– Значит, обувь подвела?
– Люба подвела. Она вас вычислила. Откуда такие навыки в пилке дров? Надеюсь, не лесоповал?
– Нет, – рассмеялся Фрезер. – Я в деревне вырос. И школу там закончил. Учился отлично, способности были, поехал в Москву... Кстати, Дмитрий меня зовут. Я бывший военный переводчик. И действительно майор в отставке. Сейчас живу репетиторством плюс пенсия. Нормально живу. Но давно один. Дети выросли, жена... Ладно, это целая жизнь. Устал быть один, решил познакомиться. Наткнулся на то место в Интернете, где объявления русских женщин для иностранцев. Знаете, даже обиделся. Будто русских мужиков не хватает. Потом увидел Любу... Я ведь из деревни родом. И что-то такое в ней знакомое, родное... Она на маму мою даже похожа. Ну, и вот...
– Не понимаю, на что вы рассчитывали? Рано или поздно пришлось бы раскрыться.
– И раскрылся бы. Я рассуждал как: если я ей понравлюсь, простит. Я все-таки неплохо знаю женщин: когда мужчина нравится, то все равно, кто он и откуда. Разве не так?
– Не совсем. Они не любят, когда знакомство начинается с обмана. Говорю ответственно как профессиональный психолог.
– Вы психолог? И что вы тут делаете?
– Да так... Неважно. Ну? И что теперь?
– А вы не спрашивали, я понравился ей?
– Понравились.
– И она мне – очень, – признался Дмитрий. – И какая умная, надо же! Хотя, если честно, я и не очень скрывался...
Тут вошла Люба, точно угадав момент, когда уже можно было войти.
Дмитрий вскочил:
– Люба, извините меня...
– Вы кто?
– Я из Москвы. Дмитрий Мальцев, военный переводчик в отставке. Я Александру сейчас всё уже объяснил. Увидел ваше объявление, решил сыграть в иностранца. Вы мне понравились. Причем хотел сразу же всё сказать.
– Что ж не сказали?
– Да как-то замешкался. Потом этот Василий, потом... В общем, вот так. Не американец. Не миллионер. Есть квартира в Москве, пенсия, работаю. Вот и все достоинства.
– Ясно... – задумчиво сказала Люба.
– Вы обиделись?
– Да нет. Если на всё в жизни обижаться, это же вообще не жить.
– Я вам совсем не понравился?
– Давайте завтракать, – сказала Люба.
Они сели завтракать. Молчали. Нестеров подмигнул Дмитрию: ничего, всё будет хорошо!
А тот решил нарушить молчание:
– Вот что. Я думаю, сейчас мне стоит уехать. Люба подумает. Что-то взвесит. А через некоторое время я приеду опять. Если вы захотите, Люба.
Люба обрадовалась:
– Да конечно! И вы можете ко мне, и я к вам! В самом деле! А то сейчас время такое: я к зиме готовлюсь, дрова, соленья, варенья, огород, у меня просто голова не на месте, я ничего сообразить не могу! Очень правильно решили!
Дмитрий, не откладывая, поблагодарил за всё, встал и взялся за сумку.
Нестеров не выдержал:
– Да вы что? Неужели вы не видите, что понравились друг другу? Я и то вижу. Зачем вам еще раз встречаться, вы уже встретились!
– Подумать надо, не так всё просто, а увидимся обязательно, конечно, увидимся, до свидания, Джо... господи, Дмитрий... всего хорошего, – торопилась распроститься Люба.
– До свидания, – сказал Дмитрий и пошел к двери.
– Нет, – вдруг сказала Люба.
Дмитрий тут же остановился.
– Нет. Не хочу так. Я понимаю, Москва, квартира, человек хороший, заманчиво... Не буду я вам голову морочить, Дмитрий. Да и себе тоже. Я уже всё решила. Вы замечательный человек, но я за вас замуж никогда не выйду.
Нестеров хотел было что-то сказать, но она не дала, продолжила:
– Не в том дело, что вы мне не понравились, очень даже понравились! И уж, конечно, не тем, что вы не американец, это даже хорошо, что не американец! Но... Вот жила я одна – и жила, и ничего. И про мужа своего бывшего вроде забыла напрочь. А сегодня всё поняла. Вернее, еще вчера, когда вы упали, извините. Я Валентина вспомнила, и аж сердце зашлось. Он тоже вот так умел – до последнего, пока не упадет... А сегодня пилили с вами дрова, и опять я вспомнила, как с Валей пилили. И как представила, что это не вы, а Валя передо мной... Всё я поняла, спасибо вам, одна не сообразила бы. Когда другого мужика нет, то и сравнить не с кем, а тут – сразу всё ясно, не то что кто лучше, а о ком думаешь по-настоящему. Сегодня же к Валентину поеду, буду разговаривать с ним, решать про жизнь. Я как подумала, что уеду куда-то, а он, Валя, один будет... Без меня... Или с другими... Нет. Дурак он, блажной, чумной, смешной, паразит... а не могу забыть. Люблю, оказывается. Такая вот проблема. Простите.
Дмитрий молча всё это выслушал. Молча достал из сумки летнюю кепку, надел на голову, потому что утро было жаркое, а день обещал быть еще жарче. А потом неожиданно вытянулся по-военному, пристукнул пятками кроссовок производства фабрики «Красный треугольник», приложил руку к козырьку, четко повернулся и вышел.
И это выглядело даже вовсе не смешно, а, пожалуй, наоборот.
Люба глянула на Нестерова:
– Только попробуйте скажите, что я неправильно поступила!
Нестеров с видом, что именно, дескать, неправильно, кивнул головой и горячо начал:
– Да конечно же... – и неожиданно закончил, – правильно.
Глава 7
Кодировка
1
Дни идут.
Их количество и чередование всех заботят по-разному. Акупацию, например, время совсем не заботит, она живет не днями или неделями, и даже не месяцами, а погодой. Плохая погода – хорошая погода, вот что важно. Важно еще, что летом тепло и не надо топить печь, а зимой холодно и печь приходится топить, и очень уж длинные и темные вечера, осень плоха слякотью, весна хороша первым солнышком...
Уехавшую Квашину волновало всегда другое: не пропустить постный или, упаси боже, праздничный день, не перепутать, соблюсти всё, что в каждом дне положено; для этого у нее на стене рядом с иконами висел большой церковный календарь.
Для пенсионеров и регулярно работающих важны, само собой, дни выдачи денег, время считают до них и от них.
Для людей молодых и свободных время образуется модным и современным способом: периодами и полосами. «У меня сейчас черная полоса!» – угрюмо говорит девица, потерпевшая неудачу в любви.
Для начальства время идет, как встарь, декадами и кварталами.
Для крестьянина, которого хоть и мало осталось, но он есть, время обозначено теплыми словами труда: косовицей, пахотой, обмолотом, сенокосом и т. п.
А для геодезистов, поскольку они люди, поставленные на урочную работу, время сводится к одной дате: концу срока работ. И они, с одной стороны, этой даты ждут, перечеркивают в календаре каждый день и считают, сколько осталось, а с другой – не торопят время и ни в коем случае не заинтересованы, чтобы ускорить темп: им же всякие полевые идут да суточные, да и вообще в геодезии поспешность никогда не считалась признаком качественной работы.
Вот и сегодня вечером, вернувшись, Михалыч зачеркнул еще одну клетку в календаре. А Гена с надеждой подошел к холодильнику, открыл – там пусто.
Гена сел на подоконник, со скукой посмотрел на улицу и вдруг обратился к напарнику:
– Слышь, Михалыч! А село это в самом деле, что ли, снесут?
– Очень вероятно.
– А если они не согласятся?
– Их согласия никому не нужно. Когда мы Нурекскую ГЭС проектировали, там тоже было село. Аульно-кишлачного типа... Ну, и там то же самое.
Рассказ не вязался: чего-то не хватало. Михалыч подумал вслух:
– А магазин, наверно, уже закрыт...
2
Магазин уже закрыт.
Савичев побродил возле него попусту и вдруг, что-то вспомнив, заторопился домой неровной, но быстрой походкой. Вошел во двор, залез в курятник, куры с кудахтаньем вылетели оттуда. Савичев выбрался весь в пуху, но счастливый, с бутылкой в руке. И, горе мужику, споткнулся, упал – и...
И пока он падает, расскажем короткую историю. То есть понятно, что за это время нельзя рассказать никакой истории, но у нас время не обычное, а художественное, что с ним хотим, то и делаем. Так вот, однажды послали Читыркина в город за какими-то запчастями к комбайну. Оказалось, что получить можно только на другой день. Читыркин позвонил начальству, и ему разрешили остаться до завтра, чтобы с утра быть первым. Мужик один, впереди вечер, да еще друзья нашлись в гостинице «Золотая нива», где номера на восемь человек, а удобства в конце коридора, то есть атмосфера коллективная, свойская, сам собой напрашивается ответ на вопрос, что делать. Собрали деньги, послали Читыркина за вином. А вино в те годы достать было трудно, Читыркин мыкался несколько часов, наконец, выстояв скандальную очередь, весь давленный, руганный и чуть не битый, добыл семь бутылок. Две сунул в карманы штанов, одну зажал под мышкой, по две несет в каждой руке, крепко обхватив горлышки пальцами. И вот, торопясь, не учтя незнакомого городского рельефа, он спотыкается о крышку канализационного люка и начинает падать. И еще в полете, как он потом рассказывал, понимает, что дело швах. На один бок упадешь – разобьешь бутылку в кармане и в руке, на другой – то же самое, да еще и ту бутылку, что под мышкой. На спину упасть не выйдет – не успеваешь повернуться. Руки вперед выставить – но это четыре бутылки выронить, да ту, что под мышкой, – минус пять получается. Короче говоря, Читыркин, успев всё это осознать в полете, поступил следующим образом: он отвел руки назад, как гимнаст в позе «ласточка», и приземлился на удачно случившийся в этом месте бордюр зубами. Конечно, зубы разбил здорово, металлическую челюсть пришлось потом ставить, но все бутылки остались целы. Все семь бутылок. Как ждущая и жаждущая «Золотая нива» оценила этот поступок, и что было дальше, и почему Читыркин домой явился только через неделю и без запчастей, это отдельная история, уже не столь веселая.
Савичев геройства Читыркина не повторил, бутылка разбилась. Он ошалело сел на земле, огляделся. Увидел большой осколок, где сохранилось немного жидкости. Взял его, осторожно влил себя несколько капель, но, конечно, пожар, бушующий внутри, этим залить не сумел.
И пошел рыскать в доме.
3
Он пошел рыскать в доме, он обследовал все углы и закоулки и наткнулся на флакон одеколона. Избегая натурализма, не будем описывать, как Савичев готовил из него некий напиток и как употреблял. (Тем более что есть книга «Я – не я», где этот процесс подробно описан. Равно как и вся история, которую мы расскажем, напоминает книгу «Закодированный», но там про одного человека и фантасмагория, а здесь про многих людей и чистая правда[1].)
Важен результат: через полчаса Савичева, войдя в дом, увидела, как муж сидит, клонясь головой над столом, в пальцах дымится сигарета, в воздухе благоухает нестерпимая парфюмерная вонь.
Савичева вынула сигарету, потушила и с привычным отчаянием сказала:
– Шел бы спать! Совсем ты, Юра, с мозгов съехал: неделю не просыхаешь уже! Тут-то все свои, а если в город переедем, стыда не оберешься! И милиция тебя будет брать каждый день!
Савичев, очнувшись, ответил:
– Молчи! Я тоскую. Я прощаюсь со всей своей жизнью. Своими руками строил. Ухаживал. Украшал. И все бросить придется. Пригонят бульдозера – и всё под нож. К чертовой матери!
– Ну, начал!
– Не позволю! – ударил Савичев кулаком по столу. – Не хочу, чтобы кто-то это рушил! Лучше уж я сам!
– Юра! Юра, не дури! – переполошилась Савичева.
Но он уже принял решение. Нетвердой походкой, но с твердым намерением и твердым до остекленения взглядом он отправился во двор. И там, схватив топор, начал крушить хозяйственные постройки, рубя всё, что попадалось под руку.
Савичева, стоя на крыльце, причитала:
– Да что ж ты делаешь? Опомнись!
Ваучер, неизвестно откуда взявшийся здесь, стоявший за забором, сказал:
– Надо же, как расстраивается человек...
– Помогите кто-нибудь! Юра, перестань! – кричала Савичева.
– Не мешай! Пусть никому не достается!
Притомившись, Савичев опустил топор. Блуждая взглядом, уставился на дом. Савичева тут же поняла значение взгляда и вскрикнула:
– Юра! Юра, я тебя прошу!
– Отойди!
И бросился в дом, и тут же там послышались треск, звон и хлесткие удары.
У дома очень скоро собралась довольно большая толпа. Савичева взывала, боясь войти:
– Да уймите вы его кто-нибудь!
– Кто ж на топор полезет? – резонно рассудил Ваучер.
– Мужики! Вы мужики или нет? – обратилась Савичева к хмурым товарищам Савичева. Те отвели глаза.
– Они сами такие же пьяницы! – сказала Акупация. И тут Савичева увидела Нестерова.
– А вы что же? Вы специалист, вы гипнозом можете! Попробуйте что-нибудь! Он же всё порушит!
Нестеров, сочувствуя, сказал:
– Человек не в себе. Можно, конечно... Не гарантирую...
Он подошел к окну и крикнул:
– Юрий, выйди на минутку!
Савичев тут же выскочил на крыльцо:
– Ну, кому тут?
Нестеров встал перед ним.
– Юра, слушай меня. Успокойся. Посмотри на меня!
Савичев посмотрел, и увиденное ему явно не понравилось.
– А, это ты? Прибежал дом купить? А не будет сейчас дома! Уйди!
Он замахнулся топором, сделал шаг с крыльца и упал. Тут же навалились мужики скрутили, связали.
Нестеров, испытывая большое облегчение от такого исхода, пошел домой, размышляя о дурной удали русского человека.
4
Нестеров пошел домой, размышляя о дурной удали русского человека, лег, но долго не мог заснуть, а проснулся все равно рано; он вообще как-то мало спал в Анисовке и при этом отлично высыпался.
Бодрый, свежий, он занимался во дворе упражнениями, когда во двор вошел бледный Савичев. Сел у забора прямо на землю. Дышал тяжело.
Нестеров, не дожидаясь его слов, сказал:
– Извини, выпить не дам. Запой у тебя, неужели не понимаешь? И вообще, лечиться тебе надо.
– За этим и пришел, – выговорил Савичев.
– То есть?
– Ты психотерапевт или кто? Гипнозом лечишь в том числе.
– Это не гипноз.
– А что же? Прошлый раз усыпил меня? Усыпил!.. А вчера начудил я... Жена убить готова... И самому неприятно... Пора завязывать, короче. Ты меня, как это называется, закодируй. Сумеешь? И я тогда тебе дом продам и уеду. Продам недорого. А?
– Ты хоть знаешь, что это такое?
– А чего тут знать? Читыркин в город ездил, закодировался на два года. Правда, выдержал только год, но это тоже срок! У меня за всю жизнь такой передышки не было. По-человечески тебя прошу.
– Видишь ли, я раньше легко брался за такие дела. А сейчас... Всякое влияние на психику чревато, понимаешь? Никто не знает, какие механизмы вступают в действие.
Савичев стоял на своем (сидя):
– Мне один механизм нужен – чтоб я не пил. Худо мне, понимаешь? Выручи, пожалуйста.
– Ты странный. Я же сказал: давно этим не занимаюсь!
Савичев, уныло помолчал, потом с трудом поднялся и поволокся прочь.
– Что делать собираешься? – спросил Нестеров.
– А что делать? Выпрошу у Шуры бутылку, выпью – и с обрыва головой. Всё равно это не жизнь.
– Ладно. Пошли в дом.
5
Они пошли в дом, где Нестеров неожиданно достал белый халат и надел его. То есть для Савичева это неожиданно, а мы понимаем: для усиления эффекта. И эффект, похоже, сразу же усилился, потому что Савичев попросил:
– Может, ты меня заодно от другого чего-нибудь закодируешь?
– От чего?
– Курить тоже надоело уже. Потом, очень матом я сильно ругаюсь, жена обижается.
– Давай так, – сказал Нестеров. – От пьянства попробую, остальное не гарантирую. Так. Садись вот сюда. Расслабься. – Он усадил Савичева на стул. – В гипнотический сон вводить, возможно, я тебя не буду. Да это и не обязательно.
– Лучше бы ввести. Ты поставь мне Чайковского какого-нибудь или это... Шопен там, Бетховен. Сразу засну.
Нестеров усмехнулся, но включил музыку, была у него как раз подходящая – «Реквием» Моцарта. Но Савичев, послушав, вдруг сказал:
– Не пойдет. Что-то она как-то... Я почему-то сразу опять выпить захотел.
Нестеров, мысленно отметив этот факт для своей копилки наблюдений, поставил опять же Моцарта, но «Дон Жуана». И опять странной была реакция Сурикова:
– Нет, от этой вообще сдохнуть хочется. Так и кажется, что где-то там жизнь, а я тут совсем плохой...
Тогда Нестеров поставил симфонию современного и модного композитора, не назовем его имени, чтобы не обидеть.
Савичев кивнул:
– Годится. Под эту ни жить не хочется, ни умереть, а как раз только спать.
Нестеров встал перед ним.
В это время мимо дома проходил Ваучер. Услышал довольно громкую музыку, заглянул в окно, заинтересовался, понаблюдал. И пошел дальше. Встретил у магазина Акупацию, начал ей что-то рассказывать, та качала головой и всплескивала руками.
Отвлекшись на это, мы с вами пропустили, что происходило в доме Нестерова.
А там Нестеров уже будит крепко заснувшего Савичева:
– Алло, Савичев! Юрий Андреич! Всё, проснись! Надо же...
– Всё? – спросил Савичев, открыв глаза.
– Всё.
– Хорошо как было... Так бы и не просыпался. И что теперь?
– Тяготение к спиртному должно ослабнуть.
– А если не ослабнет? Если выпью?
– Выпьешь – плохо тебе будет.
Савичев засомневался:
– Ты как-то слабо грозишь. Читыркину кодировщик прямо сказал: выпьешь – сдохнешь!
– И это возможно.
– Ну, тогда другое дело. У тебя, кстати, выпить есть?
– Юрий, ты что?
– Я должен эксперимент провести! – твердо сказал Савичев.
Поколебавшись, Нестеров поставил на стол бутылку. Савичев подошел, налил в стакан. Нестеров сделал движение, чтобы прекратить, отобрать, но Савичев остановил его решительным жестом. Взял стакан, поднес к носу, понюхал. И тут его так скрючило, что он бросил стакан, водка разлилась, стакан разбился. Савичев выскочил во двор, откуда незамедлительно послышались какие-то звуки. Через некоторое время он заглянул в дверь.