— А, господин Буссенар! Ну, прочел, прочел я твой опус. Сам удивляюсь. Приезжай. Не телефонный это разговор.
— Беру такси. Ну, хоть пол слова скажите — как? Неужели так плохо?
— Все, жду. Не выпендривайся, Гарднер доморощенный.
Как назло, такси не было. Две зеленоглазых «Волги» с вальяжно развалившимися водителями надменно пролетели, не обращая внимания на мою исступленно поднятую руку. Наконец дышащий на ладан развалюха «запорожец» доставил меня к дядиному дому.
— Ну-ну! — ехидно, встретил меня дядя. — Ты никак пешком шел? На трамвае экономишь? Еще и с пустыми руками явился. А критика, как известно, любит «смазку». Ладно, не суетись. Что же касается книги… Да, это пожалуй, можно уже назвать книгой. Есть тут нечто. Эдакая, изюминка. Материал хорош, конечно. Но как это написано! Уму непостижимо! Не скалься, не скалься — с самого начала было ясно, что это тебе не по зубам. В каждом деле нужен специалист. И уж тем более в литературном. Тут, знаешь ли, чувствуется рука, привыкшая «писать» не пером, а, извиняюсь, заточкой.
— Ну, дядя Лева…
— Не спорь, лишнее. И должен тебе сказать, что профессионально, и в то же время аккуратно (да-да, шпионаж процветает не только в промышленности) обработать твой текст в состоянии не так много людей. Тебя ведь интересует проза не на уровне школьного сочинения? Мне, например, такую работу не осилить, хотя и не считаю себя полной бестолочью. Да и ни к чему это мне, честно говоря, пока трудящиеся покупают мою газетку… От добра добра не ищут. Мог бы и тебе деньгами пособить, но, разумеется, не такой суммой, которой хватило бы для печатания. Допустим, удастся тебе каким-то образом основать кооператив, чтобы мало-мальски прилично заработать. Но ведь нужно накрутить тираж не меньше стотысячного. Стоимость издания такого объема книги просчитать легко. Типография, бумага, да еще кое-что… об этом пока помолчим. Тебе не одолеть и первых двух этапов. Так что единственный путь к денежкам и кое-какой известности — государственное издательство. Но для этого, повторяю, нужно привести рукопись в пристойный вид. Здесь три сотни страниц. Значит, ищи тысячи три, как минимум. И это еще по-божески: работы здесь много. Это тебе не мелочевку подредактировать. Одним словом, соберешь денежки — приходи. Кое с кем познакомлю. Знаю я тут одного человечка, начинали когда-то вместе, а потом он вот этим делом и занялся. Зарабатывал не хуже маститых членов союза писателей. Не знаю, берется ли сейчас, но я попрошу — сделает. Ничего, затянешь пояс, поднатужишься и за полгода-год подкопишь. Ты ведь больше туда, где такой материал валяется под ногами, не собираешься? В творческую командировку?
— Есть у меня три тысячи, давайте вашего человека, — отступать я не собирался.
Ох, как кстати пришлись «заработанные» с Нугзаром денежки! Страшно, конечно, добытое с таким риском вбухать в весьма проблематичное сочинение. Да что там! В бою в ход идут и последние резервы.
— Есть три тысячи? И давно ты разбогател?..
— А, — я махнул рукой. — Еще до тюрьмы были отложены, на черный день. Жабьи червонцы.
— Заливай! Кому, если не мне, знать, как ты своими капиталами распорядился.
— Нет, дядя Лева, как на духу. Будто знал — ровно три тысячи припрятал.
— Как же ты мог? Ведь знал, что мать из последних сил выбивается. Адвокаты, передачи… Зажал. Ладно, поздно мораль читать. Может, они и вовремя сейчас, эти деньги. Только смотри, ты вступил на ох какой скользкий путь. Тут тебе нет защитников и помощников. Таких, как ты, — тьма, а выбиваются единицы. И если у тебя получится трижды бестселлер, все равно нет никакой гарантии, что ты опубликуешь его где-либо, кроме районной газеты. Подумай. Деньги придется вложить немалые.
— Я год думал. Этот вопрос решен. Давайте своего приятеля…
С Валерием Евгеньевичем Глуздовым мы встретились тем же вечером. Видя мое нетерпение, не стал откладывать дело и дядюшка. Все-таки под напускным безразличием были в нем какие-то родственные чувства ко мне. А может, и сам он поверил в успех. Как и условились, Глуздов легко опознал меня по розовой книжечке журнала «Агитатор». Дядя, склонный к экзотике, специально раскопал его для меня в темном чулане. Ростом с меня, светловолосый, с красиво посаженной головой и цепким живым взглядом, Валерий Евгеньевич свободной повадкой и плавной, чуть слишком изысканной речью сразу располагал к себе, ничем не напоминая ни книжного червя, ни кабинетного сидельца. Так, с моей точки зрения, должны были выглядеть какие-нибудь журналисты-международники. В мятых, но превосходных джинсах, легкой, чуть выгоревшей голубой рубашке, плотный, но ни в коем случае не обрюзгший, он удачно вписался бы в кадры «Международной панорамы».
Искусно направляя разговор, Валерий Евгеньевич упомянул и о своей загруженности, о вероятной сложности работы («О, первый опыт, когда неизбежно приходится сверху донизу все перелопачивать!»), но я отчаянно упорствовал, и он наконец смилостивился и пригласил меня к себе — знакомиться с рукописью. Жил он, если по прямой, не более чем в километре от меня. Стандартная двухкомнатная квартира в девятиэтажке, обставленная уютно, без излишеств. Все необходимое, однако, было в наличии. За свинцовыми стеклами серванта толпились голландские банки с гранулированным кофе, который он поглощал в неимоверных количествах, там же маячили этикетки приличного джина и вермута. К спиртному, как оказалось, он был совершенно равнодушен. На столе громоздилась старинная немецкая пишущая машина, по углам стояли два телевизора: компактный японский с видеоплейером, побольше — советский, принимающий обычные программы, здесь же коробка видеокассет. Светлая мебель, обитая гобеленовой тканью, три полки с книгами — преимущественно филология и юриспруденция, пепельницы в углах — вот, пожалуй, и все. Во всяком, случае, к роскоши хозяин не питал пристрастия.
Я успел просмотреть трехчасовую кассету похождений Чака Норриса, пока хозяин дома не перевернул последнюю страницу. Сигаретный дым мягко выползал в открытую балконную дверь, но Глуздов с минуту потирал ладонями лицо, словно отяжелевшие веки щипало.
— Хорошо, я, пожалуй, возьмусь за работу. Как ты знаешь, далеко не все в мире зависит от денег. Мне интересно — и только тогда я уже делаю свое дело. Если бы твой текст мне не показался, черта с два я стал бы тратить время. Тем не менее за работу такой сложности я беру двести пятьдесят рублей за лист. Триста страниц — тринадцать печатных листов. Перемножим… вычтем мою благосклонность ко Льву Аркадьевичу… Итого — три тысячи. Кстати — ты действительно раньше никогда не писал? Не так уж и скверно для первого раза.
Все как на «химии», подумал я. Не можешь работать сам — плати. Все повторяется.
— Как раз на столько я и рассчитывал. Необходим аванс? — деловито спросил я, пропуская последние слова мимо ушей.
— Предпочитаю все сразу по завершении работы.
Начать наведываться к нему Глуздов предложил недели через три. Единственный канал связи с ним оказался довольно любопытным.
— Если у меня окончена работа, то каждое утро с десяти до четверти одиннадцатого я прогуливаюсь у подъезда. Это и есть место встречи. Дверной звонок не работает, дверь квартиры выходит в запертый тамбур, общий с соседями, так что не постучишь. Застал меня сегодня по телефону Лев Аркадьевич у сына, живущего с моей прежней женой. Теоретически это возможно, практически — маловероятно… Впрочем, вот на всякий случай номер. Через двадцать дней можешь начать заглядывать к подъезду. Ждать во всяком случае не больше месяца. Так или иначе, быстрее эту работу никто не сделает.
Спорить не приходилось. Усталый, терзаемый всяческими сомнениями, я возвратился домой, где меня поджидало неожиданное известие.
— К тебе тут какой-то Коля приходил. Сказал, завтра с утра зайдет, просил подождать. Здоровенный такой, носатый. Глаза странные: вроде бы и улыбается, и на тебя смотрит, а все равно куда-то в стену. И улыбка такая… тяжелая, одно слово.
Порой мама разгадывала людей так точно, что я только диву давался. Обаяние Нугзара не оказало на нее никакого действия.
Появился Нугзар в десять, чем удивил меня несказанно. Любивший поспать, он всегда страдал от необходимости вставать пораньше в выходные, когда приходилось искать наших покупателей среди базарного люда. Никак решил снова «поработать»? Нет уж, я лучше подожду легальных доходов.
— Вставай, Андрей, нечего валяться. Тут такие дела…
— Что, неужели на хвост сели? — сон мгновенно улетучился.
— Да нет, не шарахайся. Я не о том. Оказывается, ничего себе повестушки ты пишешь. Я так прочел не отрываясь. Моя даже обиделась, грамотный говорит, шибко, ну так и вали в библиотеку… Есть там, правда, странички — похлеще протокола. Но ничего: пообтесать — и вперед. Приличные гроши можно сорвать. А Ваню Белого, про которого ты пишешь, встречал я в Николаеве на пересылке. Крутой был бузотер. Жаль, скурвился… Но я так и не понял — ты на ротаторе, что ли собрался ее печатать?
— При чем тут ротатор? Будет нормальная книжка. Я пока отдал текст работать — чистка там, то-се. Лучше всего — издать ее как-нибудь через кооператив, чтобы весь доход остался в кармане. Как только все это провернуть? Связи нужны, — ну, и деньги, понятно…
Разумеется, трепался я не впустую. Самому мне книжку не потянуть. А иным путем денег мне не видать. Если в газетных киосках бойко торгуют по рублю «Приключениями космической проститутки» на четырех страничках, то нормальную книгу станут хватать с разбегу. Да не по рублю, потому что цену назначу я сам. Какая разница, кто будет заниматься технической стороной дела? Да кто угодно! Причем Нугзар-то как раз не «кто угодно». Сразу решится проблема с деньгами, да и связи у него отлажены. Как среди городской администрации, так и среди блатных.
— Ты давай действуй. Финансовую сторону я беру на себя. Тысяч пятьдесят хватит? И люди есть в исполкоме — что угодно оформят. Только выясни, какие бумаги нужны, с кем переговорить. Я-то в этом мало что смыслю. В общем, договорились, я считаю — доход пополам? — заметив, что я замялся, он протянул руку ладонью вверх. — Доволен будешь. У нас все по-честному, как в «червонцах».
По-честному! — думал я. Это когда он за углом торчал, пока я с фальшивками крутился. Невелика штука прикинуться ментом в штатском, неслышно подобраться и рявкнуть: «Что здесь происходит?» — чтобы я успел поменять «чистый» товар на «куколки». И дурак сумеет. А я подставлялся, как последний. Но теперь поздно, надо было помалкивать. Оттолкнуть протянутую руку компаньона — нажить сильного врага. Черт! Все равно придется кого-то брать в дело, так лучше его. Я хоть знаю его немного. По чести говоря, я ведь и сам имею к этой книге отношение, немногим большее, чем Нугзар, основное — кривая биография Фили плюс экологический рэкет любовника бывшей жены. По крайней мере, вложенное не пропадет. Да и то, что заработаем. С Нугзаром как за каменной стеной.
Почувствовав, что я колеблюсь, Нугзар добавил:
— Да и консультации тебе понадобятся не только литературные… У специалистов другого профиля. Как бы в твоей повестушке не оказалось лишнего.
— Могут быть накладки?
— Не может не быть! Есть, конечно, такие «работы», где не стучишь — дня не простоишь. Да что там дня — часа. Почти все «наперсточники», «кукольники», спекулянты-кусочники. Не только отстегивай ментам долю (а есть такие, что и не берут. Да-да, не смейся), но и обязательно информируй… И так, чтобы был результат. Сдавай «домушников», валютчиков… А нет — пожалте бриться, готовьте торбу. В любом случае твою писанину надо просмотреть подробно, посоветоваться с кем положено. Людям не понравится книжка, которая обламывает готовую «работу». На чужом горбу в рай въехать не дадут. Тебе ведь о делах рассказывали не для того, чтобы лохов распугивать…
Делать нечего, ударили по рукам. Откуда мне было знать, что вскоре подвернется иной — и какой! — вариант.
Вставив в дверь телескопический глазок, я все равно старался на звонки не открывать: никого из своих не ждал, а скрип шагов слышен снаружи нежеланным гостям. Но на этот раз звонок трезвонил настойчиво, как никогда прежде. Недотепы, что ли, какие решили проверить, дома ли хозяин? По слухам, в микрорайоне прокатилась волна квартирных краж. Так у меня и взять-то нечего кроме фальшивого червонца. Или участковый решил навестить, запамятовал про отмену «тунеядской» статьи? Все мои предположения развеялись, когда я увидел, что перед стеклянной дверью тамбура прочно стоит Валерий Евгеньевич Глуздов собственной персоной.
Основательно усаживаясь на кухне, Глуздов не спешил объясниться. Невесть зачем достал из изящного, тонкой крокодиловой кожи портфеля пухлую книжицу в блеклом картонном переплете, сунул мне под нос:
— Ознакомься.
А с чем тут знакомиться? Эти осточертевшие «Мертвецы приходят в полночь», торчащие в витрине всех киосков «Союзпечати» и универсамов, проникли, по-моему, в каждую щель в Днепропетровске и окрестностях. На вокзалах и в аэропорту эта халтура, продавалась круглые сутки. То есть не могла не продаваться с таким названием. Каюсь, сам купил ее в отделе сопутствующих товаров вместе с банкой салата из морской капусты. Не знаю, насколько «Мертвецы» содействовали пищеварению, но благосостоянию автора, некоего Курочкина, и кооператива «Просветитель» — несомненно.
Вместо ответа я вынес из комнаты свой экземпляр:
— Как же, читывали. Сам пал жертвой. Любимая книга… Перелистываю избранные страницы в утренней задумчивости на унитазе. Выбросил, дурак, пятерку, на это паскудство.
Валерий Евгеньевич расхохотался чуть громче, чем следовало, покосился за окно. Рядом с нашим подъездом лоснилась новенькая черная «волга» с открытым люком на крыше. Я такой здесь сроду не видывал. Тем более в середине дня, когда народ на работе. У нас во дворе и вообще машин негусто. «Номера частные… Неужели его?». Словно уловив мои мысли, собеседник энергично запротестовал:
— Не думай, чего-чего, а этого я не боюсь. Ну, угонят мое корыто — есть, слава богу, аукцион, без колес не останусь. Или ты решил, что я на старости лет за гроши исправляю ошибки великовозрастным двоечникам? А такой книги у тебя все-таки нет. Дарю.
И, раскрыв «Мертвецов» на титульном листе, он размашисто надписал: «Андрею Грибанову в знак уважения от смиренного автора этого паскудства Валерия Глуздова (Курочкина)».
После немой сцены я, захлопнув разинутый было рот, запинаясь, выдавил:
— Извините, что я так… Я же не знал…
— Псевдоним, обычное дело. Неплохо защищает от рэкета, а то мои доходы кое-кого не на шутку беспокоят. У меня и еще кое-что припасено, но об этом позже, когда познакомимся поближе. А, думаю, придется. Если ты, конечно, не возражаешь. Хотя, не буду скромничать, тебе надо бы только радоваться. Что касается литературных достоинств «Мертвецов», то я на этот счет не обольщаюсь — обычное коммерческое предприятие, которое себя оправдало. Кстати, у тебя тоже получился не «Восточный экспресс». Но свежо, кое-что просто в точку. Иначе зачем бы мне с тобой связываться? Если ты столь же равнодушен к славе, как и я, то вполне можешь огрести за свое творение без всяких хлопот круглую сумму наличными. Конечно, в разумных пределах, но на машину, во всяком случае, хватит. Ведь хочешь колеса?
«Катит лоха», — с внезапной злостью подумал я.
— Нет, Валерий Евгеньевич, так у нас вопрос не стоял.
— Шучу, шучу. Но ты молодец! Дело в том, что я всегда говорю и действую в открытую. Особенно когда дело серьезное. Так вот, я еще не закончил. Речь не о том. Литературная обработка, конечно, литературной обработкой, но я хочу, чтобы ты знал вот что. Будь твое творение и в десять раз интереснее, будь оно хоть истинным шедевром, все равно годы уйдут, пока тебе удастся его опубликовать. Придется ждать и бороться, а потом окажется, что все это вчерашний день. А тем временем кто-нибудь напечатает нечто подобное…
Последние слова Глуздов произнес со странной интонацией, как бы с легкой угрозой. Потом добавил, открыто улыбнувшись:
— Ты не думай, я от таких вещей далек. Но мало ли… Много народу читало повесть?