Экипаж свернул на вымощенную булыжниками и заваленную мусором дорогу и остановился перед убогим домиком. Там уже ждал Дру. Он помог Розлин спуститься и сухо приветствовал ее.
– Значит, сыщики обнаружили новый адрес Констанс? – выпалила Розлин.
– Да. Узнали у прежних соседей. Если верить хозяйке этого жилища, квартира Констанс на третьем этаже, но я еще туда не поднимался.
Он проводил Розлин в дом. Владелицей оказалась грузная особа с манерами рыбной торговки с Биллинзгейтского рынка.[2]
Дру протянул ей шиллинг, и женщина широко улыбнулась, показав гниющие зубы:
– Странно, что вы пришли, мистер. У миссис Бейнз не так много посетителей. Дерет нос, как настоящая леди, право слово! Но если не будет платить за квартиру, вылетит отсюда в два счета! Вот уже две недели, как я не видела от нее ни пенни.
Женщина поднялась по скрипучим ступенькам и, остановившись в тускло освещенном коридоре, заколотила в дверь. Не получив ответа, она громко крикнула:
– Эй, там, миссис Бейнз! К вам шикарный мужчина и его леди! Открывайте дверь, или я сама это сделаю.
Через несколько минут послышался скрежет поворачиваемого в замочной скважине ключа. Когда дверь чуть приоткрылась, Дру взглянул на хозяйку.
– Можете идти, – небрежно бросил он.
Та, недовольно хмурясь, с трудом развернула свое оплывшее тело и, к радости Розлин, убралась.
В дверь выглянула худенькая девочка лет десяти с широко раскрытыми глазами и в заплатанном платьишке, слишком узком и коротком даже для ее маленькой худенькой фигурки. Вид у нее был испуганный и настороженный, однако выговор оказался безупречным.
– Ч-чем могу помочь, сэр? – выдохнула она.
– Видишь ли, дитя мое, – мягко объяснил Дру, – я хотел бы поговорить с твоей матерью, Констанс Бейнз.
– Моя м-матушка больна, сэр, – грустно ответила девочка. – Ее нельзя беспокоить.
Дру вручил девочке визитную карточку с золотой каймой.
– В таком случае отдай ей это и скажи, что я должен задать несколько вопросов по поводу ее сына.
Девочка нерешительно оглянулась, словно решая, не броситься ли бежать. Но все же открыла дверь и поманила их за собой.
Розлин пошла вперед и едва не ахнула, увидев, что в отличие от окружающего убожества комната была аккуратно и чисто прибрана. У одной стены находилось некое подобие кухни. А потертая мебель когда-то была очень дорогой.
– Прошу вас подождать, сэр, – пробормотала девочка, прежде чем исчезнуть за дверью спальни.
Розлин и Дру переглянулись и стали молча ждать возвращения ребенка. У Розлин щемило сердце от увиденного.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем девочка появилась снова.
– Матушка слишком больна, чтобы встать с постели, но если не возражаете, ваша светлость, она примет вас в спальне.
Во второй комнате стояли три кровати, и было так же чисто. Но не столь уютно, потому что окна по случаю лета были открыты и с улицы несло отвратительной вонью.
Лежавшая на постели женщина действительно выглядела осунувшейся и больной. В углу комнаты сидела еще одна девочка, лет шести, нервно взиравшая на гостей.
Старшая подошла к постели и взяла руку женщины.
– Мама… – прошептала она. – Ты можешь говорить?
Глаза Констанс медленно открылись и тупо уставились на дочь. Но она тут же вздрогнула, словно придя в себя. Ее встревоженный взгляд нашел лицо Дру. Поспешно облизав потрескавшиеся губы, она произнесла хриплым, едва слышным шепотом:
– Ваша светлость… мой сын… что-то случилось с Бенджамином?
– Так зовут вашего сына? – спокойно осведомился Дру.
– Да…
Констанс попыталась сесть, но у нее не хватило сил. Вместо этого она зашлась в приступе кашля.
Розлин поняла, что Констанс действительно тяжело больна. В груди слышались характерные хрипы, служившие признаком смертельного воспаления легких.
Дру поспешно выступил вперед.
– Пожалуйста, не напрягайтесь, миссис Бейнз. Насколько я знаю, с вашим сыном ничего не случилось.
Старшая девочка подалась вперед, очевидно, расстроенная видом несчастной матери. Но Констанс жестом велела ей отойти. Откашлявшись, она вновь свалилась на подушки.
– Тогда я… не понимаю… чего вы хотите от моего сына.
– У нас есть несколько вопросов, на которые, надеюсь вы сумеете ответить, – сказал Дру, протягивая платок больной, которая взяла его со странной смесью нерешительности и благодарности.
– Что… вы… хотите… знать?
Дру уже хотел ответить, но тут вмешалась Розлин, считавшая, что девочки слишком молоды, чтобы слышать о «подвигах» своего брата.
– Миссис Бейнз, я мисс Лоринг. Мы с герцогом – друзья леди Фримантл. Может, будет лучше, если мы потолкуем с глазу на глаз.
Констанс, очевидно встревожившись, слабо кивнула и обратилась к старшей дочери:
– Сара… пожалуйста, отведи Дейзи в гостиную. Не тревожься, дорогая, мне не причинят зла.
– Да, мама.
Когда за девочками закрылась дверь, Розлин подошла к постели больной.
– Миссис Бейнз, – тихо спросила она, – отец детей – сэр Руперт Фримантл?
Пальцы Констанс неустанно перебирали покрывало.
– Да.
– А вашему сыну Бенджамину около шестнадцати лет и у него рыжие волосы?
– Да. Мы прозвали его Морковкой.
– Скажите, он был недавно ранен? В руку, или, возможно, в плечо?
Констанс озадаченно нахмурилась:
– Да… недели две назад он помогал… запрячь лошадей в экипаж, а дышло соскользнуло и ссадило ему руку. Почему вы спрашиваете? Бенджамин попал в беду?
Розлин постаралась избежать прямого ответа:
– Мы хотим поговорить с ним, но никак не можем найти, да и вас едва отыскали, миссис Бейнз. Мы знаем, что вы жили в доме на Сент-Джонз-Вуд, но несколько лет назад уехали оттуда вместе с детьми.
– Кто это вам сказал?
– Поверенный по имени Фарнаби.
Глаза Констанс потемнели:
– Этот коварный человек… воплощение зла.
– Он действительно воплощение зла, миссис Бейнз?
Она упрямо выдвинула подбородок, несмотря на все усилия, которые для этого потребовались:
– Может, не совсем так, но уж точно вор и мошенник.
– Потому что сэр Фримантл доверил ему позаботиться о вас? – вставила Розлин. – Но он не выполнил предсмертных желаний сэра Руперта?
– Да! – с удивительной силой воскликнула Констанс, но на это ушли все ее силы, потому что дальше она почти шептала: – Руперт приобрел дом для нас… хотя купчая была на его имя. Он также… оставил нам капитал… достаточный для безбедной жизни и обучения детей. Но доказательств его намерений не осталось. Когда он умер… Фарнаби продал дом и вынудил нас… найти другое жилье.
– Как же вы сумели выжить? – сочувственно пробормотал Дру.
– Мой сын нанялся в слуги, чтобы содержать нас… а потом был произведен в лакеи… Я нашла работу в лавке шляпницы.
– Но каким образом вы оказались здесь? Констанс отвернулась, словно стыдилась ответить:
– Мы не смогли платить хозяину… и перебрались в более дешевое жилье. Мне было страшно перевозить детей в это ужасное место, но что поделать? А теперь нас могут выгнать даже отсюда. В прошлом месяце я заболела, и владелица лавки меня уволила…
Последние слова снова заглушил страшный кашель.
Увидев на прикроватном столике кружку с водой, Розлин приподняла голову Констанс и помогла напиться. Однако бедняжка по-прежнему не могла свободно дышать.
– Врач уже был? – встревожено спросила Розлин.
Констанс с трудом сглотнула и прикрыла глаза.
– Нет… нам не по карману доктора и лекарства… жалованье Бена слишком скудное. Но почему вы спрашиваете о Бенджамине, мисс Лоринг?
Розлин поколебалась, не зная, может ли быть откровенной с больной. Но за нее ответил Дру:
– Ваш сын пытался получить брошь, которая сейчас находится у леди Фримантл.
– Моя брошь… откуда он узнал? – недоуменно пробормотала Констанс, тяжело дыша.
– Брошь принадлежала вам? – осторожно допытывалась Розлин.
– Да… это был подарок… Руперта… после рождения сына. Я берегла брошь… потому что внутри его портрет. Но незадолго до его смерти… он отдал ювелирам почистить брошь, и я больше никогда ее не видела.
– И вы не можете потребовать ее обратно?
– Н-нет… Руперт не имел права признать нас… из уважения к жене, поэтому невозможно потребовать брошь обратно, иначе леди Фримантл… узнала бы обо мне, а Руперту… этого не хотелось.
– Но зачем вашему сыну брошь? – не выдержала Розлин.
– Полагаю… для того, чтобы вернуть мне. Помню… когда я только заболела… и металась в жару… сказала Бену, что хотела бы еще раз увидеть миниатюрный портрет его отца. Не помню, объяснила ли я ему, что теперь брошь находится… у леди Фримантл.
Теперь, по крайней мере, стало ясно, почему мальчишка с таким упорством пытается получить обратно брошь. Хочет выполнить, как он считает, предсмертное желание матери.
– Бенджамин попал в беду? – едва слышно повторила Констанс.
– Это пока неизвестно. Улики против него весьма серьезны, но мы хотим поговорить с ним, прежде чем предъявлять обвинения, – снова ответил Дру вместо Розлин.
– Какие улики? – встревожилась Констанс.
– Мы уверены, что он несколько раз пробовал украсть брошь.
– Вы, должно быть, ошиблись, ваша светлость, – возразила Констанс. – Бенджамин никогда не брал чужого. Он хороший мальчик. Лучший сын на свете.
– Возможно, это и так, но он скорее всего ранен. В него стреляли из пистолета.
– О Боже! Это немыслимо…
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ворвался рыжий грабитель. Вид у него был взволнованный. Однако при взгляде на посетителей он в страхе оцепенел. Из ослабевших пальцев выпал сверток. Лицо побелело так, что на нем ярко выступили веснушки.
– Как вы смели явиться сюда! Моя мать слишком больна, чтобы принимать гостей! Пожалуйста, немедленно уходите.
Констанс, очевидно, возмущенная такой невоспитанностью, приподняла голову:
– Бенджамин! Что это с тобой… откуда такая грубость!
Она снова закашлялась, и мальчик бросился к кровати, встав между посетителями и матерью, очевидно, стараясь ее защитить.
– Я не позволю вам ее мучить! – воскликнул он, сжав кулаки.
Заподозрив, что его неприязнь вызвана скорее страхом, чем гневом. Розлин постаралась бы смягчить свой ответ, но тут вмешался Дру, и тон его был далеко не таким мягким:
– Мы вовсе не намеревались мучить твою матушку, парень. И пришли, чтобы поговорить о твоих стараниях ограбить леди Фримантл.
– Это не ее брошь! Она принадлежит моей матери! – прошипел мальчик.
– Значит, ты вообразил, что можешь останавливать экипаж ее милости, угрожать ей оружием, вламываться в ее дом?
– Нет! – ахнула Констанс – Бенджамин… ты никогда бы не совершил столь ужасного поступка!
– Прости, мама… но я думал, что, получив папин портрет, ты выздоровеешь, – пробормотал мальчик и, вызывающе взглянув на герцога, с горечью добавил: – Леди Фримантл не хватится жалкой безделушки, если у нее в шкатулке лежит столько бриллиантов и изумрудов! Она богата! Несправедливо, что у нее столько денег, когда моя мать и сестры голодают.
– О, Бенджамин, – в отчаянии вымолвила мать. – Разве я не учила тебя уважать чужую собственность?
– Я не брал чужую собственность, мама, – уже мягче ответил Бенджамин. – Она по праву принадлежит тебе, и я всего лишь пытался ее вернуть.
Взгляд Дру оставался мрачным:
– Ты мог ранить или убить леди Фримантл и мисс Лоринг, когда стрелял в них.
Констанс тихо застонала:
– Боже милостивый, Бен… как ты мог!
Глаза мальчика потухли. Взгляд стал виноватым.
– Мне искренне жаль, мама. Но мой пистолет выстрелил случайно. Я никогда не стал бы в них стрелять, ваша светлость. Я бы и пальцем их не тронул.
Воцарилось неловкое молчание. Первой заговорила Розлин:
– Я всегда считала леди Фримантл человеком рассудительным. Почему бы тебе просто не попросить ее вернуть брошь?
– Я не посмел так рисковать, мисс Лоринг. Ее милость не знала, что у ее мужа была еще одна семья… и я не мог ей сказать. В любом случае я был уверен, что она возмутится, прикажет меня высечь и выгонит из поместья или передаст в руки властям. Кража броши – единственный способ ее вернуть.
Хотя его голос оставался спокойным, но подбородок дрожал, и Розлин видела, что парень искренне раскаивается.
– Значит, ты притворился лакеем и нанялся обслуживать свадьбу моей сестры? – уточнила она.
– Да… то есть я не притворялся. И действительно состою на службе у лорда Фокса. Но лакейская ливрея – хорошая маскировка для вора. Господа никогда не смотрят на слуг, так что они, можно сказать, невидимы.
Розлин мысленно признала правоту Бенджамина. Тот снова обратился к Дру. На этот раз его голос заметно дрожат:
– В-вы намерены а-арестовать меня, ваша светлость?
Лицо Дру еще больше омрачилось.
– Учитывая тяжесть состояния твоей матери, я понимаю, почему ты хотел ее защитить. Но когда остановил экипаж ее милости, неужели не понимал, что за такие дела вешают?
Констанс тихо всхлипнула, а Бенджамин снова побледнел:
– Д-да, ваша светлость.
– И считаешь, что останешься безнаказанным, совершив все эти преступления? – продолжал допрашивать Дру.
Мальчик громко сглотнул:
– Нет, ваша светлость.
– В таком случае каким, по-твоему, должно быть наказание?
Бенджамин молчат под пронизывающим взглядом Дру. Розлин в расстройстве кусала губы. Мальчик не заслужил виселицы, и она не могла вынести мысли о том, что его посадят в тюрьму, особенно потому, что он был единственным кормильцем матери и младших сестер.
– Не знаю, ваша светлость, – вздохнул он, наконец. – Может, меня действительно следует повесить.
Констанс, рыдая, умоляюще протянула руки к Дру.
– Нет… пожалуйста… заклинаю, ваша светлость… вы не можете повесить моего сына… я готова встать на колени…
– Его не повесят, миссис Бейнз, – заверил Дру.
– Тогда… что вы собираетесь делать?
– Я еще не решил, – признался Дру.
Розлин встретилась с ним взглядом, прекрасно понимая, что он сейчас испытывает. Нельзя наказывать мальчишку за все, что тот сотворил, но просто отвернуться и уйти тоже нельзя. Значит, нужно спросить Уинифред, что она думает по этому поводу.
– Полагаю, – тихо сказала Розлин, – придется обсудить эту историю с леди Фримантл. Может, мы сумеем убедить ее не подавать в суд.
Когда Дру слегка кивнул, Розлин облегченно вздохнула. Они наверняка смогут убедить добросердечную Уинифред простить Бенджамину все его преступления. Но пока он не мог скрыться, чтобы избежать ареста, ведь мать и сестры так отчаянно нуждались в нем! А если бы смог, Розлин приветствовала бы такой исход.
– Спасибо, мисс Лоринг, – благодарно пробормотала Констанс, устало закрывая глаза..
Бенджамин наклонился и сжал руку матери.
– Пожалуйста, ваша светлость… мисс Лоринг, – попросил он, не оборачиваясь. – Вам нужно уйти. Можете арестовать меня, если хотите, но оставьте маму в покое.
Сознавая, что он прав, Розлин порылась в ридикюле и вытащила все деньги, которые захватила с собой: три гинеи, несколько шиллингов и пригоршню пенсов, – и протянула монеты Бенджамину:
– Вот, это позволит тебе вызвать доктора.
– Нет, – возразил Дру. – Я сам пришлю к миссис Бейнз доктора сегодня же днем.
Розлин радостно кивнула, зная, что Дру обратится к самому лучшему врачу в Лондоне, но продолжала протягивать деньги Бенджамину:
– Возьми. Купишь еды для матери и сестер.
Бенджамин изумленно разинул рот, но отказался взять деньги – из чистой гордости, как подозревала Розлин.
– Спасибо, мисс Лоринг, но нам не нужна ваша благотворительность. Смотри, мама, я принес пирог с бараниной. И хлеб с сыром для девочек. Я сумею позаботиться о семье.
Но тут Дру снова выступил вперед и, взяв деньги, положил их на столик.
– Тогда, парень, это тебе взаймы. Пока мы не сможем вернуть состояние, которое по праву принадлежит тебе.