ка, пошли посмотрим. – Лизунов решительно скинул китель. – Покажешь, где вы там нашли кровь? – обернулся он к Шведову.
Тот кивнул, молча забрал у Железновой фонарь. Гордеева сняла свою каску, подала Лизунову. Железнова свою – Никите.
– Может, и мне с вами? – неуверенно предложил кинолог. Однако овчарка наотрез отказалась заходить в пещеру. Сколько он ни понукал пса, тот только глухо ворчал и упрямился.
– Ничего не поделаешь – клаустрофобия, – сдался кинолог.
Вопреки ожиданиям Колосова, проникнуть из пещеры в подземелье оказалось не так уж сложно. Своды подземного хода были довольно высокими, мужчины шли в полный рост. Только в двух местах пришлось сгибаться. Было очень сыро и холодно, тихо и темно. Пятно мощного фонаря выхватывало из мрака лишь отдельные фрагменты: скользкий глинистый пол, сырые стены. Никита потрогал их – известняк. Оглянулся: свет в конце тоннеля. От входа их уже отделяло метров тридцать.