— А теперь, — низко и гортанно прохрипел он, — погладь меня.
Их взгляды были по-прежнему сцеплены. Хищник, живущий в ней, ощетинился от вызова в его глазах. Пора показать этому самцу, что она не собирается быть покорной и послушной.
Улыбаясь, она сомкнула пальцы вокруг его мощного ствола. Он запульсировал под ее пальцами, горячая кровь неистово застучала под ладонью. Головка протолкнулась через кольцо ее кулака, не умещаясь в ее руке. Ощущение было таким приятным. Руна дождалась, когда блеск торжества вспыхнул в его глазах… а потом толкнула его изо всех сил. Шейд, спотыкаясь, отлетел назад. Она полуприсела, готовая прыгнуть.
— Ты…
Она ударила его в живот плечом, вложив всю инерцию броска в этот удар. Шейд отлетел назад, упав на кровать.
Но ее победа была недолгой. Он навалился на нее как танк, развернул и так грубо швырнул ее лицом на пол, что у нее выбило воздух из легких. И придавил своим весом, растянувшись на ней всем своим длинным телом.
Горячее дыхание опалило ей щеку, когда Шейд промычал в ухо:
— Что случилось с моей кроткой маленькой Руной?
Кроткая. Напоминание о той власти, которую он имел над ней, власти, разбивающей сердце, по-настоящему вывело ее из себя.
— Она умерла в зубах оборотня, сукин ты сын.
Руна извивалась под ним, пытаясь освободиться от его хватки и чувствуя, как с каждым движением растет возбуждение. Его каменная плоть вдавилась ей в зад, словно горячая головня. И теперь она боролась, получается, лишь за то, чтобы приподнять таз выше. Чтобы заполучить его туда, где больше всего нуждалась в нем.
— А сукин сын заставил бы тебя стонать?
Шейд прошелся языком вдоль скулы теплым, влажным мазком, который вырвал стон из ее горла, как он и обещал.
— Да, — выдохнула Руна.
Боже, еще немного, и она кончит.
— Что ж, пожалуй, ты права.
Через мгновение его вес исчез, но ладонь легла на затылок, удерживая ее голову прижатой к полу. Другая рука нырнула под таз и приподняла ее так, что она оказалась на коленях. Руна услышала шелест ткани, когда Шейд спустил брюки.
— Я хотел этого со вчерашнего дня, когда притащил тебя сюда, чтобы привязать. — Он шумно вдохнул и испустил одобрительное мурлыканье, когда почувствовал запах ее желания. — Хотел поставить тебя вот так, открытую мне. Уязвимую.
«Уязвимую». В этом положении она не могла пошевелиться, была полностью подчинена. Это раздражало; вызывало желание ударить ногой, и в то же время она дрожала от предвкушения, и ее собственное возбуждение потекло по внутренней стороне бедра. Она поняла, что Шейд увидел, потому что он застонал.
— Я хочу лизать тебя, — хрипло проговорил он. — Хочу начать с низа бедра и подниматься языком все и выше и выше по дорожке, проложенной этим сладким соком, пока не доберусь до заветного местечка и заставлю тебя закричать.
О Боже! Руна застонала, дернув бедрами, когда его слова вызвали начало оргазма.
— Но могу ли я поверить, что ты не будешь сопротивляться, а?
— Да, — выдохнула она, — верь мне.
Она хотела почувствовать его язык у себя между ног, хотела, чтобы он ласкал ее ртом, пока она не закричит.
Его палец скользнул вверх по внутренней стороне бедра, собирая скользкую жидкость.
— Какая жалость, что я такой сукин сын.
Напрягшись, она повернула голову достаточно, чтобы увидеть, как он облизывает палец, когда его взгляд встретился с ее взглядом.
Это эротическое зрелище стало последней каплей, и она взорвалась.
— О да.
Шейд отпустил ее затылок и вошел в нее одним быстрым толчком. Ее сердцевина схватила его спазмами, сотрясавшими ее тело, сжимая и затягивая его плоть с такой силой, что он зашипел, протолкнулся глубже и затих.
— Черт, — простонал он. — О… черт.
Она почувствовала, как он разбух внутри ее, а потом стал долбить ее с такой силой, что она заскользила вперед по полу. Его бедра свирепо ударялись о ее зад, пальцы больно вонзились в кожу.
Это было именно то, чего она хотела с тех пор, как очнулась. Руна наслаждалась этим диким, неистовым темпом, его грубыми, яростными толчками, возбуждающими звуками эротической игры… его криком, когда он излился внутри ее.
Еще одна кульминация застигла ее врасплох, насквозь пронзила тело как удар молнии. Потом еще и еще, пока из горла не вырвался всхлип удовлетворения и изнеможения.
Шейд обессилено соскользнул на пол, прижав Руну к себе так, что они оказались на боку, спина к груди.
Ад и все дьяволы! Значит, вот как бывает между мужчиной и женщиной, связанными узами бондинга? Если так, то теперь он понимает, почему взгляд Эя делается таким восторженным всякий раз, когда он говорит о Тайле.
Разговор с братьями о судьбе Руны снова обрушился на него вместе с планами, которые сильно остудили его блаженство. Он представил, как Тайла нападает на Руну со своим остро заточенным оружием с серебряным наконечником и избивает ее до крови, прежде чем нанести смертельный удар.
Есть еще Рейт, который может действовать грубо и эффективно, а может поиграть со своей жертвой, как кот с мышью. С Руной он справится быстро, но станет ли пить ее кровь? Образ брата, припавшего к горлу Руны, возбуждающегося и выпивающего всю ее кровь до капли, пока она безвольно лежит в его руках, заставил Шейда вздрогнуть и привлечь Руну ближе. Черта с два позволит он Рейту тронуть ее хоть пальцем.
Эйдолон может сделать это с состраданием, ввести смертельную дозу какого-нибудь лекарства, делая вид, что берет кровь или еще что… но нет. Если Руна должна умереть, Шейд осмелится сделать это сам. Она этого заслуживает.
Руна пошевелилась, и он провел ладонью вверх-вниз но ее руке. Гладкая кожа, на которой, что странно, до сих пор не появились его знаки, покрылась мурашками под его ладонью. Почему же не появились знаки бондинга? Возможно ли, что он связан с ней… но она не связана с ним? Если так, не миновать ему беды. Ему требуется секс, как людям требуется вода. Чтобы жить. Секс у мужчины, связанного узами бондинга, может быть только с его женщиной. Если связь не взаимна, она может уйти и заниматься сексом с кем пожелает. Если же он не получит ее, то умрет.
Придется ему попытаться еще раз выполнить ее часть ритуала бондинга. Он не может позволить ей быть свободной, в то время как он привязан к ней.
— Руна?
— М-м?
Он зарылся носом ей в волосы, вдохнул естественный, земной аромат.
— Пошли помоемся.
Она не ответила и не пошевелилась, поэтому он расстегнул видоизменяющийся наручник и понес ее в душ. Мягко поставил на землю. Руна улыбнулась ему чуть-чуть ошеломленно, покачнувшись так сильно, что он испугался, что она упадет. Не думая, он заключил ее в объятия и прижал к себе. Когда струя воды ударила из двойной головки душа, торчащего из противоположной стены, она застонала, откинула назад голову, и ему показалось, будто ничего прекраснее он в жизни не видел.
Обнимая ее одной рукой, он стал лить жидкое мыло ей на плечи, покрывая ее жемчужным сиропом до тех пор, пока он не потек по ее изогнутой спине и между грудями. Осторожно и нежно моя ее, Шейд проклинал себя за то, что позволяет себе наслаждаться этим.
Она издала какой-то эротический звук — что-то между вздохом и стоном, — и он привлек ее к себе, гася своим телом ее оргазмические спазмы. Звуки, которые она издавала, ощущение ее скользкой влажной кожи… этого оказалось достаточно, чтобы он снова затвердел.
Черт, похоже, он в беде.
Не следовало ему приводить ее в душ. Надо было вымыться самому, а ей позволить самой позаботиться о себе. Она может, в этом он не сомневается.
Ее сила и стойкость восхищали его. Эта новая Руна грозила его миру, как ни одна женщина прежде. Даже если бы он не мог чувствовать ее физические и эмоциональные потребности и настроения, то обнаружил бы, что его влечет к ней. Под более сильной, более агрессивной личностью, которая проявилась в ней за последний год, таится мягкая женственность, добрый нрав и нежная душа, которые он, воспитанный женщиной именно с такими качествами, научился высоко ценить. Шейд всегда говорил себе, что заботился о сестрах и матери, но на самом деле все было наоборот.
Боги, ну почему Роуг не мог связать его с кем-то другим? Ни одна другая женщина так не трогала его сердце, как Руна. Ни одна другая не пробуждала в нем инстинкты защитника так, как она.
Ни у какой другой женщины не было ни малейшего шанса влюбить его в себя.
Руна все еще была слишком отзывчива на его прикосновения, когда Шейд споласкивал и вытирал ее, но когда уложил в постель, зевнула и пробормотала:
— Еда?
— Да, я принес поесть. И прошу прощения, что не появился ночью. Я был привязан в больнице. — Он вытянулся на одеяле рядом с ней. — В прямом смысле. Похоже, что когда ты укусила меня в подземелье Роуга, то передала мне свою ликантропию. Поэтому вчера вечером, когда я вышел из Портала, у меня вырос мех и клыки, и я чуть не сожрал половину персонала.
— Но… — кровь отхлынула от лица Руны, — ты же говорил, что невосприимчив к ней.
— При нормальных обстоятельствах — да. Эйдолон считает, что твоя способность превращаться пожеланию воздействовала на твою болезнь и таким образом…
— На твою сопротивляемость инфекции. — Она закрыла глаза и прислонилась спиной к обитому кожей изголовью. — Прости, Шейд. Мне так жаль.
Эмоции сдавили горло — сложная смесь удовольствия, что ей не все равно, вины, что из-за него она стала оборотнем, и злости, что вообще позволяет себе испытывать к ней какие-то чувства.
— Не стоит извиняться, — грубовато проговорил он. — Если б ты меня не укусила, я бы умер от той боли, которая меня терзала.
— И все же…
— Перестань! — рявкнул он. — Ешь давай и отдохни. Через пару часов мы отправляемся в больницу.
— Хорошо, мистер Ворчун. Мы вернемся сюда?
— Нам придется. — Он взвешивал ее реакцию, когда подался вперед и сказал с каким-то извращенным желанием вывести ее из себя: — Нам надо привязать себя.
И это будет интересно. Они либо разорвут друг друга на части, либо затрахают до потери сознания.
— Вместе? — Жареная картошка у нее в руке задрожала. — Чтобы мы могли прикасаться друг к другу?
Прикасаться, пробовать на вкус… Тело Шейда затвердело, когда сознание наполнилось образами ночи, проверенной вместе, в зверином обличье, когда один лишь животный инстинкт будет руководить ими. Даже сейчас его соображение требовало опрокинуть ее на спину и вдавить в матрас.
— Я почувствовал твое желание из Нью-Йорка, — выдавил он. — Обещаю, что больше мы не проведем ни одной ночи порознь, пока будем живы. Прошлой ночью я находился под действием сильного снотворного, но сегодня этого не будет и ничто не удержит меня от тебя.
Он повернулся так, чтобы не смотреть на нее и побороть соблазн снова овладеть ею.
* * *
Джем только что приняла душ, натянула свежие брюки от медицинского костюма и застегнула лифчик, когда дверь в общую раздевалку открылась.
— Ох, извини…
— Кайнан. — Она целый день тщетно пыталась застать его одного и теперь не собиралась терять эту возможность. — Эй, послушай, нам надо поговорить о вчерашнем дне…
Он вскинул руки, старательно не глядя на ее грудь. Он смотрел куда угодно, только не туда.
— Все в порядке.
Он отвернулся, но она схватила его за запястье.
— Нет. Подожди. Пожалуйста.
— Не о чем говорить. — Его и без того низкий голос сделался еще более низким и сиплым. — Отпусти. Я не люблю, когда до меня дотрагиваются.
— Я тебе не верю, — мягко проговорила она. — Тай рассказывала мне, как вы с Лори не могли оторваться друг от друга.
Кайнан напрягся, но жилка у него на запястье лихорадочно стучала под ее пальцами.
— Не надо.
— Я вижу твои шрамы, Кай. Такова моя природа. Я могу использовать их, вскрыть, сделать тебе хуже. — Она прикусила губу, задаваясь вопросом, не нанесла ли только что еще больше вреда. — Или могу помочь залечить их.
— Там нечего лечить, доктор.
— Что случилось с тем Кайнаном, которого я знала? Смешливым, нежным, заботливым, непринужденным?
Кайпан рассмеялся, но то был горький, холодный смех.
— Он мертв, Джем. Умер вместе с Лори.
Его жена, которую он обнаружил в объятиях двух разных мужчин в одну ночь — Хранителя, которому всецело доверял, и демона без моральных ограничений.
Рейт. Он отрицал, что спал с ней, но пил из нее кровь прямо перед Кайнаном, и, вероятно, сделал бы и кое-что похуже, не вмешайся Эйдолон.
Он не умер. Он просто прячется…
Внезапно она оказалась прижатой к шкафчику для одежды. Его ручка больно впилась ей в позвоночник, а большие ладони Кайнана сдавили плечи.
— Его больше нет, — прорычал он. — Разве это похоже на нежность и заботливость? — Он надавил чуть сильнее для ясности и отпустил ее. — Ты теряешь со мной время, Джем. Найди кого-то другого для исцеления.
И он выскочил вон, оставив ее посреди раздевалки с колотящимся сердцем и тяжело вздымающейся грудью.
Глава 9
Кровать была удобной, удобнее, чем можно было ожидать в пещере, полной приспособлений и инструментов садомазо. Но Шейд удивлял ее на каждом шагу, и Руна задавалась вопросом, знает ли она его вообще. Хотя, с другой стороны, похоже, у них впереди целая жизнь, чтобы узнавать друг друга — как в качестве любовников, так и оборотней.
Боже, она не заметила, когда это случилось.
Руна вспомнила, как разозлилась, когда узнала о том, что инфицирована, как была напугана, растеряна и одинока, хотя Эрик оставался рядом и помогал ей пройти через это. Она не понимала физических и поведенческих изменений, которые произошли почти сразу же. Боялась за свое будущее, за невинных людей, которых могла ранить, и злилась из-за собственного бессилия изменить ситуацию.
У Шейда есть преимущество над ней, ибо он родился в этом странном, причудливом мире и уже знаком с оборотнями. Но, думала она, рассеянно обводя пальцем кожаный наручник, свисающий с кроватного столбика, этот мужчина привык быть хозяином положения как в спальне, так и вне ее. И то, что он вынужден будет отказаться от этого три ночи в месяц, вряд ли пришлось ему по душе.
Зевнув, Руна взглянула на часы на прикроватной тумбочке. Осторожно, чтобы не разбудить его, перевернулась. Шейд лежал лицом к ней, такой спокойный и умиротворенный. Странное кольцо вокруг шеи сжималось и разжималось, когда он дышал, темный цвет узора был точно таким же, как и узор, идущий по всей длине правой руки.
Руна отвела блестящие волосы с шеи, где его личный символ, незрячий глаз, казалось, видел ее. С каждым вдохом, с каждым выдохом он волнообразно колебался, следуя за ней, в какую бы сторону она ни сдвинулась.
Растревоженная, она провела пальцем вниз по руке, повторяя все выпуклости и впадины его бугристых мускулов, пока не достигла кисти. Символы доходили до самых пальцев, тонких и длинных — тех, что гладили ее, проникали в нее, повергали ее в немыслимый экстаз столько раз, что и не сосчитать.
От этой мысли кровь начала закипать в жилах. Боже милостивый, прямо гормональный взрыв какой-то. Ликантропия многократно повысила ее либидо, а полнолуние усугубило еще больше…
Несколько минут под холодной водой, немного остудят ее пыл.
Она подвинулась к краю кровати, спустила ноги… и в следующее мгновение оказалась втянутой обратно на матрас и подмятой под Шейда.
— Не так быстро.
Голос его был сонным и восхитительно хриплым, а глаза, наполовину открытые под отяжелевшими со сна веками, горели золотом. Его возбужденная плоть тяжело лежала у нее между ног.
— Я собиралась принять душ. Хочешь присоединиться ко мне?
— После. — Он зарылся носом ей в шею, куснул чувствительную кожу. — После того, как закончу с тобой.
— Ты почувствовал мое… э… возбуждение?
Его пальцы нырнули ей между ног и проверили влажный жар там.
— Да, я его чувствую.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Он лизнул место укуса языком.
— Оно разбудило меня. А что?
— А то, — простонала она, отклоняя голову в сторону, чтобы ему было удобнее, — ты сказал, что почувствовал мое желание из Нью-Йорка. Мне просто интересно, всегда ли ты его чувствуешь.