- Разве может человек быть таким злобным, Ноэль? Разве может кто-нибудь так мстить беззащитному невинному созданию? Вы знали все это?
- Я догадывался, хотя до этого момента и не знал содержания этого ужасного письма…
- А Хуан? Бедный Хуан…
- Мое сострадание к нему, как видишь, имело на то причины. Оно было справедливо, как и был справедливым долг твоего отца защищать его. Но все ополчились против отца…
- Это моя мать восстала против него… Как сейчас помню то время. Помню ту ночь, когда отец сел в последний раз на лошадь, помню это словно ожог… Ведь я тоже ополчился против него!
- Ренато, что ты говоришь?
- Это было ради того, чтобы защитить мою мать, и его последние слова были сказаны, чтобы снять тяжкий груз с моей совести… Да, Ноэль… На смертном ложе отец сказал мне две вещи: что мне нужно защищать мать, даже против него самого и помогать Хуану, протянув ему дружескую, братскую руку… Да, как брату, это были его слова, я отлично помню… Эти слова навсегда вонзились в мое детское сердце, и я поклялся исполнить его желание и вопреки всему миру исполню, Ноэль!
Он бросил письмо на стол, вытер виски, влажные от тревожной испарины. Затем быстрым движением положил старую скомканную бумагу и поджег ее пламенем светильника, сказав:
- Теперь я сжигаю это бесчестие, эту ненавистную бумагу, этот крик злобы и низости, являющийся наследством Хуана… Я дам ему другое, дам ему то, что хотел отец дать: мое доверие, преданность, любовь брата… и половину этих земель, потому что они принадлежат ему по крови…
- Сынок, ради Бога… Будь благоразумным…
- Я предпочитаю быть справедливым, Ноэль. Пусть наконец справедливость наступит на земле Д`Отремон… Справедливость, понимание, любовь и милосердие для живущих и прощение за совершенные грехи умерших…
На широкой фарфоровой пепельнице вместо письма осталась горстка черной золы; затем быстрым движением Ренато открыл дверь, старик-нотариус спросил:
- Куда ты, Ренато? Ты не будешь ждать Хуана?
- Я не могу уже ждать, Ноэль. Я прямо сейчас пойду встречусь с ним! – В широкой прихожей почти в полумраке, Ренато отступил на шаг, наткнувшись на Янину. Выходя из кабинета, он почти споткнулся об нее. Впервые ясные и нежные глаза сына Софии посмотрели на нее с мягкостью. У него было нежное сердце, сострадание, любовь и сочувствие ко всем созданиям на земле. Он чувствовал безмерное великодушие, расположенность к доброте и снисходительности и, подавляя инстинктивную антипатию к стройной и темной метиске, сердечно спросил:
- Что произошло, Янина, почему ты так смотришь?
- Вы кажетесь довольным, сеньор…
- Да, Янина, я доволен…
- Тем не менее вам нужно знать правду, которая вас больше не одурачит, правда, которая не будет больше над вами смеяться… Вы должны знать, кто вам лжет, кто вас позорит…
- Янина! Что ты говоришь? – воскликнул Ренато, посуровевший от ее выражения лица, которое до этого момента было приветливым.
- Прочтите это письмо, сеньор Ренато! Прочтите!
Слова метиски резко стряхнули, принудительно опустили восторженное возбуждение и светлую атмосферу нежности, любви и благородства, которыми жила его душа. Этот ореол разрушили, мир иллюзий сбросили на землю, было ужасающее чувство падения в пропасть… Он вырвал его из рук Янины, не взглянув, кому оно адресовано. Затем быстро прочитал, словно проглотил глоток яда и заставил метиску ответить:
- Что это значит? Кто дал тебе это письмо? Для кого оно?
- Для Хуана Дьявола!
- Для Хуана Бога… - поправил Ренато, читая. – Кто написал это письмо?
- Вы не видите? Не знаете? Не узнаете почерк…?
Еще раз Ренато взглянул на строки, плясавшие перед его глазами, которые искрились насмешкой и бесчестьем… он не хотел понимать слова, означавшие что-то ужасное, проникавшие внутрь него все больше и больше, пока с мучительной силой окончательно не вонзились в него. С безумными глазами он смотрел на Янину, которая отступала, словно собиралась сбежать и приблизился к ней:
- Я спросил тебя, кто дал тебе это письмо!
- Мне его не давали… Я украла его, подобрала, когда оно свалилось у той дуры, с которой его отправили. Это письмо с доверенной служанкой Аной послала Хуану Дьяволу сеньора Айме. Она послала вручить его Хуану Дьяволу!
- Хуану Дьяволу! Хуану Дьяволу! То, что ты говоришь – ложь!
- Это правда! Клянусь! Сеньора Айме…
- Не упоминай ее, чтобы бесчестить, потому что это тебя не касается! Ты лжешь… лжешь…!
- Я не лгу! Сеньора Айме любит Хуана Дьявола! Я видела их одних, на свидании…!
- Замолчи! Замолчи!
Рука Ренато грубо схватила за горло метиску и безумно сжала, а Янина, не защищаясь, выбрасывала последние потоки яда:
- Это правда, правда! Убейте меня, если хотите, за то, что я сказала это; но убейте также и ее, потому что она предательница!
- О, хватит! Хватит!
Он отпустил ее, и она свалилась; вне себя от гнева взглянул на нее и повернулся спиной, побежал в свою спальню…
Оставаясь неподвижной, сложив руки, Айме находилась на коленях на скамейке, не плакала, ни молилась, испытывая боль в душе и теле… Она тряхнула темной головой при появлении матери, которая спросила ее:
- Дочка, что случилось? Где твоя сестра?
- Она пошла с моим посланием. Она попросит у него одолжения для меня… Это все… Я жду ее здесь…
Айме направилась к окну, пытаясь различить все шумы, но ни один не дошел до нее в полной тиши этой ночи… Все было во мраке, все казалось совершенно спокойным, только лишь холодела кровь в венах. Она хотела отойти, спрятаться, сбежать, но было поздно, потому что Ренато вторгся в ее комнату и властно приказал:
- Айме! Выходи!
Он почти выволок ее, ведя за собой, его пальцы, словно стальные крючки вонзились в руку, заставляя ее покинуть спальню, где осталась испуганная Каталина, которая не успела произнести ни слова. Он подталкивал ее, с силой повесил фонарь, а затем очень близко приблизил свой взгляд со звериным и ужасным выражением, пока она тряслась и пыталась отступить назад… Она уже не могла пятиться, а он все наступал… В его ясных глазах зажегся гнев бесконечной силы и ярости, которой не было названия, огонь, который Айме никогда не видела в его глазах, но который был ей хорошо знаком в других глазах, и начала испуганно умолять:
- Ренато! Ты сошел с ума!
- Я сошел с ума и был слеп, нужно так сказать! Притворщица! Развратница!
- Почему ты так говоришь? Почему ты так смотришь? – задыхаясь от ужаса, она пыталась защищаться: - Ренато, ты потерял рассудок?
- Ты помнишь это письмо? Отвечай!
- Я… я… я… - не находя выхода бормотала Айме.
- Оно твое… Ты не отрицаешь этого, не можешь отрицать. Оно твое, да, это ты писала его! Ты обманула меня!
- Нет, Ренато, нет…!
- В этом письме ты жалуешься, умоляешь, просишь сострадания у другого мужчины, а теперь ты должна просить меня… Но не делай этого, потому что это бесполезно… Это будет бесполезно!
Айме попыталась сбежать, но грубые и решительные руки Ренато крепко держали и сжимали ее, поднимаясь к горлу… С огромной от ужаса смелостью Айме удалось уклониться от рук, выплеснув яд обвинения:
- Я не виновна. Клянусь тебе! Это она… она…! Я прошу сострадания, но не для меня. Прошу милосердия для нее. Я унижаюсь и умоляю, чтобы спасти ее. Монику!
- Что это ты говоришь?
- Моника – любовница Хуана Дьявола!
- Нет! Этого не может быть!
- Я поклялась любой ценой молчать… Поклялась не говорить… Ради матери. Ренато, ради нашей бедной матери, которая хотела спасти мою сестру. Я хотела спасти ее собственной ценой. Я прошу к ней милосердия, Ренато! Милосердия к ней и ко мне!
Придя в себя как от резкого толчка, словно поднимаясь из глубины бездны, словно луч света проступил из мглы, словно луч ослепительной надежды из глубины беспредельного отчаяния достиг его, Ренато отступил на шаг, ища правду в глазах Айме, которая плакала от испуга, и ее руки были протянуты, прося жалости и сострадания, голос, ослабевший от ужаса и плача, неумело и отчаянно бормотал свою ложь:
- Это Моника… Это Моника… Моя бедная сумасшедшая сестра, я тебе уже сказала. Она написала его для этого хищника Хуана, чтобы остановить его. Не было возможным вырвать ее из лап этого бессердечного зверя. Отдать ее – то же, что отдать ее в лапы тигра… Ты не понимаешь, Ренато? Моника – любовница Хуана! Она отдалась ему в минутном помешательстве, не понимая, что делает, а он сделал ее своей рабой, жертвой. Ты не понимаешь?
- Как же мне понять…?
- Она полюбила его в минуту помешательства, и теперь он ее хозяин. Он приказывает, таскает ее как тряпку… угрожает ей скандалом. Она боится его до смерти, страдает и плачет… Он мерзавец, Ренато, бандит! Но не провоцируй его, не вставай у него на пути… Позволь мне поговорить с ним…
- Не лги больше! – гневно взорвался Ренато.
- Ты не веришь тому, что я тебе говорю? Клянусь тебе, Моника написала это письмо! Она потеряла рассудок от страха и попросила моей помощи. Ее загнали в угол, она на краю пропасти, и прямо сейчас…
- Прямо сейчас что?
- Они беседуют там, за церковью! Она пытается убедить его уехать, позволить ей вернуться в монастырь… Это единственное, чего она просит, единственное, о чем умоляет…
- Ты сказала за церковью?
- Ренато, дорогой, сжалься над Моникой… и прости меня… Прости за то, что не сказала тебе. Она никогда мне не простит, если узнает, что ты знаешь об этом. Она раскаивается… Она хочет покончить с собой, умереть…
- Из-за Хуана Дьявола? – вырвалось у Ренато, переполненного сарказмом и горечью.
- Не из-за него, а из-за ее греха, из-за стыда… Я хочу ей помочь, чтобы он оставил ее. Это я ей пообещала… Купить его отъезд и его молчание… Может быть немного денег будет достаточно…
- Ты полагаешь, что достаточно немного денег? – взорвался Ренато в буйном гневе. – Ты думаешь, что Хуан настолько низкий, настолько подлый, настолько продажный мужчина?
- Да, Ренато, да. Все это правда… Из-за него Моника помешалась. Она знает, что мама умерла бы, если бы она вызвала скандал. Я ей пообещала поговорить с этим зверем, сдержать, попросить его… - Вскоре она прервалась, увидев, как уходит Ренато, испуганно спросила: - Куда ты?
- Я пойду туда, а ты пойдешь со мной!
Он потащил Айме за собой. Напрасно она боролась, сопротивлялась… Он шел, словно безумный, словно ослепший, ничего не различая в своем хаосе чувств, его разум и жизнь вертелись в сумасшедшем вихре. Напрягшись изо всех сил, Айме взмолилась:
- Нет, Ренато, нет! Пожалуйста, подожди… послушай!
- Перед Богом ты скажешь то, что должна сказать!
- Нет… нет…! Ты сошел с ума! Не надо так со мной! – И отчаянно закричала: - Пожалуйста…!
- Ренато… Айме… Дочка… Дочка…! – напрасно взывал голос перепуганной Каталины, поскольку Ренато как смерч несся через залы и сад, волоча за собой Айме, в то время как голос Каталины де Мольнар неустанно кричал: - Ренато… Айме…!
Старая женщина предчувствовала, предвидела трагедию. Она побежала, но ей не хватило воздуха, в ее глазах помутилось, и она упала на колени… Она увидела маленькую темную тень… Это был Колибри, но тот не остановился на ее отчаянный голос, который всхлипывая звал:
- Мальчик… мальчик! Быстро… На помощь…!
- Что происходит? Кто зовет? – приближался голос старого нотариуса, обеспокоенного криками о помощи, он воскликнул изумленно: - Донья Каталина…!
- О, Ноэль, друг мой! Быстро! Нужно помешать этому! Позовите донью Софию! Нужно это предотвратить!
- Помешать чему?
- Он убьет мою дочь! Ай…!
Она замерла, ничего не чувствуя. Дрожащий Ноэль посмотрел по сторонам. Мрак и тишина стояли в ближайших окрестностях и в садах… Недалеко грянул гром, встряхивая пространство, и шквал ветра просвистел меж листьев в густой чаще. Он тоже интуитивно предчувствовал, дрожа от подступавшего ужаса, но тщетно вознес глаза к небу, когда уже приближался шторм… Как бесполезно желание сдержать бурю, как невозможно схватить молнию, так невозможно было предотвратить все это… И перед своей беспомощностью, он воскликнул, словно молясь:
- Боже мой! Боже мой…!
4.
- Вы лжете! Вы пришли помешать мне, потому что вы выяснили, что мы сбежим, вы шпионите…
- Я пришла сюда, потому что Айме попросила меня! Я пришла от ее имени, чтобы заставить вас понять ваше безумие и низость! Я пришла, чтобы попросить вас…
- Бесполезно просить меня!
Свирепо Хуан стоял перед Моникой, гневом горели его гордые глаза. Он шел к ней, словно хотел уничтожить, ударить ее своими мощными кулаками, но бледная, холодная и грустная фигура гордо стояла перед ним, останавливая и внушая ему непреодолимое уважение, одновременно в нем вспыхнул красный огонь ненависти, сверкнувший в его потрясающих глазах…
- Я предупреждаю вас, если Айме не появится в течение пяти минут, я пойду ее искать, где бы она ни была, никто и ничто меня не остановит. Даже ее муж!
- Вы хотите забрать ее силой? Вы что, не понимаете, что она не хочет ехать? – протестовала Моника в гневном порыве. – Она умоляет…! Ладно, не умоляет! – отчаялась Моника. – Она не хочет ехать с вами… Она пришла в себя от этой ничтожной глупости, которая теперь для нее ничего не значит… Айме сожалеет о своем безумии. Она плакала, просила у меня, чтобы я вас остановила; она молилась, наверное, впервые в своей жизни, просила Бога, чтобы он спас ее от вашей жестокости, вашей дикости, грубой страсти, которая для вас имеет значение…
- Кто это сказал?
- Она сказала! Вы уже знаете, Хуан: она не хочет следовать за вами. Она просит, чтобы вы оставили ее в покое!
- Вы смеетесь надо мной?
- Нет никакой насмешки. Она раскаивается, сожалеет о своих грехах, желает исправить свою жизнь, стать преданной и верной человеку, уважающего свою жену.
- Ложь! Ложь! Пусть она придет! Пусть она лицом к лицу мне это скажет, поклянется мне всем, что есть, скажет, что не хочет возвращаться и видеть меня, пусть она потребует сама забыть ее имя, и только тогда…
- Замолчите! – прервала Моника властным жестом. – Кто-то идет… Кто-то идет, да… Спрячемся…! – Вдруг словно мир обрушился на нее, и она вскрикнула: - Ренато! – И еще более испуганно: - Айме!
- Да, я…! - подтвердил Ренато, приближаясь к ним. – В самый лучший момент, Моника. Я уже знаю, что ты притворялась, не обращая внимание ни на что. Знаю, что будешь упрекать сестру за то, что она рассказала мне, но она не могла молчать, не могла смолчать, потому что хочешь ты этого или нет, я хозяин этого дома и глава этой семьи…
- Ренато…! – пробормотала Моника в полном замешательстве.
- Мне важно лишь то, что ты думаешь, а не что Хуан может сказать. Вы в моем доме, а в моем доме идут по верному пути, играют по правилам, ведут себя с честью и с достоинством… Если ты позабыл, Хуан, я здесь, чтобы напомнить тебе об этом и чтобы потребовать у тебя полного отчета в поведении с Моникой.
- Что? – изумился Хуан, не понимая, что хочет этим сказать Ренато.
- Пойми наконец, Хуан, что этот вопрос решать будем мы с тобой, а не с женщинами, с одной из которых ты меряешься силой.
- Ты не представляешь, как мы это отпразднуем! – согласился Хуан оскорбительно. – Я желал встретиться с тобой лицом к лицу!
- Ну в таком случае я здесь! – предложил Ренато жестоко. – Ты будешь иметь дело со мной и только со мной!
- Как пожелаешь! – бросил вызов Хуан, делая шаг вперед и двинул рукой к поясу.
- Нет! Нет! Это нож…! – предупредила Моника испуганным криком.
- У меня нет оружия! – заметил Ренато благородно и свирепо.
- Тем лучше! – согласился Хуан, швырнув нож на землю. – Лицом к лицу… как мужчина с мужчиной! Руками, зубами, ногтями… Как пожелаешь! Я пришел, чтобы увезти ее с собой и заберу ее, вопреки тебе!
- Ты не увезешь ее, если не женишься на ней!
- Что? – растерялся Хуан. – Не женюсь на ней?
- Моника для меня как сестра. Если у тебя есть достоинство, то ты должен это исполнить!