Суриков недоверчиво посмотрел на бутылку. Сел возле стола. Открыл пробку. Трясущейся рукой налил в стакан.
А Наталья села на диване и спросила со странной деловитостью:
– Тебя где похоронить-то? На старом кладбище за рекой, с отцом твоим? Или на новом хочешь?
Суриков, приподнявший уже стакан, поставил его обратно.
– Ты чего говоришь, дура?
– Да ничего. В Полынске Мурзина сестры сват тоже закодировался, а не утерпел. Но даже полстакана не выпил: захрипел и тут же упал.
– Ничего, я не захриплю!
Суриков опять взял стакан. Но рука на этот раз тряслась еще больше. Он поставил его. Наклонился, вытянул губы. Уже готов был отхлебнуть и вдруг отшатнулся и схватился руками за горло, давя тошноту. Справился. Закричал:
– Вы что со мной сделали?! Живо беги к нему, пусть раскодирует!
– Ничего подобного! – с холодным отчаяньем сказала Наталья.
– Я же хочу! Хочу же я!
– Пей!
– Не могу! Зараза, психиатр гадский... Наталья, добром прошу, иди к нему сейчас же! Я ведь и стукнуть могу!
– Не можешь!
– Почему это?
– А на это он тебя тоже закодировал!
– Да? А вот посмотрим!
Суриков вскочил и бросился к Наталье, занося руку. Ей, конечно, было страшно, но она терпела, смотрела ему прямо в глаза, не шелохнувшись. Потому что, быть может, решался вопрос жизни и смерти.
А Суриков застыл с поднятой рукой, удивленно глядя на нее. Ему показалось, что он действительно не может ударить.
Он уронил руку и тихо спросил:
– Наташ, за что ты меня так? Господи, тяжело-то как! Помру ведь!
– А теперь выбора нет, Вася: или помрешь – или человеком будешь. А я мучиться больше не согласна! Ну, чего ты? Ляжь иди, ляжь!
Она встала, взяла обессилевшего Сурикова за плечи и стала укладывать его.
Вот такая это удивительная штука – психология!
13
Удивительная штука психология, но мы сейчас с вами узнаем кое-что не менее удивительное о том, как с нею бороться.
Куропатов пришел к Мурзину – не насчет выпить, заметьте себе, а насчет работы.
Не увидев его в привычном месте, в саду, окликнул:
– Саша, ты где? Александр Семенович! Дело есть, на заводе с проводкой что-то, работа стоит!
Из окна выглянула Вера.
– Не кричи, нет его.
– А где он?
– Шут его знает, сама искала. В город вроде не собирался.
Куропатов, оглядевшись, хотел уйти. И вдруг услышал громкий шепот:
– Миша! Михаил!
Он пошел на голос и увидел приоткрытую дверцу погреба. Оттуда глядели глаза Мурзина, который манил друга к себе.
Куропатов спустился.
Мурзин торопливо закрыл за ним дверь.
При свете тусклой лампочки Куропатов увидел, что погреб обустроен странным образом: обложен мешками, как дзот, везде прикреплены какие-то решетчатые пластинки.
– Это от аккумуляторов, – объяснил Мурзин. – Свинцовые. Свинец даже от радиации защищает, между прочим.
– Ты что, к ядерной войне готовишься?
– Очень смешно! – обиделся Мурзин. – Не знаешь, что происходит? Савичева зомбировали, Суриков тоже лежит, насквозь закодированный. Взялся за дело психотерапевт чертов! Ходит и посылает импульсы! Ты еще ничего не чувствуешь?
– Вообще-то есть что-то, – тут же почувствовал Куропатов, хотя до этого был в норме.
– Выпивать сегодня не пробовал?
– Как-то не тянет. Я же не каждый день пью.
– Вот! Уже действует!
– Ты думаешь? А как он это – без спроса?
– Ха! А когда нас о чем спрашивали? Ну-ка, попробуй! – Мурзин налил Куропатову вина на донышко стакана. – Я понемногу, а то как бы чего не было. Пробуй.
Куропатов осторожно взял стакан.
– Вот ё... Даже боязно...
Он понюхал, чуть-чуть отпил. Еще чуть-чуть. Допил до конца.
– Ну? – пытливо спросил Мурзин.
– Что?
– Не тошнит?
– Да вроде нет...
– Значит, еще не облучился. Или небольшую дозу поймал. Ничего, меня живым не возьмут! Тут у меня и продукты, и всё остальное. Продержусь!
– Раз такое дело, я с тобой останусь, – решил Куропатов. – Наливай!
И два друга принялись отражать невидимую психологическую атаку.
14
Они отражали невидимую атаку, а психологическая жизнь закодированного Савичева становилась все сложнее.
Вот жена принесла ему курицу: зарубить для супа.
Дело обычное, Савичев взял топор, положил куриную голову на колоду, взмахнул топором – и задумался. Надолго.
– Ты чего? – спросила Татьяна.
– Она же живая.
– Ясное дело. И свинья вон живая в хлеву, а тоже к осени зарежем, как и раньше резали. Сало будет, Ольге пошлем.
– Свинья? – Савичев посмотрел в сторону хлева, где слышалось похрюкивание. И выпустил курицу из рук, та побежала по двору, хлопотливо кудахча и маша крыльями.
А Савичев молча пошел со двора.
– Ты куда?
Он не ответил.
Через некоторое время он навестил Сурикова. Тот полулежал на постели, глядя телевизор. Ему стало получше, хоть еще и не совсем хорошо. Как всегда в таких случаях, он цедил одну за другой сигареты.
– Привет, – вошел Савичев. – Куришь?
– Противно, а курю, – отозвался Суриков. – Нарочно курю! Меня голыми руками не возьмешь! Вот оклемаюсь, пойду к этому психиатру, он мне ответит! Несанкционированные действия, вот как это называется! Да лучше я сдохну, чем кому-то подчинюсь!
– Сдохнуть не проблема. Зачем жить, вот вопрос, – Савичев сел у окна, помахивая рукой и отгоняя дым от лица.
– Это ты к чему? – насторожился Суриков.
– Да всё к тому же. К тому, что вот рубим мы деревья, что-то строим, заводим скотину, потом ее режем, жрем... Для обеспечения жизнедеятельности. А зачем нам сама эта жизнедеятельность? Что мы такого сделали – для души?
– Для чьей?
– Да хотя бы для своей. Ну, проживем мы с тобой еще десять лет или двадцать. Что изменится? Ни-че-го! Понял меня? Нам даже вокруг поглядеть некогда. Осмыслить. Почувствовать. Я вот в городе шурину хвастал: у нас, говорю, Кукушкин омут, говорю, место страшной красоты, там, говорю, молиться можно, храм природы! А сам в этом храме лет десять уже не был.
Суриков затушил окурок и пригляделся к Савичеву.
– Слушай, Савичев, ты знаешь, ты, пока не поздно, езжай в город к серьезному специалисту. Пусть он тебя перекодирует. Ты же заговариваться начал!
– А я думаю, Нестеров меня не закодировал, – продолжал умствовать Савичев. – Он меня раскодировал. А вот жил я до этого точно как закодированный. Родился, бегал по улицам, в армии служил, вернулся, женился, Ольгу мы с Татьяной родили, замуж выдали. И все как на автомате, понимаешь? И я ни разу себя не спросил: зачем?
– Все люди так живут! – объяснил Суриков.
– Согласен. А зачем?
Суриков подумал. Выключил долдонящий телевизор. И сказал:
– Вообще-то я тебя понимаю. Я вот помню: в армии тоже. Стою на посту у складов. Один. Стою час, второй. И вползает мне в голову мысль, вот как у тебя сейчас: а зачем я тут стою? Кому это надо? Какой в этом человеческий смысл? Никакого! Тем более что никому в те склады лезть было не надо, оттуда начальство среди дня легально всё воровало. Но поставили – стою. Начал дальше думать. И понял, что так оно и будет: куда меня жизнь поставит, там и буду стоять. И такая взяла тоска! Хорошо, что скоро сменили. Думаешь, почему в армии солдаты именно на посту стреляются? Потому что они в одиночку стоят. А человека одного с самим собой оставлять нельзя. Он начинает про себя думать и черт знает до чего додуматься может. Эх, под такой разговор – да выпить бы! Может, попробуем?
– Нет. Ну, выпьем. А зачем?
– Полегче станет.
– Зато завтра опять плохо будет.
– Тоже правильно, – не мог не согласиться Суриков. – Вот тебе и жизнедеятельность. Куда ни посмотришь – тупик.
15
Куда ни посмотришь – тупик. Так оценивал свою прошлую и настоящую жизнь Нестеров, бродя у реки в смутном настроении. Тут его нашел Вадик, настроение которого было не лучше.
– Говорят, кодируете? Излучения посылаете? – с вызовом спросил он.
– Вадик, неужели и ты в это веришь?
– С одной стороны, не очень. С другой – у нас целая лекция была: совершение преступлений под влиянием психологического воздействия. А еще есть всякие паранормальные явления, биотоки. Но я не об этом. Если даже у вас есть какие-то способности, надо действовать честно.
– Ты что имеешь в виду?
– Я просто рассуждаю. Вот если обо мне. Допустим, мне понравилась девушка, а у меня есть всякие способы. Но я их никогда к ней не применю. Потому что нечестно.
– Вот ты о чем. Не беспокойся, в личных целях я своих способов, как ты выражаешься, не применяю.
– Хотелось бы верить.
– Кстати, знаешь, как я понял, что у меня есть способности? Еще в школе. Сидел и мысленно командовал одной девушке: обернись, обернись! И она обернулась. Я думал: совпадение. А потом еще попробовал, на дискотеке. Тоже мысленно ее начал уговаривать: подойди, потанцуй со мной. Белый танец был. Она подошла. Ну и так далее. Вплоть до самых приятных последствий. Правда, потом не знал, как от нее... Ну, понимаешь. Вообще все влюбленные обладают гипнотическим даром. Если сильная любовь, конечно.
– Думаете?
– Знаю!
– Может быть, – задумчиво сказал Вадик.
И пошел к клубу, где сегодня должен был состояться пробный сеанс.
Клуб годами ветшал, и анисовцы раньше высказывали недовольство, а потом умолкли – отнеслись как к еще одному доказательству отсутствия перспектив у села. Поэтому руководство решило взбодрить людей и хотя бы косметически подремонтировать клуб, а перед этим обследовать его состояние. Обследовала комиссия в составе братьев Шаровых и Юлюкина. И наткнулись на комнатку, где стояли стол, пара стульев, кровать, на подоконнике кипятился электрический чайник, на столе кипами лежали старые книги и журналы, а на кровати валялся худой, небритый, мятый мужчина лет пятидесяти.
– Это кто? – удивился Лев Ильич.
Мужчина встал и представился Сергеем Константиновичем Шестерневым, заведующим клубом.
– Интересно получается! – воскликнул Лев Ильич. – Клуба нет, а заведующий есть? Может, и зарплату получает?
Он обратился с этим вопросом к Андрею Ильичу, но тот лишь пожал плечами.
Разъяснение дал Юлюкин:
– Сергей Константинович сторожем числится.
– Нет, но интересно! – разделил недоумение брата Андрей Ильич. – Человек тут живет, а я его сроду не видел! Недавно, что ли?
– Почему? Восемнадцать лет уже здесь, – сказал Шестернев. – Фактически я действительно сторож, но вообще-то в свое время приехал поднимать культуру. Семь раз до вас начальство менялось, у всех просил денег на ремонт – увы.
– Так у нас бы попросил! – сказал Андрей Ильич.
– И у вас просил.
– Когда?
– Сначала неоднократно, потом реже. Последний раз в прошлом году напоминал.
– Почему же я не помню? – удивился Андрей Ильич.
А Лев Ильич предложил кончить бессмысленные разговоры и подумать, что нужно сделать для возрождения клуба. Оказалось, не так уж много. Вдобавок выяснилось, что имеются проекционный аппарат в полной сохранности и куча старых фильмов. Когда-то, лет двадцать пять назад, в пору осенних дождей здесь застряла кинопередвижка. Чтобы легче было утащить ее на буксире в город, выгрузили коробки с лентами, собирались потом забрать – и начисто забыли. И некому теперь вспомнить, потому что давно уже не существует тех организаций, которые этим занимались.
Довольно быстро клуб привели в порядок (очень хорошо поработал Евгений Сущев, имеющий опыт), и вот у входа красуется вывеска: «Классика кино всех времен и народов. ЧАПАЕВ!» Отдельно листок: «С СЕМЕЧКАМИ В ЗАЛ НЕ ВХОДИТЬ!» И приписка: «С жевачкой тоже!».
Вадик купил билет и вошел в зал, высматривая Нину.
16
Вадик высматривал Нину, увидел ее, но не стал к ней пробираться, сел сзади.
Шестернев, работавший теперь и за киномеханика, крикнул в окошко собравшейся публике:
– Итак, по решению большинства желающих смотрим «Чапаева»!
– Кто эти желающие? Лучше бы про любовь что-нибудь, – сказала Сущева.
– Ты и так по телевизору про одну любовь смотришь сериалы свои, чтоб им! – высказался Евгений. – А «Чапаева» я с детства люблю. Крути, механик!
– Предупреждаю, аппарат один, поэтому будет небольшой перерыв после каждой части! В перерыве не шуметь, не ходить, не портить впечатление. Телевизор привыкли с рекламой смотреть? Ну, и тут то же самое!
Публика настроилась на просмотр, оживленно переговариваясь и переглядываясь. Важно было не столько кино, сколько вот это вот: в кои-то веки собрались вместе. При этом оказалось, что некоторые, хоть и живут в одном селе, при этом не сказать чтобы огромном, не видели друг друга по полгода.
Куропатова, само собой, тут не было. Он в это время забирался в погреб, отяжеленный свинцовыми пластинками, которые Мурзин прикрепил ему в разные места под одежду.
– Герой, разведчик! – встретил его Мурзин. – Ну, что там, во внешнем мире?
– Все в клубе собрались, кино смотрят, – сказал Куропатов, доставая бутылки.
– Запустили всё-таки! Ясно, всё ясно! А я-то думал, зачем клуб так торопятся отремонтировать? Ты представь: люди сидят и думают, что смотрят кино. А в будке Нестеров всех облучает!
– Он дома, я видел.
– Так не дурак же, сразу в будку не полезет! Ты, кстати, близко от него прошел?
– Близко. Облучился, наверно. Надо это... Обеззаразиться, – открыл бутылку Куропатов.
– Мне тоже – чтобы от тебя импульсов не подхватить!
А в клубе кончилась первая часть. Включили свет. Вадик упорно смотрел на Нину, но результатов пока не добился, хотя глаза уже слезились от напряжения.
Тем временем Андрей Ильич решил навестить Нестерова в связи с вопросом, который не давал ему покоя: по Анисовке ходят слухи, что экстрасенс, поправляясь и восстанавливая силы для обещанного сеанса, занимается странным делом – покупает дома. То есть, кроме дома продавщицы, в котором живет, ничего пока не купил, но переговоры ведет постоянно. Зачем? Какая в этом ему надобность?
Нестерова он дома не застал, но дверь была открыта.
Андрей Ильич вошел и огляделся, как бы ища признаки сомнительной деятельности. На столе стоял ноутбук с открытой крышкой, по экрану ползла непонятная надпись: «МЫ ОТВЕТСТВЕННЫ ЗА ТЕХ, КТО НАС ПРИРУЧИЛ!».
Еще на столе какие-то бумаги. Андрей Ильич оглянулся и потянулся к ним, задев при этом ноутбук. Тот издал странный квакающий звук, надпись исчезла, и вместо нее появилась фотография девушки. Андрей Ильич не сразу понял, что это Нина Стасова. Он тюкнул наугад по клавише, желая вернуть прежнее изображение, но вместо этого появилась еще одна фотография Нины и тут же еще одна, и вдруг весь экран рассыпался на фотографии Нины, на самом деле это было одно изображение, делящееся на десятки и сотни.
Тут вошел Нестеров.
– Добрый вечер, – смутился Андрей Ильич. – Было открыто, я думал, вы дома...
Нестеров молча подошел к ноутбуку и выключил его.
Андрей Ильич сказал с наивозможной решительностью:
– Я думаю, Александр Юрьевич, пора нам поговорить в открытую. Мы вас позвали помочь, а вы чем занимаетесь? Дома скупаете зачем-то.
– Не скупаю, а покупаю. И почему нет? Вы ведь сами знаете, что мостом село отрежут и оно погибнет.
– Ну, насчет моста еще не решено! А если так, то тем более непонятно!
– Ну, скажем так, попросил один человек. Который хочет помочь вашему селу.
– Прохоров?
– Я обещал не говорить.
– Да Прохоров, кто же еще! – не сомневался Андрей Ильич. – Наверняка жульничество какое-то задумал! А вы получаетесь пособник! Он ведь жулик клейменый!
– Может, он и был жуликом, но я ничего такого о нем не знаю. Люди, бывает, сильно меняются, – сказал Нестеров, зная, что говорит не то чтобы неправду, но – правду непроверенную, нетвердую, скорее желаемую, чем действительную.