Мы зашли в комнату, Николай Иванович перекрестился: в красном углу висели иконы, Верка последовала его примеру, я, как старая атеистка, этого делать не стала.
Комната была чистой, пол и стены – деревянными, ничем не обклеенными и не обшитыми, в углу стоял телевизор, изначально цветной, но теперь показывающий все в зеленых тонах. Мы оторвали бабку от какой-то бесконечной саги о латиноамериканской любви. Посреди стола красовался самовар, поэтому вполне можно было сделать вывод, что хозяйка чаевничала, наслаждаясь видом какого-то горячего заморского кабальеро. Не исключаю, что она сравнивала его со своим бывшим, спившимся деревенским механизатором. Портрет бывшего красовался на стене, как и ряд других фотографий: хозяйка в молодости, они с супругом, более поздние фотографии, где физиономия супруга говорила о большой его дружбе с зеленым змием, дети, внуки и прочая родня, каковой насчитывалось немало – если судить по количеству снимков.
Хозяйка оказалась невысокой сухонькой старушкой, ее возраст я определить не смогла. Одета она была в черную длинную юбку и теплую кофту ручной вязки, застегнутую до ворота. В доме, признаться, было не так чтоб и жарко. Барбоска тут же пристроилась калачиком у печки и больше на нас внимания не обращала.
– Присаживайтесь, – предложила хозяйка.
Мы расселись за большим деревянным столом, хозяйка оглядела нас внимательно и спросила, зачем пожаловали.
Николай Иванович уже хотел было открыть рот, но я наступила ему на ногу под столом, решив взять инициативу в свои руки, а заодно сразу же уточнить один важный для меня момент.
– На прошлой неделе не у вас тут парни погибли? – спросила я.
Бабка сфокусировала взгляд на мне, долго меня рассматривала, пожалуй, осталась не очень довольна моим городским видом, но тем не менее кивнула.
– У нас. Вон там, на дороге. Где венок висит. Не видели?
– Видели, – встрял Николай Иванович. – Но мы хотели у вас спросить, не заметили ли вы… чего-то необычного?
Бабка теперь уставилась на Николая Ивановича, его вид ей, пожалуй, был ближе к сердцу, чем наш с Веркой. Немного покочевряжившись, бабка, назвавшаяся Варварой Васильевной, все-таки поведала нам о случившемся на шоссе, а также заодно и все деревенские сплетни.
В окрестностях в общей сложности стояло пять деревень, когда-то густонаселенных, теперь – почти пустых. В летнее время они, правда, оживают, наполняются людьми, слышится детский смех, а Варваре Васильевне есть с кем общаться. Ей тоже привозят внуков из города. Родственники уже неоднократно предлагали ей перебраться в Питер, но она отказывается: тут она полная хозяйка, а там придется делить комнату с младшей внучкой. Да и воздух тут совсем другой, а в городе она задыхается. Если бы кто-то жил в деревенском доме из молодых – ей, конечно, было бы легче, но молодые приезжают не чаще чем раз в две недели. Но и на том спасибо.
Сын привозит из города продукты, стараясь обеспечить мать. Летом в деревне открывается маленький магазинчик, сейчас же за хлебом и необходимым минимумом Варваре Васильевне приходится ходить за четыре километра. Ей, конечно, не привыкать, но ноги в последнее время побаливать стали, так что ходит она реже, чем раньше, хотя и хочется ей с людьми пообщаться.
Сейчас в деревне в общей сложности проживают четыре человека: она, два брата-пьяницы и нелюдимый тип в дальнем доме, к которому, правда, время от времени под покровом ночи приезжает городская дама на иностранной машине. Иногда еще кто-то – и тоже на иностранной. Мы втроем навострили уши, наступили друг другу на ноги под столом и продолжали слушать с повышенным вниманием.
Но Варвара Васильевна решила для начала поведать нам о случившемся на шоссе.
Она спокойно сидела вечером дома, смотрела сериал. По ходу дела бабка пожаловалась, что телевизор совсем испортился, а сын все никак не может купить ей новый. Придется, видимо, летом клубнику продавать да ягоды в лесу на продажу собирать, чтобы накопить денег самой. Телевизор – ее окно в мир. В общем, вдруг откуда-то со стороны шоссе раздался странный грохот. Варвара Васильевна не смогла сразу же определить его природу. В первое мгновение ей показалось, что это гром, потом она сказала себе: «Что за гром в марте, дура старая?», прислушивалась, но какое-то время ничего странного больше не происходило, и она даже перестала задумываться о природе этого звука, увлекшись любовными переживаниями одной гордой и красивой и в то же время наивной и нетронутой девушки, страдавшей по серьезному, опытному и исключительно богатому мужчине аристократического происхождения. Варвару Васильевну гораздо больше интересовало, когда же аристократ совратит девушку, чем непонятный звук с ближайшего шоссе.
Но от телевизионных страстей ей пришлось оторваться: начались страсти в ближайших окрестностях. Варвара Васильевна услыхала вой сирены, потом до нее стали доноситься различные звуки, которых, по идее, в окрестностях быть не должно. Шоссе, конечно, отсюда далеко, и деревню от него отделяет поле, когда-то принадлежавшее колхозу, а теперь разделенное на полосы, используемые дачниками под картошку. Варвара Васильевна припала к окну, но в темноте видела лишь какое-то скопление машин, правильнее будет сказать – свет множества фар. Заинтересовавшись, она даже выключила телевизор, прервав страдания девушки по аристократу, быстро оделась и выскочила из дома. На улицу вылез и нелюдим из дальнего дома, братья, как выяснилось позже, спали, напившись самогону, купленного в соседней деревне.
Варвара Васильевна на пару с нелюдимом, с которым она, можно сказать, впервые общалась, пошли в сторону шоссе. Тут им навстречу попалась милицейская машина, направлявшаяся как раз к ним в деревню – как в самую ближнюю. К великому сожалению милиционеров, ни бабка, ни нелюдим ничего не видели. Милиция от них сразу отвязалась и даже не подбросила до шоссе, чем Варвара Васильевна была очень недовольна. На шоссе они увидели развороченную машину. На обочине лежали два прикрытых каким-то брезентом тела. Пошныряв среди лиц в штатском и в форме, любопытная бабка выяснила, что у них в окрестностях кто-то бросался гранатами из канавы, причем вполне успешно.
Выяснив все, что только было возможно, бабка с нелюдимом, на этот раз оказавшимся очень даже разговорчивым – или любопытным, – отправились обратно. Нелюдим выглядел немного испуганным. Бабка же возмущалась этим безобразием и бездействием властей, убедившись, что по телевизору журналисты все-таки отнюдь не сгущают краски.
Милиция соизволила еще раз посетить их деревню, прорабатывая версию посещения их мест двумя убиенными. Пообщавшись с бабкой, менты поняли, что парни никак не могли ехать к ней, потом с трудом добудились двух братцев (при помощи Варвары Васильевны, не очень церемонившейся с соседями, не то что оперативники, и вылившей им на головы по ковшу колодезной воды), которые выслушали милиционеров, выпучив глаза, и все время спрашивали подтверждения у соседки. Махнув рукой, милиция отправилась в последний дом, к нелюдиму, как называла его бабка. Варвара Васильевна поспешила вместе с ними, так как жаждала все-таки заглянуть в дом, куда ее никогда не приглашали, несмотря на ее многочисленные попытки установить контакт с неразговорчивым соседом. В доме оказалось свободно, и состоял он, по всей вероятности, из маленькой спальни в задней части и огромного помещения, оборудованного под мастерскую и кухню одновременно. Тут же потрескивала печка. Насколько поняла Варвара Васильевна, мужик мастерил заготовки для матрешек, петушков и прочих так называемых изделий народных промыслов. Милиция осмотрелась, пошушукалась с мужиком, но он разводил руками и говорил, что к нему сегодня никто приехать не мог. У него есть заказчик, вернее, заказчица, для которой он и работает. Вскоре милиция от мужика отстала.
Больше ничего интересного в последнее время не происходило. Варвара же Васильевна не соглашалась со словами нелюдимого соседа, сказанными им милиции в ее присутствии. Она была уверена, что приезжающая по ночам дама – любовница соседа. И как же мужик без бабы-то? Ну ладно, соседи-алкаши, эти понятно – водкой все желания заливают, а тот, в последнем доме, вроде бы непьющий, крепенький такой дядька лет пятидесяти. Может, конечно, и заказчица, но одновременно – и любовница. А даже если и заказчица, то чего все по ночам-то шляется?
– Она тут ночует? – спросил Николай Иванович.
– Нет, – была вынуждена признать бабка. – Уезжает. Но всегда и приезжает, и уезжает под покровом ночи. Точно любовница!
В общем, бабка насмотрелась латиноамериканских сериалов про любовь и не могла предложить никакой другой версии. Но я сериалы не смотрю, так как мне до пенсии еще далековато, поэтому выдвинуть другие версии вполне могла. Нелюдимый бабкин сосед, по всей вероятности, тоже работает на Запад при посредничестве Натальи Игоревны, снабжающей иностранцев изделиями народных промыслов – бронзовым литьем, деревянными матрешками, а может, и еще чем-то. Кстати, а матрешки с петушками тоже отправляются за границу с «начинкой»?
И убийство двух парней из службы безопасности «Невы-металл» как-то уж очень подозрительно произошло тут поблизости… Нет, они не завернули на проселочную дорогу, ведущую к деревне: их закидали гранатами на шоссе. Но ведь они, по всей вероятности, тогда немного снизили скорость перед поворотом… А кто-то, знавший, что они едут сюда, ждал их в канаве… А могли по ним из гранатомета шарахнуть? Из проезжавшей мимо машины, например? По-моему, вполне могли.
Или я делаю из мухи слона? И везде мне мерещится то, чего просто нет?
Я наступила на ногу Верке, тем самым давая понять, что нам пора бы и откланяться. Подружка меня тут же поняла и первой поднялась из-за стола. Мы поблагодарили бабку за информацию, пожелали ей доброго здоровья, и она тут словно очухалась, поняв, что сама нам все выболтала, а нас практически ни о чем не расспросила.
– А вам-то до тех парней какое дело? – прищурилась Варвара Васильевна так же подозрительно, как рассматривала нас вначале.
– Это мои сотрудники, – ответила я. – То есть бывшие сотрудники. И мы не знаем, почему они погибли.
Бабка вылупилась на меня большими круглыми глазами, моргнула, на помощь ей (и мне) пришел Николай Иванович, пояснивший, что я являюсь директором фирмы, правда, не уточнил какой. Я стояла с невинным выражением лица. Бабка стала рассматривать меня так, словно ей явилось заморское чудо, потом буркнула себе под нос: «Ну, бабы пошли!» – и стала нас выпроваживать. Надоели ей гости, привыкла она к одиночеству. И к телевизионным кабальеро с невинными девушками, даже не помышляющими о карьере бизнес-леди.
Единственное, что меня беспокоило, так это Наталья Игоревна. Не хотелось бы с ней сейчас столкнуться на проселочной дороге. Бабка-то ведь явно проследит, в какую сторону мы отправимся и каким путем. Не станешь же при ней красться вдоль домов с видом лис, шкодивших всю ночь. Шума отъезжающей машины мы не слышали, а следовательно, имели все основания предполагать, что Наталья Игоревна все еще находится у нелюдимого соседа Варвары Васильевны.
Но придется рискнуть. Кстати, а если нам ее тормознуть посреди дороги? Как раз и пообщаемся. Нас трое, мы – с гранатами. Проселочная дорога в Ленинградской области в окружении лесов и полей – прекрасное место для задушевной беседы и воспоминаний о прошлом.
Как только мы распрощались с бабкой и вышли на свежий воздух, я поделилась с сообщниками своими мыслями.
– А по-моему, лучше к дому подойти украдкой и послушать, о чем мужик с Наташкой болтают, – высказала свое мнение Верка.
– Разумно, – кивнул Николай Иванович, предложил отойти подальше от бабкиного дома, завернуть в редкий лесок, где скрыта наша машина, а оттуда уже в обход двигаться к нужному нам дому. Николай Иванович рукой очертил маршрут.
Мы с ним согласились, припустили к лесу, когда дошли до места, откуда из бабкиного дома нас при всем желании увидеть уже было нельзя, завернули в лесочек и, прыгая по сугробам (тут их, к нашему неудовольствию, оказалось предостаточно), двинулись к интересующему нас дому.
Дорога отняла много времени, по этому поводу мы с Веркой неоднократно высказались непечатно, Николай Иванович свое мнение оставил при себе. Я теперь не радовалась своим кроссовкам, пусть и высоким, Верка своим сапогам тоже не радовалась, так как девятисантиметровые каблуки все-таки не предназначены для прыжков по лесным сугробам, в особенности по тем, под которыми пролегают коренья.
Минуя второй дом, в котором горел свет (братьев-алкашей), мы услышали хрипловатое пение. Слов было не разобрать, а в отношении мелодии у нас разгорелся спор. Верка считала, что это Гимн Советского Союза, из которого она даже помнила пару куплетов (хорошо нас все-таки учили в школе), я придерживалась мнения, что это какой-то старинный русский романс, к которому исполнители добавляют местный колорит и личные эмоции, Николай Иванович вообще высказался за «Боже, царя храни». Посовещавшись, мы все-таки решили не уточнять у исполнителей лично, что они такое поют, и пошли дальше к нашей цели.
Цель стояла обособленно, на самом краю деревни. Все остальные дома, в общем-то, располагались кучно. Последний же находился на расстоянии метров семидесяти от предпоследнего, и его, в отличие от других, окружал забор, пусть хлипкий, но тем не менее. Подойти к дому незамеченными в дневное время не представлялось возможным. Сейчас же, при полном отсутствии освещения, затянутом тучами небе и слабых отсветах из окон мы могли надеяться, что нас не заметят.
«Вольво» Натальи Игоревны стояла на территории, и створки ворот после въезда машины никто не закрыл.
Николай Иванович прижал палец к губам, шепотом сказал нам с Веркой, чтобы мы оставались на месте, и, пригибаясь, двинулся к дому, обежал его по периметру и вернулся к нам.
– Ну? – спросили мы с Веркой хором, поджидая нашего сообщника у первых деревьев.
– Бабка правильно сказала: одна большая комната, – сообщил Николай Иванович. – Сидят там вдвоем, воркуют. На полу сумки стоят упакованные. На столе еды много. Но в дом, в принципе, забраться можно, вон с той стороны, – Николай Иванович показал. – Там, наверное, и есть спальня. Если, конечно, мы окно откроем.
– А Наташка раздетая? – уточнила Верка. – Ну, в смысле… они только из койки или как?
– Не думаю, – покачал головой Николай Иванович. – Не похоже.
Не успел он произнести последнюю фразу, как мы услышали звук раскрываемой двери, и кусок черной земли, очищенный от снега, осветился отблесками, падающими из дома.
– Ну, тогда я через пару дней снова заеду, – услышали мы женский голос. – Еды вам пока хватит, и вообще, по-моему, ты их слишком хорошо кормишь. Чай, не на курорте! Все вы, мужики, одинаковые. За сладенькое для бабы на все готовы.
– Ревнуешь, что ли? – усмехнулся низкий мужской голос.
– Вот еще! Много чести было бы.
С этими словами Наталья Игоревна подошла к своей машине, пискнула сигнализация, женщина вначале открыла багажник, бросила туда сумки, потом открыла переднюю дверцу и села за руль. «Вольво» тут же отъехала, а хозяин дома даже не удосужился сходить закрыть хлипкие воротца. Они так и остались качаться, задетые машиной Натальи Игоревны.
– Я чего-то не поняла, – сказала Верка шепотом после того, как «Вольво» скрылась в ночи.
– Вы там живность никакую не видели? – поинтересовалась я у Николая Ивановича.
Он покачал головой и заметил, что, если бы была живность, Варвара Васильевна ее бы точно упомянула.
– Но баба… – промямлила Верка. – Откуда?..
– Главное – где, – заметила я, внимательнейшим образом приглядываясь к строению.
– Если только в подполе, – высказал предположение Николай Иванович. – Но как…
– Тихо! – приказала я.
До нас в самом деле донесся женский голос. Едва слышимый. Слов было не разобрать. Интонации показались мне просящими. Потом мне показалось, что говорят даже две женщины…
Я поделилась своими мыслями с напряженно прислушивающимися Веркой и Николаем Ивановичем.
– Черт знает что, – сказал наш водитель.
– Что будем делать? – спросила меня Верка.
– По крайней мере, мы сюда не зря приехали, – заметила я.