'Всему миру на исцеление...'
Многозначительно звучит - особенно в контексте того, как болезненно отреагирует общество, если не отыщет путь к звёздам.
И, опять же, вряд ли он задумался бы об этом, если бы не девчонка.
Помнится, Юра спросил однажды у комитетчика - зачем Тоню вообще втянули в эту историю? Клейма-то у неё нет. А тот отделался замечанием в своём стиле - она-де может 'помочь по-своему'.
И если исходить из того, что Комитет ничего не делает просто так, то всё это выглядит несколько... гм...
В осенней предпраздничной тишине тренькнул входящий вызов.
Звонила Тоня.
***
Юра замер - паранойя, словно чёрная птица, осенила его крылом. В самом деле, если припомнить факты, то картина вырисовывается вполне однозначная. Едва он получает отметину, как к нему подводят девчонку, которая начинает исподволь влиять на него, подбрасывать темы для разговоров, да так ловко, что никаких подозрений не возникает. Он летит на Марс - она тут как тут, поджидает на космодроме и в последующие три дня не выпускает его из виду, не отходит практически ни на шаг...
Мягкая трель звонка не смолкала. Самохин прикоснулся к браслету и деревянным голосом произнёс:
- Да, я слушаю.
- Ну что ж ты так долго не отвечаешь? Я уже испугалась!
И было в этой фразе столь явное, неподдельное облегчение, чуть приправленное укором, что Юра ощутил мучительный стыд.
Да что с ним такое творится, в конце концов? Если уж Тоню подозревать в коварных манипуляциях, то кому тогда вообще верить? Нет, эти чёрные мысли просто не могут принадлежать ему, студенту Самохину; им вообще не место в реальном мире, где светит солнце и живут люди. Мысли эти могли родиться только в зазеркальном гнилье, в трясине, наполненной ненавистью и страхом, чтобы потом, подобно яду, просочиться сюда - заодно с преддождевой хмарью...
- Прости, - сказал он. - Замешкался немного.
- Как себя чувствуешь? Что с твоими 'химерами'?
- Им, как всегда, облом. Никуда меня не утащат, не беспокойся.
- Уж надеюсь, - проворчала она. - На сегодня какие планы?
- Никаких пока, сижу думаю. А у тебя?
- В обед иду к сестре и к племяшкам в гости - соскучились, требуют. Прям-таки в ультимативной форме! Часов до трёх-четырёх у них посижу...
- А потом я тебя перехвачу. Как ты на это смотришь?
- Очень даже положительно!
- То-то же. Только адрес мне скинь, я тебя у подъезда встречу.
Отключившись, он подумал, что времени ещё остаётся много, и не мешало бы распорядиться им с толком. Не сидеть же, тупо пялясь в экран?
Следует, пожалуй, прочнее закрепить связь с зазеркальным городом. Независимо от того, реален ли другой мир или существует лишь в воображении Юры, сведения оттуда приносят пользу - история с Кириллом тому наглядное подтверждение.
Да, действительно, дело сдвинулось с мёртвой точки, как только вспомнились подробности сна. Так, может, успех удастся развить, если и тамошний сыщик получит полную информацию отсюда, с солнечной стороны? Он ведь тоже ищет путь к амулету, собирает подсказки.
Как говорится, одна голова хорошо, две - лучше.
Едва эта мысль оформилась, отметина на руке напомнила о себе, ожгла короткой саднящей болью. Самохин, сочтя это подтверждением своих выводов, взял куртку и шагнул за порог.
Помнится, сыщик во сне собирался с Риммой на медноярский вокзал. Раз существует такая точная географическая привязка, то почему бы ей не воспользоваться? На Тепличной это уже сработало, а ведь тогда студент действовал почти наугад...
Солнце поднималось всё выше, пугливо шарахаясь от чумазых чудовищ-туч, но те раз за разом прихватывали его за бока, напирали нагло и грузно, заслоняли сальными космами. Окрестности Змей-горы то затенялись, тонули в преждевременных сумерках, то вновь наполнялись светом.
Колхозный базарчик, лежащий на полдороги к станции, галдел на разные голоса, народ пёр оттуда с полными сумками. Помидоры в авоськах краснели в революционном угаре.
Зато в электричке было тихо и сонно - полупустой вагон, пронизанный солнечными лучами, постукивал по рельсам неторопливо, будто машинист расслабился, зная, что на работу сегодня никто не едет.
Сойдя в Медноярске, Юра побродил по перрону, прикидывая, с чего лучше начать. Полюбовался отражением неба в стеклянной стене вокзала, проводил взглядом тяжело нагруженный товарняк.
Итак, поставим себя на место сыщика из сонной страны. Куда он направится первым делом, когда окажется на вокзале? Кто ж его знает. Может, сразу в буфет, чтобы принять на грудь для стимуляции мыслительной деятельности. У них же там наверняка разливают водку - палёную, обжигающе-мерзкую...
Ощутив на языке горький привкус, Юра украдкой сплюнул. Надо поосторожней с фантазиями - слишком уж чётко функционирует трансфер ощущений из зазеркалья.
Он вошёл в здание вокзала, задумчиво огляделся. Прозрачные стены, электронное табло с расписанием, справочные терминалы, автоматы для продажи билетов; свет и простор, негромкие голоса.
Нет, не вариант - в том мире всё будет выглядеть по-другому.
Юра снова выбрался на перрон. Пожалуй, якорь лучше оставить здесь, под открытым небом. Железнодорожные пути - ориентир, остающийся неизменным по обе стороны яви.
Тупичок, куда упиралась ближайшая колея, украшала мини-клумба с высоким - примерно по пояс - бортиком. Студент, подойдя, достал из кармана маркер.
Усмехнулся, вспомнив о летающих камерах наблюдения, которые сейчас, вполне вероятно, снова берут его на прицел. Ладно, пусть товарищи чекисты порадуются, если больше нечем заняться.
Давайте, ребята, ловите красивый кадр.
Он начертил на бетоне окружность с косым крестом, а прямо под ней написал печатными буквами: 'Вспоминай'.
Перрон покачнулся.
Стылый, пропитанный влагой ветер хлестнул Самохина по лицу, тень пала на Медноярск, и отвратительно-тонкий писк заполнил пространство. Фигуры людей вокруг утратили плотность, превратившись в блёклые миражи, а рельсы и линии проводов, наоборот, обрели невыносимую резкость, блеснули хищно и зло, будто пытались вспороть этот мир по швам, чтобы вывернуть его наизнанку.
Потом всё стало по-прежнему.
Юра осторожно повертел головой - народ вокруг, спеша по своим делам, не обращал на него внимания; над привокзальной площадью кружились маршрутки. Рисунок на бортике клумбы чернел простецки и безобидно.
Купив в киоске бутылку минеральной воды, он сел на лавку и принялся жадно пить. Сердце частило, а мышцы ныли, как будто он последние полчаса без остановки махал кайлом.
Ожил браслет, сообщая о новом вызове.
- Юрий, что там случилось? - спросил Фархутдинов быстро.
- Где - там? Не совсем понимаю вас.
- Сгорели видеокамеры на вокзале - все разом, как по команде.
- Правда? Ого.
- Что послужило причиной? Что вы только что сделали?
- Выпил минералки. Думаете, могло повлиять?
Собеседник отозвался не сразу - прикидывал, видимо, как строить беседу дальше:
- Вы не хотите говорить правду. Почему, Юрий? Что не так?
- Ни одна из фраз, произнесённых мной до сих пор, - процитировал Самохин злорадно, - не грешит против истины.
Комитетчик тихонько хмыкнул:
- Простите за беспокойство, больше не отвлекаю.
Бросив бутылку в урну, студент поплёлся в зал ожидания. Сел на свободное кресло, достал планшет и принялся просматривать новости, но в памяти ничего не задерживалось. Да и вообще, в голове была звенящая пустота, словно все мысли выдуло ветром. Время шелушилось минутами, просеивалось сквозь пальцы, и когда раздался очередной звонок, он с удивлением обнаружил, что дело уже далеко за полдень.
- Ну что, - сказала Тоня, - всё в силе? Я через час примерно освобожусь.
- Да, - Юра покосился на расписание электричек, - как договаривались. Буду ждать у подъезда.
До её городка он добрался через сорок минут. Нужная улица, к счастью, была недалеко от станции, так что риск опоздать отсутствовал напрочь. По искомому адресу обнаружился нарядный восьмиэтажный дом из рыжевато-красного кирпича; ярко блестел остеклённый эркер.
Тоня в пальтишке, туго перетянутом пояском, и в длинной облегающей юбке, сбежала с крыльца и прильнула к Юре. С соседнего дерева одобрительно зачирикали воробьи.
- Ну, - спросил он, - куда пойдём? Где у вас тут концентрация злачных мест?
- А давай просто прогуляемся? Я после Марса никак природой не налюбуюсь. Тем более, сегодня последний день, когда солнце светит. Слышал прогноз? Завтра, сказали, дожди начнутся. А пока - красотища, правда же?
И в самом деле - тучи, которые утром теснили солнечный диск, к вечеру присмирели и отползли, согласившись на перемирие. Сейчас они смотрелись даже благообразно - перестали косматиться и припудрились позолотой. Небосклон на западе сиял чистотой; солнце садилось, фотографируясь на прощанье в окнах многоэтажек.
- Кстати, про Марс, - сказал Юра, шагая рядом с Тоней по улице, - всё забываю тебя спросить. Как ты объяснила родителям, что посреди семестра плюнула на учёбу и поехала развлекаться?
- Я им сказала, что поездку на факультете выиграла. Приз к празднику за пятёрки.
- И как, поверили?
- Куда они делись бы? Я на них такими честными глазами смотрела! Иногда полезно быть отличницей, вот!
Она продолжала болтать - он слушал и любовался ею, пока жёлто-красный город расстилал перед ними бульвары и переулки. А когда наползли и загустели сумерки, Тоня остановилась и, кивнув на один из домов, сказала:
- Ну вот, пришли. Это мой.
- Жаль, - сказал Юра, - как-то уж слишком быстро.
- Может, в гости зайдёшь?
- Я-то всегда готов, а родичи твои как? Не будут против?
- С чего вдруг? Мама у меня классная!
- Ага, мама классная, зато папа - сразу в табло...
Тоня прыснула:
- Откуда у вас, товарищ Самохин, столь замшелые предрассудки? И вообще, папа в командировку улетел утром. Так что...
Её браслет засветился. Прервавшись на полуслове, она показала Юре жестом - минутку, надо ответить.
- Да, мам, привет. Ага, сейчас поднимусь. Что? - Тоня, чуть улыбнувшись, покосилась на спутника. - Да, тот самый, который на фотографии... Нет, он боится, что папа его побьёт... А? Сказала, конечно, что улетел... Ладно, поняла, передам.
Завершив разговор, похлопала Юру по плечу и сказала:
- Всё, теперь не отвертишься, мама нас засекла с балкона.
- Высоко сидит, далеко глядит?
- А ты думал! Пошли знакомиться.
Товарищ Меньшова-старшая оказалась крайне эффектной худощавой блондинкой. По логике (раз Тоня - младшая дочь), ей было уже за сорок, но выглядела она на тридцатник максимум.
Придя к такому выводу, Юра сам себе удивился. С каких это пор он стал смотреть на дамочек в возрасте оценивающим взглядом? Или в нём опять пытается прорасти чужая натура из зазеркалья? Тамошний сыщик-пропойца - уже старпёр, родился вроде в семьдесят пятом, ему такая тётенька подошла бы вполне...
- Ага, значит, вы и есть вездесущий Юрий?
- Почему 'вездесущий'?
- Ну как же! Дочка из турпоездки привозит фотки, на которых красуется с таинственным незнакомцем. Потом выясняется, что он и живёт под боком, и учится в том же вузе. А теперь вот и домой провожает. Шустрый паренёк, сразу видно.
- Стараюсь, - скромно подтвердил Юра.
- Проходи, старательный, - рассмеялась хозяйка. - Нам тут как раз пригодится суровый мужской подход. Торт в холодильнике дожидается - мы с Тонькой при всем желании не осилим.
Как стало ясно из дальнейшей беседы, родительница трудилась технологом на кондитерской фабрике, а её муж - врачом в Космофлоте; сегодня он отбыл с экипажем в экспедицию на Каллисто.
- На четыре месяца с половиной, - пожаловалась покинутая супруга. - Я, конечно, всё понимаю - наука, почёт, надбавка за дальнее Внеземелье, но эти отлучки уже нервируют. Сейчас - ещё полбеды, а в прошлый раз вообще на год усвистел, в этот их пояс Койпера. Представляешь, Юра?
- Ага, у меня дед как раз в экспедиции. Транснептун.
- Вот! А если звездолёты изобретут? Это ж вообще будет тихий ужас! Я, может, какой-то древней мумией покажусь, но, по-моему, нам лучше пока без этого. Разве на Земле плохо? И вообще, мне мой муж дороже всех братьев по разуму вместе взятых...
В темноте за окном сверкнуло, потом раскатисто бухнуло.
- Ой! - Тоня вздрогнула. - Это что - гроза в ноябре? Такое разве бывает?
Все трое встали и подошли к окну, выключив предварительно свет, чтобы не мешал. Молнии вспыхивали одна за другой; розоватые сполохи ложились тучам на брюхо. Дождь, однако, не начинался - асфальт под фонарями был сух.
- Жутковато, - призналась Тоня.
Мать улыбнулась и обняла её; их лица озарила новая вспышка, и Юра вспомнил, что всё это уже было - подсвеченный небосвод и люди, стоящие в тёмной комнате у окна. Да, было - только не с ним...
- Я, пожалуй, пойду, - сказал он, - поздно уже.
- Даже не думай, - возразила Меньшова-старшая. - Думаешь, мы тебя по такой погоде отпустим? Сейчас ещё, наверно, и ливанёт. И вообще, мы чай не допили.
Она опять включила плафон, и мягкий домашний свет отгородил от них непогоду. Они ещё долго сидели и разговаривали - Тоня рассказывала про универ, мама вспоминала свои студенческие проделки, Юра улыбался и вставлял замечания. Потом перебрались в комнату и досмотрели по телевизору концерт из колонного зала Дома Союзов - нудный, как и все предыдущие.
Гроза утихала, так и не пролившись дождём, но едва Самохин собрался распрощаться-таки с хозяйками, гром грянул с новой силой, будто выскочил из засады. В ушах зазвенело, и даже голова слегка закружилась.
- Юра, - с тревогой сказала Тонина мама, - ты не заболел? У тебя кровь из носа.
- Ерунда, - язык ворочался тяжело, - просто устал немного. Высплюсь, и всё нормально будет...
- Ночуешь у нас, и никаких возражений. Тоня сейчас постелет.
Гость хотел объяснить, что ему надо в кабинет к психологу с хитрой аппаратурой, но глаза буквально слипались, а мысли путались. Поэтому он предпочёл не спорить, а пошёл в соседнюю комнату, где ему отвели диван. И, прежде чем провалиться в дождливый омут, успел включить свой планшет и зафиксировать в памяти спасительную картинку - скрещённые клинки на щите.
ГЛАВА 10. ВОКЗАЛ
- Заснул, что ли, Пинкертон?
Марк поднял голову - рядом стояла Римма и смотрела на него с ироничным недоумением. Он, впрочем, и сам усмехнулся, представив, как выглядит со стороны: чувак, которого десять минут назад едва не убили, мирно прикорнул за столом, будто умаявшийся бухгалтер. Тут напрашиваются два варианта - либо у него железные нервы, либо цыплячьи мозги. Ну или, может, волшебная комбинация того и другого сразу.
- Поехали, - сказала хозяйка клуба, - машина ждёт.
Он встал и вышел вслед за ней в коридор. Труп уже унесли, хмурая тётка-уборщица подтирала кровищу. В зале всё так же звучала музыка, продолжал работать проектор, но в воздухе ощущался отчётливый привкус паники. Посетители, завидев хозяйку, сунулись было с расспросами - охранники их оттёрли, сама же Римма лишь успокаивающе махнула рукой.
Марк, отмечая всё это краем глаза, пытался вспомнить, что ему снилось на этот раз. Сон не то чтобы выветрился бесследно - нет, он присутствовал где-то в памяти, валялся как туго набитый мешок с припасами в прохладной тёмной кладовке, и оставалось только его нашарить. Сыщик чувствовал - ещё буквально пара секунд, последнее усилие, и тогда...
- Залезай, чего встал?
Во дворе уже ждал 'москвич' серо-стального цвета - перестроечная модель, зализанная и вытянутая на буржуйский манер. Охранник, который помогал Римме в клубе, сел за руль, она устроилась рядом. Ещё двое крепышей втиснулись назад вместе с Марком, и машина вырулила на улицу.
'Дворники', как два уродливых метронома, раздражённо дёргались влево-вправо, госпожа Кузнецова молча размышляла о чём-то, здоровяки угрюмо сопели, а вокруг колыхался дождь.
Вокзал показался через десять минут - с натугой выпутался из мороси, ощерил неандертальскую морду с надбровными дугами тяжёлых карнизов. Похмельно тускнели окна, штукатурка отслаивалась тёмными струпьями; у крыльца теснились ларьки. Маршрутная 'газель', чадя и похрюкивая, высаживала клиентов в необъятную лужу.