– Желтякова Клюквиной рассказывала, хвасталась, она врать не будет.
– Она-то как раз и будет! – отмахнулся Колька и закурил при этом. И увидел, что Даша смотрит на него слишком внимательно. – Даже и не думай! – сказал он и, переводя тему в другую плоскость, спросил:
– Ты считаешь, всем будут давать?
...
– Конечно, не всем! – уверяла женщин в магазине Микишина. – А по итогам месяца. По пять тысяч, кто семейный, и по три, кто сам по себе.
– Ты маханула! Такие деньги – ни за что? – изумилась Савичева.
Наталья Сурикова не согласилась:
– Почему это ни за что? Если бы мой Василий бросил бы пить, я бы сама ему премию дала. Только с каких шишей, вот вопрос!
– Женщины, не радуйтесь! – урезонила Шура Курина. – Это знаете, как будет? Как вон в телевизоре, где люди на острове живут. Мучаются все, а получает кто-то один!
– Но ведь получает же! – воскликнула Наталья.
...
Это, вроде того, марафон такой, – делился мыслями Савичев. – Как это... Гонка на выживаемость.
– Ты сравнил! – сказал Микишин. – Это же что на самом деле? Вроде того, материальный стимул к нормальной жизни. Работать, не пить и тому подобное. От этого не умирают.
– Кто как, – вздохнул Савичев. – Главное: не верю я, что за это деньги дадут.
– Но Желтякову-то дали! Вопрос другой – как они это будут учитывать?
...
– А учитывать будут просто, – объясняла всезнающая Синицына зашедшей в гости Любе Кублаковой. – Что сами увидят, что люди скажут. Потом ты подумай: этот вот Нестеров, психиатр, он для чего тут? Сеанс второй не проводит, как обещал, а всё чего-то ходит, смотрит, с людьми разговаривает. Они его наняли для контроля! А потом соберутся и будут решать.
– Не верится что-то. Сплетни это всё!
Синицына обиделась:
– Я сплетни пересказывать не буду! И кому знать, если не мне, если я... если тоже на контроле состою?!
Она брякнула это ради легкого хвастовства. Но, брякнув, тут же в это поверила. Так оно в жизни и бывает.
– Правда, что ли? – удивилась Кублакова.
– Стану я врать! Сказали: посматривай, Зоя Павловна, а потом доложишь! А еще в этой комиссии, кроме начальства...
...
– Нестеров, значит, Синицына от ветеранов труда и... Вадик вроде, – пересказывала Люба Сущевой.
– Вадик-то почему?
– А он не местный теперь, студент, лицо незаинтересованное. Он, наверно, будет по молодежи.
– Надо же. Придумали ерунду какую!..
Ерунду не ерунду, а, как видим, замешаны оказались многие, в том числе ничего не подозревающий Вадик.
5
Ничего не подозревающий Вадик меж тем купил в городе по случаю очень дорогой цифровой фотоаппарат. Конечно, подержанный, но ничем не хуже нового. И вот Вадик пробует его на Нине.
– Криминалист обязан хорошо снимать. Компьютер бы хороший еще купить, но я и так разорился на этой штуке...
– А правда, что ты в комиссию входишь? – спросила Нина, уклоняясь от объектива.
– Какую комиссию?
– Ну, будто бы конкурс какой-то.
– Может, и вхожу. Только я этого не знаю, – рассеянно сказал Вадик, которому было не до этого. – Посмотри на меня, пожалуйста.
А Нестеров стал замечать: что-то в Анисовке не то.
Поручение Прохорова по поводу покупки домов тяготило, Нестеров хотел с ним поскорее разделаться. Он уже вел предварительные переговоры, многие на словах склонялись к тому, что деваться некуда, надо продавать, пока покупают. Но до дела ни с кем не дошло. Ближе всех к практическому согласию был Ваучер, и вот Нестеров пошел к нему. А Ваучер сам торопился навстречу с очень занятым видом.
– Не ко мне бежишь? – спросил Нестеров.
– Зачем я к тебе побегу? – не понял Ваучер.
– Насчет дома. Или раздумал?
– Вон ты чего. Не раздумал, только не до этого мне сейчас! Тут такие дела! Да сам знаешь!
Нестеров отправился дальше.
Встретил Анну Сущеву:
– Ну что, нравится здесь Евгению?
– Какого шута тут может нравиться? – сердито ответила Анна.
– Значит, все-таки будете сниматься?
– Да, наверно, будем. Ждать нечего.
– Значит, есть тема для разговора?
– Есть, но не сейчас. Мы, может, конкурс выиграем.
– Какой конкурс?
– А то вы не знаете!
– Почему я должен знать?
– Да ладно уж вам! Кстати, имейте в виду: Евгений как приехал, так даже пива не пьет.
– Рад за него.
– Радоваться не обязательно, вы лучше зафиксируйте.
Тут Анна увидела Евгения и, хоть он был еще далеко, отошла от Нестерова, сказав с невольным хвастовством:
– Ревнует!
Нестеров ничего не понял.
6
Нестеров ничего не понял, как и Андрей Ильич с Юлюкиным, перед которыми стоял запыхавшийся Ваучер и торопливо говорил:
– Я условия узнать. Когда всё одинаково – это несправедливо. Я, например, молодому не соперник. Надо так: работающие считаются отдельно, пенсионеры отдельно. Работающим, я согласен, хоть по три тысячи, но пенсионерам тоже не меньше тысячи, иначе какой интерес?
– Ты о чем? – вникал Андрей Ильич.
– Ну, конкурс же вы объявили. На успехи труда и личной жизни. Поэтому я и спрашиваю. У пенсионеров труда нет, с личной жизнью тоже проблема. Но они же всё равно люди! С другой стороны, Дуганов хоть и пенсионер, а человек противный. От него у людей настроение портится, значит, от него вред. То есть надо смотреть в совокупности, но отдельно...
– Да постой ты! – осадил старика Юлюкин. – С чего ты взял про какой-то конкурс? Кто тебе сказал?
– Все говорят.
– Так вот иди и скажи всем: никакого конкурса! – велел Андрей Ильич. – Пусть все живут и работают в обычном режиме!
– В обычном режиме они долго не протянут уже. И я бы тебе вот что посоветовал, Андрей Ильич: ты совсем молодых вообще не учитывай. Нам-то можно посоревноваться, мы пожили, а им слишком трудно сразу на нормальную жизнь переключиться. Они сначала пожить хотят.
– Ваучер, у тебя, что ли, уши заложило? – рассердился Андрей Ильич. – Говорю тебе: нет никакого конкурса! Иди уже отсюда! Или ехал бы обратно в город к своему племяннику. Так без тебя спокойно было! Только людей баламутишь!
– Тем более раз ты считаешься живущий в городе, то тебя вообще учитывать нельзя, – присовокупил Юлюкин.
– У меня дом здесь! – закричал Ваучер. – И я всё лето уже здесь безвылазно! Попробуй только не учесть!
Выйдя из администрации, он бормотал себе под нос:
– Если конкурса нет, чего же вы злитесь тогда? Знаем мы вашу механику: среди своих объявили втихомолку!.. Ничего, мы тоже не чужие! В город, ага... Чтобы меня из соревнования убрать? Я коренной анисовский!
А Андрей Ильич, упрекая, говорил Юлюкину:
– Вот! Ты этого результата хотел? Я так и думал: дай одному, другие все уже думают, что им тоже положено!
– Не шуми, Андрей Ильич. Поболтают и успокоятся.
– А если нет?
– А если нет – тоже хорошо. Пусть соревнуются. А мы потом возьмем и кого-нибудь в самом деле наградим.
– Ну, знаешь!.. Ты мне этого не говорил, а я не слышал!
7
Юлюкин не говорил, Андрей Ильич не слышал, но другие слышали даже то, что не говорилось, и делали выводы.
Вот пропалывают супруги Савичевы огород, и Савичева задумывается.
– Работаем тут, крючимся, – говорит она, – а никто не видит. Да и тоже мне работа – прополка. А вот дом, например, покрасить или сарай перестроить – это сразу заметно.
– Кому заметно?
– Кому надо!
Тут Савичева увидела Вадика (и, между прочим, с фотоаппаратом) и прикрикнула на мужа:
– Да выпрямься ты, а то тебя не видно! Подумают – спишь где-нибудь пьяный!
– С ума ты сходишь, я смотрю, – сказал Савичев, хоть и выпрямился.
– Не схожу, а говорю по делу. Ты подумай, Андрей, пять тысяч – это же деньги! Оле бы послали!
– Да вранье это все! Я у Шарова Льва Ильича спрашивал, говорит: ничего не знаю.
– Так он тебе и скажет! Они, наверно, сначала решили, а потом сами испугались. Ничего, мы придем и скажем: вот вам дом перекрашенный, вот сарай почти новый, а вот вам от меня на мужа ни одной жалобы как от жены – пусть попробуют отвертятся!
– Ты не выдумывай. Дом не перекрашенный еще.
– Так перекрась! Краска у тебя третий год стоит, к свадьбе Олиной хотел, а она уже и замуж вышла, и уехала.
Савичев вспомнил, что это правда, и сказал:
– Ты, Татьян, на меня не дави. Я и сам собирался.
– Да уж, дождешься от тебя! Как я с тобой живу столько лет, не понимаю!
Эти слова Савичев слышал много раз и обычно даже не реагировал, но в этот раз нашел неожиданный ответ:
– Учти, будешь на меня кричать – вылетим из конкурса.
И многое в Анисовке совершалось в те дни под угрозой вылета из конкурса, которого, как мы помним, вовсе и нет.
Некоторым пришлось очень трудно.
8
Некоторым пришлось очень трудно.
Вот Николай Иванович Микишин, человек положительный, весь день работал и в мастерских, и по дому, устал, сел ужинать и ждет, что нальют для аппетита из заветной фляги, что стоит в сенях. Причем напиток безобидный, чуть крепче кваса, – брага.
А ему не наливают. Всё на столе есть, а заветной кружки нет.
– Мать! В чем дело? – позвал Микишин. – У нас кончилось, что ли?
– Отдохнешь! – жестко сказала ему жена. – Люди вон все за ум взялись, Шура Курина говорит, во весь день никто за водкой не пришел.
– Так я и думал: гонка на выживаемость. Придумали начальнички... Ладно, я же дома, никто не видит. Налей стаканчик.
– Ты забыл, как у нас? Суриков вон через три двора живет, а когда он с похмелья, у нас в саду перегаром пахнет! Всё рядом, все на виду!
– Я что, алкоголик, что ли? – обиделся Микишин. – Саша! Александра!
– Коль, мне не жалко, но такущие деньги из-за стакана терять, ты подумай! Ты выпьешь, а за окном кто-нибудь подглядывает!
– Вот жизнь! Прямо партизанское подполье какое-то...
Микишин вышел из дома, обошел всё вокруг, проверяя, нет ли кого. Закрыл все ставни. Вернулся, сел опять за стол.
– Ну вот, теперь как в бункере! Саш, не томи душу!
Микишина пожала плечами, пошла в сени, отомкнула флягу, которую запирала собственным замочком, зачерпнула кружку, принесла. Микишин кашлянул, приготовился выпить, но тут послышался голос дочки Кати:
– А я вот возьму и всё скажу!
– Катерина, ты что? – возмутился Микишин. – Родного отца врагам сдать хочешь? Павлик Морозов в юбке!
– Юбки у меня как раз нету! То есть старые все! И джинсы с вышивкой обещали!
– Куплю.
– Когда?
– Завтра.
– Вот завтра и выпьешь!
Микишин плюнул с досадой. Отставил кружку. Принялся без аппетита хлебать суп.
Голод потому что не тетка. Проницательные и умные (в меру житейского плоскоумия) люди давно поняли: любовь и голод правят миром.
Кстати, о любви.
9
Кстати, о любви: на дворе уже ночь, а Мурзин опять не спит, ворочается. Ворчит:
– Синицына-то права, Вера, мы фактически с тобой не живем.
– И что теперь?
– Не слышала, что ли? Конкурс объявили на правильную жизнь.
Помолчав, Вера сказала:
– Брешут.
– Будто бы пять тысяч победитель получит... А какая это правильная жизнь, если муж с женой вместе не спят?
– Прямо уж так и пять тысяч!
– Я тебе говорю. Ты меня знаешь: я на дешевые приманки не покупаюсь.
Вера опять помолчала и сказала с горечью:
– Я, Саша, перестала тебе верить. Если бы ты бумагу написал, что не имеешь ко мне претензий в смысле раздела имущества.
– Какая ты всё-таки... Будто тебе не надо... Кстати, а как мы докажем? Вадика, что ль, с фотоаппаратом приглашать?
– Счастливую женщину, Саша, по глазам видно.
– Так что ж мы!..
Мурзин мигом вскочил и направился к Вере.
– Но бумагу всё-таки напиши! – послышался непреклонный голос в темноте.
– Вот, ё!.. – Мурзин бросился к комоду искать ручку и бумагу. – Когда надо, сроду нет!
Но все-таки нашел, торопливо написал.
– Читать будешь?
– На слово поверю.
И мир воцарился в доме.
10
Мир воцарился не только в доме Мурзиных, но и во всей Анисовке.
Вот Суриков и Клюев у ворот винзавода любезными жестами предлагают друг другу проехать.
Вот Куропатов, привезя запасную бочку бензина, ловко грузит ящики и возит на склад.
В каждом дворе Анисовки люди энергично шевелятся. И в садах. И на полях.
Старик Ваучер и тот взялся за лопату: засыпал колдобину на проезжей части. А тут как раз очень удачно проходил Вадик с фотоаппаратом.
– Эй, юный химик! – позвал Ваучер. – Иди сюда. Вадик подошел.
– Сыми меня. Сколько себя помню, всегда тут канава была, все машины вязли, никому дела не было. А я засыпал. Между прочим, дело общественное.
– А тебе будто и не надо?
– Мне-то зачем? Машины у меня нет, а пешком я и так переберусь. Давай, зафиксируй.
– Мне не жалко! – Вадик навел фотоаппарат и щелкнул.
– Надо было мне не до конца засыпать, чтобы ты меня в процессе снял. Ладно, я еще чего-нибудь засыплю.
– А зачем тебе это? – спросил Вадик.
Ваучер хитро подмигнул ему:
– Мы с тобой знаем, зачем!
А Акупация, зашедшая в магазин, спросила скучающую Шуру:
– Чего это у тебя нет никого?
– Сама удивляюсь. Читыркина и Микишина с утра зашли только, а мужиков совсем никого. Боятся, что подумают, будто за водкой.
– А зачем им еще сюда ходить?
– Поэтому и не ходят.
В самом деле, мужики в магазин не заглядывали: из дома на работу, с работы – домой. Впрочем, некоторые и раньше так жили: например, вполне положительный парень Колька Клюев.
11
Положительный парень Колька Клюев забежал домой выпить чаю и предупредил Дашу:
– В Полынск хочу съездить, Володька просил привезти кое-что. Совсем там осесть собирается, похоже.
Даша на эти простые слова отозвалась неожиданно горячо:
– Никаких Полынсков, никаких Володек! – и положила перед Колькой густо исписанный тетрадный лист. Колька начал читать вслух:
– «Домашняя работа. Перекрыл сарай, вырыл новый колодец, привез, напилил и нарубил дров, помог жене стирать белье... Личное поведение: ни разу не выпил, бросил курить, играл с детьми, ни разу не нагрубил жене...» Это про кого? – поднял он глаза на Дашу.
– Про тебя.
– Не понял! А когда я это всё сделал?
– Сделаешь. А мы везде галочки поставим. Надо, Коля, по-умному, чтобы всё было на бумаге. И пускай проверяют. Нам эти деньги очень нужны!
– А почему только про меня? Ты себе тоже план составь!
– А я и так за троих работаю, каждый знает!
Колька был в замешательстве:
– Нет, но... Я постараюсь, конечно... Но – «бросил курить», это ты слишком! Я еще не бросил!
– Бросишь, Коля.
– Не курить, не пить... К другу съездить нельзя... Это же не жить получается!
– Коля, это же не навсегда! – успокоила Даша.
– Еще бы навсегда! Я бы тогда повесился!
– Потерпи, родненький. Другие же терпят.
12
Другие терпят, это правда.
И эта мысль не давала покоя Вере Мурзиной.
– Вон все как стараются, – хмуро говорила она. – А толку? Своим дадут, кто к начальству ближе!
– А я что, далеко? – с достоинством отозвался Мурзин. – На мне всё электричество! Они без любого могут обойтись, а без меня нет!