– Мы шли вот здесь, – Шведов указал на извилистый боковой коридор. Справа от него Никита увидел еще один, пошире. Следом за проводником они протиснулись в узкий. Лизунов снова чертыхался. На этот раз шепотом. Время тянулось медленно. Наконец Швед остановился и посветил себе под ноги.
– Вот здесь я поскользнулся.
Никита присел на корточки, ощупал пол – мокрая раскисшая глина, а также… обширное пятно крови, уже впитавшейся в почву. Однако кровь была свежая. Он достал носовой платок и взял пробу грунта. Эксперты потом разберутся, что это еще за новая чертовщина.
Проход уводил дальше в глубь подземелья. Отсюда выхода на поверхность уже не было видно. Кругом их обступала черная бархатная тьма. Пятно света казалось жалким. Колосова внезапно охватило беспокойство: а что, если… если фонарь погаснет? У них же нет запасного. Поворот… Ноги разъезжались на глине. Еще поворот. Коридоры – узкий и широкий – сообщались так называемыми перемычками. Он вспомнил, что Железнова сказала: мы свернули. А свернуть она могла только сюда, в ход, ведущий снова на поверхность. Здесь коридоры разветвлялись. Узкий уводил дальше под землю. И если кто-то тут действительно был кроме спасателей, уйти он мог только в этом направлении. Они тщательно осмотрели пол в поисках следов. К сожалению, вязкая жидкая глина, в которой ноги тонули по щиколотку, надежды на их обнаружение не оставляла. Проход еще более сузился, и Шведов сказал, что дальше без специального снаряжения идти опасно.
Они вернулись в широкий коридор. Пошли назад. Темнота, скользкое месиво под ногами, влажные известковые стены. Никита касался их рукой, шел, и вдруг… под рукой – пустота.
– Подожди, посвети-ка сюда, – попросил он проводника. Шведов посветил.
Это была небольшая тупиковая пещера, довольно сухая, а в ней…
– Ничего себе, – Лизунов даже присвистнул.
Все пространство пещеры занимали два длинных деревянных ящика. Они попытались сдвинуть один, он оказался адски тяжелым. Как гроб. Сквозь щели между досок выбивались стружки. Колосов что есть силы рванул одну из досок крышки: эх, нечем поддеть… Рванул еще раз, доска затрещала. Вместе с Лизуновым они с трудом ее отодрали. Проводник посветил. В пене стружек желтое электрическое пятно выхватило полированные ружейные приклады, вороненую сталь.
Глава 17
СЛЕДОВАТЕЛЬ
Ящики извлекли из подземелья и доставили в отдел. Лизунов, правда, поначалу питал надежду устроить возле тайника засаду, но потом остыл: все равно находка уже получила огласку. Днем о ней знают в лагере спелеологов, к вечеру узнает весь городок.
В ящиках находилось десять тротиловых шашек, запалы, детонаторы, шнуры, большое количество боеприпасов, два автомата и винтовки. Именно они и заставили капитана Лизунова немедленно связаться с ФСБ. Это была одна из новейших разработок СВ-99. С подобным оружием ни Колосов, ни Лизунов, да и никто из областных сыщиков еще не встречались. Информация была на уровне слухов: винтовка СВ с оптическим прицелом, некогда разработанная по заказу спецслужб, – универсальное элитное киллеровское оружие. Имеет абсолютно бесшумный выстрел, бьет более чем на 700 метров, посылая при этом пулю в тридцатисантиметровую мишень.
А в ящике таких винтовок было тридцать восемь штук. Все в заводской смазке, новехонькие. Приехавшие эксперты ФСБ забрали винтовки с собой. Примчавшийся на место обнаружения Обухов пробовал было возражать, но его протестов никто не услышал. Колосов не протестовал – каждый сверчок знай свой шесток. Из ЭКО они с Лизуновым получили данные дактилоскопического экспресс-исследования. В душе он радовался, что они успели «откатать» ящики до приезда коллег с Лубянки. И теперь на руках у них было категоричное заключение: на ящиках, на внутренней и внешней поверхности досок крышки, на прикладах винтовок и автоматов имеются отпечатки пальцев Петра Клыкова. А на внешней поверхности досок крышки и внешней поверхности боковых стенок отпечатки еще одного, пока еще не установленного лица. Эти неизвестно кому принадлежавшие пальцы в пожарном порядке сравнили с имеющимися в банке данных ОВД отпечатками Баюнова и Быковского. Однако пальцы не совпали.
И тем не менее к Баюнову в «Сосновый бор» немедленно выехала сводная оперативная группа. Колосову тоже пришлось принять в ней участие. И всю дорогу он слушал выпады Обухова по поводу поведения коллег из «спецструктуры»: «Нет, что же это такое делается-то, а? Тайник с оружием открыли мы, а они явились и подмяли операцию, и теперь…»
«Тайник открыли мы, – думал про себя Никита. – А не ты». Но вслух он не стал цепляться: Генка и так был зол и расстроен.
Чтобы немного разрядить грозовую атмосферу в машине, Никита начал расспрашивать Обухова, как у того обстоят дела с работой по персоналу «Соснового бора». Согласился ли кто давать информацию? И Обухов выдал кое-какие любопытные новости.
а) Да, удалось установить прямые контакты с несколькими техническими сотрудниками «Соснового бора». («Завербовал ты, Гена, наверное, сантехника дядю Мишу», – подумал Никита беззлобно.)
б) Леонида Быковского объявили в местный розыск и начали проверять всех лиц, с которыми он когда-либо общался. И такая повальная проверка принесла результат. Была получена информация о том, что Быковский в свое время находился в интимных отношениях с тренером группы шейпинга спортклуба «Звезда» Оксаной Заварзиной. Ее телефон начали прослушивать.
– Вчера около одиннадцати вечера из Москвы на ее домашний телефон был звонок – Быковский, – нехотя рассказывал Обухов. – Жив, как видишь, живехонек. Я запись слушал. Он ее «как жизнь» спрашивал: «Скучаешь еще по мне?» А она: «Да пошел ты! Где тебя носит? Тебя тут все с собаками обыскались». Ничего, когда следующий раз позвонит этой кукле Барби, а он позвонит, мы установим номер.
Никита слушал, кивал. Одобрял. Но мысли его были далеко. Он думал, что найти в подмосковном лесу в каких-то долбаных каменоломнях сверхсекретные СВ-99 – это все равно что обнаружить космического разведчика, зеленых человечков. Он думал о Баюнове, Клыкове и Островских. А еще вспомнил об одном поручении, которое немного беспокоило его перед отъездом на задержание.
А дело заключалось в следующем: когда в ОВД снова наступил Полный Аврал и все забегали как оглашенные, когда двор снова наполнился машинами и людьми, Катя мирно сидела в кабинете следователя Красновой и печатала на машинке статью о работе местной участковой службы. За сенсациями не угонишься, а рабочий репортаж с «земли» всегда пригодится.
В кабинет вошел Колосов. Без стука, как к себе домой.
Спросил:
– Привет, можешь мне сейчас помочь в одном деле?
Катя кивнула. Вот так – ни тебе здравствуй, как я рад тебя видеть, ни тебе – Катенька, Катюша…
– Мне нужно срочно отъехать. Не знаю, когда вернусь. А Кероян по моей просьбе свидетельницу на пять вызвал. Я сам ее передопросить хотел, а теперь не получится. Поговори с ней ты.
– Хорошо. Что за свидетельница? – Катя разглядывала начальника отдела убийств. Шальной какой-то. Куртка вся в глине. В катакомбы, что ли, лазил? Да неужели? Что там еще стряслось?
– Ты материалы читала? Я Лизунова просил, чтобы тебя ознакомили. Подожди, не перебивай. Вижу по лицу, что читала. В пять девица одна явится, Маргарита Кривцова. Допросишь ее. О чем – не мне тебя учить. Запиши все дословно. Все ответы, какие получишь.
– А Кероян не станет возражать? Или Лизунов? – недоверчиво спросила Катя. – Это же их дело. Кто я здесь такая, чтобы кого-то допрашивать?
– Они уезжают. А потом, мне нужно, чтобы с Кривцовой поговорила ты, а не этот дохлый меланхолик.
– Хорошо, Никита. Я все сделаю.
– Спасибо. – Он развернулся и хлопнул дверью. Привидение в глине. Был – и нет.
Он об этом поручении забыл. А Катя… Катя терпеливо ждала свидетельницу. Предупредила дежурную часть, чтобы Кривцову направили не в розыск, а в следствие, в семнадцатый кабинет. Кривцова опоздала на четверть часа. Это была миловидная зеленоглазая девушка с ярко-рыжими крашеными волосами и нежной кожей. Она имела крошечные, как у ребенка, ступни и кисти рук и плохо выговаривала букву «р».
– Меня опять по поводу их вызвали? – спросила она, следя, как Катя в протоколе (бланк по цвету был похож на выцветший капустный лист) в слове «допрос» зачеркивает первую букву. – Не нашли их?
Катя вздохнула, ответив: «Нет, к сожалению. Пока».
– Я вроде бы все в прошлый раз рассказала Рубику. Керояну то есть, – Кривцова тоже вздохнула. – Жалко ребят, сил нет. Как подумаю…
– Вы работали вместе с Машей Коровиной. Скажите, а вообще как давно вы ее знаете? – спросила Катя.
– Да со школы еще. И ее и Веру. С первого класса. Правда, мы не в одном классе учились, а в параллельных.
– Месяц уже прошел с момента их исчезновения. Вы, наверное, с вашими друзьями здесь в городе не раз это обсуждали. Вообще, что говорят об этом происшествии?
– Да кошмар это! Дико как-то, необычно, страшно. Тут мы в субботу в «Пчеле» собирались, естественно, разговор зашел. Тот вечер начали вспоминать – многие были на той вечеринке. Но никто ничего толком вспомнить не может. – Кривцова хмурилась, явно напрягая память. – И на работе у нас тоже все в догадках теряются, у нас ничего подобного никогда не было! Точнее… ну, когда Леля пропала, тоже тогда милиции приезжало… уйма, а потом ее все же нашли.
– Кто это Леля? – быстро спросила Катя.
– Леля Лупайло, наша сотрудница. Парикмахер-визажист из салона красоты «Соснового бора», полтора года назад это было, кажется, в ноябре где-то. Ушла с работы вечером, а домой не пришла. Ее искали, к нам на комплекс милиция приезжала. Тоже вот так расспрашивали. Потом заглохло все. А как снег сошел, ее нашли. В лесу, недалеко от автобусной остановки, возле поля для гольфа. По одежде только и опознали бедняжку. Ее зарезал кто-то. Ножом! Все тоже потом менты… ваши то есть… в «Пчеле» узнавали, с кем она общалась, с кем гуляла, кто у нее был. Любовника в убийстве, наверное, подозревали! А она… Да это в «Бору» всем известно было… с Ледневым – начальником службы безопасности комплекса – амуры крутила. На развод мужика от семьи подбивала. Но ничего у нее тогда не вышло. Леднев умер, сердце вроде, инфаркт. В летах он уже был. Прямо на работе, представляете? Его на лестнице нашли. Сердце прихватило на лестнице, упал, никого рядом не оказалось. А когда нашли, он уже мертвый был. Жалели его. Он мужик мировой был, хоть и блядун порядочный. А Лелька потом долго-долго себе замену никак подобрать не могла. Ее денежные папульки все привлекали. Чтобы не как-нибудь было, а красиво – с ветерком на «Мерседесах». А с такими у нас в городке напряг, – Кривцова хмыкнула. – Ну а потом и ее не стало. Наши думали – изнасиловал ее кто-то. Там же дорога, шоссе. Она часто голосовала, ловила частников, лень было до дома топать. Ну, наверное, и поймала на свою голову психа какого-нибудь шизанутого. Так и не нашли его.
– А с Коровиной эта девушка общалась?
– Нет. Они друг друга не переваривали. Даже не здоровались.
– Риточка… Я могу вас просто Ритой называть? Скажите… – Катя решила направить разговор в более животрепещущее русло. – А вот, на ваш взгляд, дружба между Коровиной и Верой Островских… Что ее питало, эту дружбу? Они были на равных или кто-то из них лидировал, а другой уступал, подчинялся?
– Ну, – Кривцова посмотрела на Катю удивленно. – В школе они всегда сидели за одной партой. И потом все годы дружили, даже когда Вера в Москву переехала, все равно часто встречались. У нас тут про них разное говорят. Если кто вам про них грязь натрепет, плюньте, не слушайте.
– А что именно говорят?
– Ну, мол, потому они друг к другу тянулись, что обе выгоду от общения имели. Маше было, мол, выгодно с Верой общаться, потому что у ее отца денег куры не клюют. Он Машу и на работу устроил, и вообще… А Вера, мол, просто пользовалась Коровиной: вокруг той всегда ребята крутились, компания, ну и Вера не чувствовала себя обделенной вниманием.
– Что ж, пусть и циничная, но логика в таких суждениях есть.
– Чушь все это. Они просто дружили с самого детства. Им было хорошо друг с другом. Знаете, есть люди, которые просто созданы друг для друга. Говорят, девчонки дружить не умеют. Только не они.
– Значит, если бы одна из них надумала отправиться в каменоломни ночью, другая тоже бы за ней последовала?
– Не бросила бы. Это точно.
– В прошлый раз вы упоминали, что вокруг Съян в городе ходит много рассказов, легенд. Не познакомите меня с ними?
– А вы что, и это будете записывать в протокол? – улыбнулась Кривцова.
– Да, – Катя улыбнулась в ответ. Она не очень-то ловко чувствовала себя в роли протоколиста.
– Ну, разное болтали… В основном про Луноликую рассказывали. В детстве еще, помню, мне бабушка говорила. Потом мы с девчонками, маленькие, как соберемся в лес за грибами – ну, сразу друг друга Луноликой пугать. Родители строго-настрого запрещали в пещеры соваться. Луноликая – это ведьма из подземелья, она охраняет клады. Там внизу есть пещера, где она обитает. Если увидит тебя под землей – замучит, выпьет кровь до капли. Но иногда… Иногда, если знать заклинание, ее можно заставить исполнить любое, самое заветное твое желание. Если дать ей взамен то, что она потребует.
– Интересно, что-то вроде Хозяйки Медной горы… Я, правда, о Луноликой несколько иные вещи слышала. А что же она может потребовать взамен?
– Ну что? Кровь, она же ведьма, вампирша. Мы когда в школе учились, мальчишки наши на спор в Большой провал лазили – курили там и пальцы себе булавками кололи, кровью кропили камень, вызывали Луноликую. Потом нас пугали. Но это же бред, детство. Все когда-то во что-то играли, пересказывали страшные истории. Никто же потом не воспринимал это всерьез.
– Ну понятно… Скажите, Рита, вы видели Машу Коровину вместе с неким Шведом?
– Это который сейчас проводником у спелов, которые их ищут? Диггер-то этот прибабахнутый? С татуировкой? А как же! Они в «Пчеле» и познакомились при мне в прошлом году, на дискотеке. Он к ней как пластырь прилип, пока не дала. – Кривцова покосилась на Катю, которая старательно записывала. – Только это в протокол не нужно… Пожалуйста… Это я так, по инерции. Точно не знаю, но… Как у мужиков бывает? Сначала прохода не дает, а потом поутру слиняет. Машке тело его нравилось, сама мне как-то призналась – мальчик классный: тело – стальной атлас. Секс-машина. А в остальном… Он же абсолютно бесперспективный, этот Швед. Беспутный, комнату в коммуналке в Москве снимает, да к тому же еще и алкаш порядочный.
– А когда они расстались, не знаете?
– Кажется, осенью. Правда, потом, где-то в апреле, числа, наверное, двадцатого, я их видела вместе в «Пчеле». Тогда как раз эти спелеологини сюда заявились, к нам в город. Швед вокруг них как вьюн вертелся. Гулял, по-моему, с одной из них, он мальчик падкий на новизну. И «Пчелу» они вместе посещали. А с Машкой я его видела… Они разговаривали у стойки. А потом она к Славину вернулась, они уже тогда вместе несколько месяцев были. А Швед пиво дул… Мне тогда показалось, что он Машку-то к Славину приревновал.
Катя отметила себе: узнать точную дату, когда спелеологи прибыли в Спас-Испольск. Она-то была уверена, что они приехали по вызову Островских уже после ЧП, а оказывается…
– А вы говорили: в тот вечер Вера выглядела чем-то сильно расстроенной, рассерженной. Может быть, она что-то рассказывала? Может, это было вызвано ссорой дома, с родителями?
– Ну… Я рассказывала Рубику, то есть оперуполномоченному Керояну – мы с ним соседи по дому. – Кривцова улыбнулась. – Веру, как мне всегда казалось, не очень-то радовало, что ее отец женился на Ларисе Ледневой. Кому из нас хочется получить молодую, красивую, злобную мачеху?
– Злобную?
– Ну это я так. Аллегория. Как в «Белоснежке» – свет мой, зеркало, скажи… Нет, Леднева совсем не злая. Просто она железная. Железная леди. Комплексом нашим получше всякого мужика управляет. Так разворачивается, дай боже. Вон на днях новый зал в ресторане открывает… А с персоналом, с нами, мелкотой, что называется, строга, но справедлива. Никаких необоснованных увольнений, грех жаловаться. Но работу спрашивает. На работе ею довольны. А как у них там дома с Верой было, мне трудно судить. Она со мной никогда о своих проблемах не говорила. Маша их тоже не обсуждала, хотя, я это наверняка знаю, в курсе всего была. Верка с ней всем делилась, как с сестрой. Честно признаться, в тот вечер, увидев, как Верка вся так и кипит от ярости и пьет так много, я подумала, что это все из-за…