ему на волосы капнули розовым соком, он вывернулся. Сольд вся побледнела. Пошатнулась. Трауш едва удержался, чтобы не броситься к ней. Этот обряд принадлежит лишь матери и ребенку, потому даже сам высокий лорд безвластен над его течением и может лишь созерцать издали.
– Ты вроде собирался уезжать к людям, – напомнил он.
– Но я вернусь, – пообещал Дарго.
Надменный щенок возомнил себя бойцовым псом. Трауш усмехнулся.
Красного от рыданий малыша вернули матери, и Сольд, укутав мокрое тельце в одеяльце, бережно прижала к груди. Трауш подошел к жене, обнял ее за плечи.
Вереница теней протянулась до самых врат храма – все жаждали поскорее поздравить лорда и леди с тем, что их сын принят богами. Осыпали комплиментами и пожеланиями, трясли ладони, предрекали ребенку жизнь, полную свершений. Сольд тихо благодарила, Трауш и вовсе молча кивал.
Последним подошел наемник, мазнул Сольд поцелуем в щеку.
– Здоровья тебе и Тео, – шепнул ласково. – Я скоро приеду.
– Спасибо, – прошелестела леди, баюкая хнычущего малыша.
Дарго растворился в толпе, спеша исполнить обещанное. Что ж, если у него получится – Трауш простит его самоуверенность.
– Как ты, родная? – Трауш коснулся губами впадинки за ухом Сольд.
– С Тео все будет хорошо? – спросила она, и в синих глазах застыли хрустальные слезинки.
– Будет. – Он перехватил измотанного криком сына. – Обещаю.
Сольд уткнулась ему в плечо – горячая, душистая, родная – и горько разрыдалась.
Глава 6
Тая
На уличном прилавке были выложены пирожки: с яблоками и бузиной, с потрохами, с капустой. Заветрившиеся за день, подгорелые с бока или недопеченные, выглядели они удручающе. Неудивительно, что эта лавка не пользовалась спросом. А вот завлекательная вывеска, разукрашенная углем и мелом, привлекла взгляд. И слов на ней было много – почти как в книге.
Я вперилась взглядом в текст. Лавочник, тучный и усатый старик, вылез наружу, пригрозил клюкой – именно ей он отгонял мелких воришек от ароматной – но чаще смердящей – выпечки.
– Пошла отсюда, попрошайка! – Потряс кулаком.
– Я просто смотрю, – огрызнулась, сбитая с мысли.
– А нечего смотреть. Иди-иди. Не отпугивай добрых людей своим видом.
Я молча выудила из кармана монету и бросила ее к ногам лавочника. Попробовав серебро на зуб, тот успокоился.
– Что вам упаковать? – елейным голосом спросил он.
– Я просто смотрю, – повторила, уставившись на буквы.
Он пожал плечами и скрылся в глубинах лавки. Я стояла. Читала одно и то же. Выпечка. Свежий хлеб.
Ну же!
Сладкие пироги.
Рулеты.
«Пожалуйста», – думала я, вглядываясь до черных пятен перед глазами.
Нет, вывеска не была книгой, а потому Слова из нее не рождались.
На душе поселилась глухая пустота. Впрочем, а была ли душа? Ту, израненную, истекающую гноем, давно вымыло слезами. И когда слезы кончились, не осталось ничего, за что стоило бы бороться.
Я жила по привычке.
В первые дни после возвращения еще не угасла. Кидалась на Кейбла, молотила по нему кулаками, выла раненым зверем, заклинала сказать, где Иттан.
– Твой дружок ушел, – просто отвечал Кейбл, а в глазах его горела усмешка. – Он на коленях умолял не убивать его, и я был так великодушен, что попросил ребят вывести его наружу. А теперь цыц! – отвешивал легкую оплеуху.
Он был ласков, даже слишком. Не обижал и почти не припоминал произошедшего, но мои чувства к нему окончательно угасли. Не осталось ничего, кроме всепоглощающей ненависти.
– Я тебе не верю, – твердила я, когда Кейбл покидал нору, оставляя меня наедине со своими кошмарами.
Затопленный город существовал как прежде, но я перестала быть его частью. Избегала общения, волком глядела на собратьев. Сбегала ночами, чтобы быть пойманной в очередном переплетении туннелей и приведенной к Кейблу.
– Перестань, – просил он и заискивающе глядел в глаза. – Тая, хватит уже.
– Нет, – упрямо отвечала я.
Отказывалась есть, дни проводила в своей нише, вжавшись в лежанку. Придумывала планы. Осуществляла их.
Пыталась.
Боролась.
Не сдавалась.
Искала Иттана.
Пока одним вечером – или утром, а возможно, и ночью – Кейбл не разорвал тишину моей темницы.
– Деточка, послушай. – Он пригладил мои давно немытые волосы, намотал локон на палец. – Этот парень мертв. Я приказал выбросить его в низины, где его наверняка сожрали подводники. С тех пор о нем ни слуху. Мертв, понимаешь?
– Ясно, – сказала я потухшим голосом.
Я с самого начала знала, что Иттан погиб, – но пока не услышала искреннего признания Кейбла, отказывалась верить в очевидное.
– Ясно, – повторила, когда Кейбл ушел. – Мне все ясно.
Вместе с Иттаном умерла девушка Тая. То существо, которое двигалось, говорило, жило и дышало, не было ей. Копией или оболочкой, но не более.
Я перестала быть Таей.
И ночами, когда звезды усыпали небо над столицей, я выбиралась на поверхность – теперь Кейбл отпускал меня, потому как убежать оболочка была не способна. Ветер бросал в лицо капли дождя. Мелкие и колючие, они резали кожу. Я смотрела вверх и вспоминала.
На крепостной стене никого. Гарнизон спит, разве что в окнах Дома утех мерцают огни лучин.
– Это созвездие воина. – Указательный палец Иттана прочерчивает дорожку из пяти звезд.
– А почему воина? – Я щурюсь.
– Разве не похоже на меч?
– Не похоже, – качаю головой. – Вот ни капельки. Тот, кто придумал, будто звезды напоминают меч, полный кретин.
Иттан фыркает и, вместо того чтобы поспорить, целует меня в макушку.
Я склоняю голову ему на плечо и, деля наше дыхание на двоих, впервые понимаю, что начинаю от него зависеть…
Просто смотрела.
Сухими глазами.
Без слез.
Потому что тот, в ком погас огонь, не способен чувствовать.
– Найди мне книгу, – в минуты общения с Кейблом просила я, почесывая кожу рук, как подсевший на запретные травы человек. – Любую. Я хочу читать.
– Книгу? – Кейбл непонимающе склонял голову. – Что за дурость? Кому нужны книги, когда жрать нечего?
Он отказывал раз за разом, но я не прекращала просить. И, слоняясь по верхнему городу с футляром от скрипки за спиной, высматривала прохожих с книгами. Мало ли кто-то пронесет одну – тогда можно будет выхватить ее и сбежать. Я быстрая и юркая, меня не догонит стража. Увы, книги были слишком драгоценны, чтобы таскать их по улицам.
Повсюду мерещился знакомый голос. Хорошо поставленный, чуть хрипловатый. Но я приучила себя не оборачиваться, даже если очень хотелось. Даже если казалось, что надежда есть.
Я безостановочно искала иные способы увидеть Слова.
Как, например, с вывеской у хлебной лавки. Но та была бесполезна. Неживая, пустая. В ней не водилось Слов.
Я пошла прочь, спрятав кулаки в карманах. Злая донельзя, шмыгнула в канализационный туннель, пробежала десяток поворотов и развилок. И остановилась перед обрывом, ведущим во тьму низин. Там, несколькими метрами ниже, существовали подводники. Иногда, в полной тиши, можно было расслышать шлепанье их лап и гортанные звуки, издаваемые клыкастыми ртами. Не голоса, но попытки общаться.
Я сделала шажок к краю и представила, как полечу с обрыва.
Там, внизу, бросили Иттана.
Мне пора воссоединиться с ним. Я так соскучилась по его голосу.
Улыбнулась, расставила руки в стороны подобно крыльям.
– Эй, ты чего? – Рыжий,
как всегда, явившийся в самый неподходящий момент, дернул меня за косу. – Совсем рехнулась, а?
– Отвали! – Я оттолкнула назойливого парня.
– Тебя Кейбл ищет. – Тот опасливо глянул в темноту низин. – У него какой-то важный подарок. Потребовал, чтоб ты явилась немедленно. Иначе он с меня шкуру спустит.
Рыжий смачно сплюнул вниз и вслушался, как плевок разбивается о воду. Потер ладонь о ладонь.
– Ну, пошли, – поторопил он.
Я в последний раз посмотрела на обрыв, но желание спрыгнуть исчезло. Одно дело – парить как птица; другое – сброситься под истошные вопли Рыжего. Придется ненадолго отложить последний полет.
Но завтра я вернусь.
Кейбл восседал во главе обеденного стола общей залы, упиваясь пивом. Кисловатый запах осел в воздухе. Я чихнула, потерла нос.
– Держи, – сказал он небрежно, сделав взмах рукой. – Мне пришлось выложить за нее кругленькую сумму.
К ногам что-то бухнулось. Я опустила взгляд. И сердце перестало биться. В груди кольнуло.
Книга!
Потрепанная, но книга. Страницы взбухли от влаги, многие буквы размылись. Не страшно. Пусть такая, главное – она есть.
Я прижала ее к груди, оберегая от всего мира, а Кейбл усмехнулся.
– Как дитя малое.
Когда долгий день кончился, я забралась в свою нору и села, скрестив ноги, вдохнула аромат страниц.
– Простите, что оставила вас, – шептала крохотным буквам.
Палец водил по размытым строкам, губы шевелились. Слова прыгали, недовольные тем, что я их бросила. Они отказывались идти к той, которая на долгие месяцы забыла о чтении. Скакали между поплывших строчек.
Я захлопнула книгу, когда догорела последняя лучина. Прижала ладони к лицу с такой силой, что перед глазами поплыли разноцветные пятна. Закушенная губа кровоточила.
Да как же так?! Почему книга молчит?
Все зря… Я дневала и ночевала в библиотеке гарнизона, тратила драгоценное время, которое могла провести с Иттаном, а теперь так глупо разучилась читать.
Мне ведь безразлична судьба всего мира; важен лишь один ответ. «Да» или «нет» – и все. Малая просьба. Всего один вопрос, но от которого зависит абсолютно все.
Я снова раскрыла книгу, и корешок хрустнул – с такой яростью согнула его.
– Всего одно Слово, – процедила я, впиваясь в страницы ногтями. – Да или нет?
Буквы испуганно мерцали, угасая и надуваясь от собственной значимости.
– Да или нет?! – Я встряхнула книгу, надеясь, что непослушные буквы выпадут из той.
Секунда перетекла в минуту, а та струйкой воды стекла по стене. Обрушилась на пол, разбившись на десятки капель.
Под их звон книга недовольно выплюнула Слово.
– Да, – прочитала я.
Заточенные в отмершей душе слезы градом покатились по щекам.
Глава 7
Иттан
Так бывает. Совсем недавно он был деканом светлого факультета величайшей магической академии страны, а сегодня – никто, ибо в Затопленном городе безразличны статусы и регалии, а уж на нижних ярусах даже имя не имеет никакого значения. Ниже только твари, которые дышат громко, царапают стены ногтями, дерутся насмерть за кусок мяса. Они не лезут наверх. Пока.
Тут, внизу, не жили, но выживали самые отчаянные и отчаявшиеся; те, кому не нашлось места ни в голодных трущобах, ни во влажных туннелях верхних ярусов.
Умирающего Иттана – точнее, те ошметки, что от него остались, – нашли местные дети. Именно они, осмотрев «мертвеца» и ощупав его карманы, поняли, что он дышит, и побежали к единственному знахарю нижнего Затопленного города, деду Захарию. А тот сказал:
– Помогите донести. Выходим.
Иттан всего этого, конечно, не знал. Гораздо позже он проснулся в холодной нише, лишенной очага, и его то знобило, то бросало в жар. А рядом суетилась какая-то женщина, руки которой были мягки и теплы, и уговаривала проглотить хотя бы ложку похлебки. На вкус та напоминала чистый спирт. Он плевался, но пил.
И вновь забытье. Чернота, в которую прорывается пламя. Оно лижет пятки и щеки, сжигает Иттана, превращая его в головешку.
– Живи, маг. Живи, чтобы спалить белый свет, – шептало пламя.
После – холод ниши, ласковые уговоры. Вода, бесконечно сладкая и вкусная. Он захлебывался ею, но не мог оторваться ни на миг.
Когда сознание задержалось в теле на долгую секунду, Иттан попытался расспросить женщину с теплыми руками, где он. Вместо слов вырвался не то стон, не то сип.
– Ой! – охнула женщина. – Захарий, он очнулся!
Но тогда Иттану не было суждено узнать, кто таков Захарий, потому что подруга-темнота вновь прикрыла ему веки.
– Позже, маг. – Мурашками пробегало по залатанной коже. – Не торопись.
– Кто ты? – спрашивал Иттан без слов.
– Зови меня Тьмой. И я приду, чтобы наказать твоих обидчиков. Ты увидишь, как они истекут кровью, а на руинах их города я выстрою лучший.
Зато в следующий раз он проснулся от едкого запаха. Закашлялся.
– Поздравляю со вторым рождением, мальчик. – Голос прорывался сквозь скрипучий шум в ушах.
– Что со мной? – Иттан попытался рукой нащупать опору, чтобы приподняться.
– Лежи, не то швы разойдутся. Пей лучше.
Человек подал ему тяжеленую кружку, полную воды.
– Швы? – Иттан пил жадно, пальцы тряслись, и вода ручейками стекала по подбородку. – Еще!
Затем он провел пальцами у лица и с удивлением отметил, что в глазах медленно проясняется. В темноте то тут, то там мелькали пятна тусклого света. Они словно прорывали темную повязку.
– Не торопись. – Человек отнял кружку. – Лежи.
И тогда Захарий – разумеется, имя его Иттан узнал позже – рассказал, как нашел в низинах тело, изломанное и серое, бьющееся в предсмертной агонии. Но дышащее.
– С такими ранами не выживают, – прокряхтел Захарий, промокнув намоченной тряпкой лоб Иттана. – А на тебе все как на собаке зажило, за пару недель кости срослись. Ты – полукровка небось какая-то?
– Да, – согласился Иттан.
Какая разница, кем он был до того, как «переродился»?
Он действительно ощущал себя… неплохо. Слабо и вязко; кости ломило, в горле было сухо, кровь пульсировала толчками. Но он выжил. И это было странно.
Существо, говорящее с ним сквозь сон, тоже было странным.
Или некто с именем Тьма только чудился израненному рассудку?
– Оно и видно. – Захарий суетился рядом, и Иттан рассмотрел – увидел! – испещренное морщинами лицо старого человека, пергаментную кожу и сморщенные губы, чуть подрагивающий кончик носа. – Повезло тебе, что малышня ко мне прибежала, ну, я помог, чем смог.
– Вы – лекарь?
Дед почесал лысую голову.
– Как сказать. Магии обучен не был, да отец мой знахарем был, ну и я от него научился, как силу применять, чтоб людей лечить.
Все ясно, маг-самоучка. В любой деревеньке или городе поменьше были такие; многие даже не представляли, что им способности дарованы богами и что силу можно развивать и увеличивать.
От кончиков пальцев знахаря исходило живительное тепло, но Иттану оно почему-то не нравилось. Казалось чужеродным и даже разрушительным.
Выздоравливал он быстро и уже вскоре смог вставать с лежанки. Узнал, что к Захарию приходят за помощью со всех ярусов Затопленного города: кто с ранениями, кто при тяжелых родах, кто с сущей мелочью. Дед не отказывал никому. Денег не просил, но от еды