— Слушаюсь, капитан! — вытянулся в струнку Грешник.
Рене подозрительно посмотрел на него, не издевается ли, но тот стоял с невыносимо честной рожей, и только в глубине глаз пряталась добродушная усмешка.
— Ладно, — не выдержав, рассмеялся Рене. — Можешь еще шепнуть на ухо Ансервиллю, что я писаюсь по ночам и боюсь буку, которая живет под кроватью, я не обижусь!
— А вот это с удовольствием, Резвый! — загоготал Грешник. — Глядишь, этот задохлик совсем перестанет принимать тебя всерьез, и тут-то мы его и подловим!
— Эй, Резвый, ты здесь? — В дверь рубки просунулась голова Хвоста. — Пошли, я там еще одного привел!
— Кого это? — удивился Грешник.
— Хьюго Лесопилку!
— Ого! — Грешник двинулся прочь из рубки быстрее, чем Рене. — Как это у тебя получилось, Хвостяра?
— Уметь надо! — хвастливо заявил тот. — Это тебе не всякую мелочь на корабль притаскивать!
— Зато у Ансервилля корабль стоящий! — не пожелал сдаваться Марк. — А Лесопилка, насколько я знаю, все никак не разживется хорошей посудиной, ходит, как нищий, на старом люггере!
— Ничего, зато как капитан он кого хочешь за пояс заткнет! — принялся защищать своего протеже Хвост. — Просто не везет ему в последнее время. А «Касатка» у него еще крепкая, нечего на нее наговаривать!
— Хвост, а почему его зовут Лесопилкой? — торопясь следом за ними, не удержался Рене. Уж больно было любопытно. Такое странное прозвище для пирата.
— А это потому, — хохотнул Хвост, — что, когда он пришел первый раз на корабль наниматься, у него из оружия была только пила. Он раньше лес пилил, понимаешь? Над ним ребята и посмеялись, мол, саблю в руках держать не умеет.
— А он? — жадно спросил Рене, идя следом за Хвостом.
— Разозлился и сказал, что он этой пилой больше народа напилит, чем они своими саблями!
— И что?
— И напилил! С тех пор и прозвали. У него теперь эта пила в каюте на стенке висит, хотя в бой он все-таки ходит, как все, с саблей. Эй, Хьюго! — отвернувшись от Рене, Хвост громко окликнул стоявшего у борта высокого, хорошо одетого мужчину, вполголоса переговаривавшегося с Ансервиллем. — Вот наш капитан!
— Постой! — Рене схватил Хвоста за рукав и зашипел ему в ухо: — Ты ему про Белтропа ничего не говорил?
— Я что, похож на идиота? — оскорбился тот. — Я сказал, что ты столько груза нахватал, что фрегат ползет, как каракатица. Того и гляди какой-нибудь придурок решит проверить, что у нас в трюмах. Что-нибудь не так?
— Нет, все нормально. — Досадуя на себя, Рене отпустил его руку. Тут, пожалуй, начнешь чувствовать себя недотепой, если все вокруг лучше тебя знают, что делать.
Приняв самый серьезный и суровый вид, на какой он был способен, Рене подошел к Лесопилке и Ансервиллю.
— Рад приветствовать вас у себя на судне, господа! — отчеканил он.
Ансервилль насмешливо поклонился в ответ, Хьюго же, окинув молодого коллегу внимательным взглядом, просто сказал:
— Доброе утро, Резвый. Говорили мне, что ты молод, но я не думал, что настолько. И уже капитан корабля! Вот уж действительно резвый!
— Какой есть, Хьюго. — Рене не собирался обсуждать ни свой возраст, ни способ, с помощью которого он стал капитаном. У него и кроме этого было что обсудить. — Прошу вас пройти в мою каюту, там нам будет намного удобнее разговаривать.
Рене кивнул Грешнику, чтобы шел за ним, Хвост, которого он не позвал, увязался сам.
* * *
Разговор получился долгим, обстоятельным и закончился заключением договора. Грешник и Рене разыграли свои роли молодого и самолюбивого капитана и опытного и немногословного пирата как по нотам. Ансервилль точно ни о чем не догадался. Насчет Лесопилки Рене не поручился бы, но, насколько он понял из разговора, положение у того было отчаянное. Ему нужно было срочно убраться с Хайрока, а для этого требовались деньги, чтобы закупить продовольствие. Рене выдал обоим в качестве аванса по пятьсот золотых монет. Всего цена за конвой составила по две с половиной тысячи каждому из нанятых капитанов, что Рене показалось вполне разумной платой. Тем более что после ухода Ансервилля и Лесопилки к Рене зашел Марсель и вручил деньги за выгруженный товар. Десять тысяч золотом. Конечно, в эту сумму входила не только цена доставки, часть товара Рене закупил на свои деньги и деньги команды, но все равно полученная прибыль не могла не радовать.
Из-за Лесопилки на Хайроке пришлось задержаться до самого вечера, и Рене использовал это время, чтобы еще раз навестить отца Онория и отдать ему еще три тысячи золотом. Больше отдавать Рене побоялся, мало ли, как сложатся обстоятельства. А меньше не хотел по той же самой причине.
Следующим островом, который они посетили, был Эль Каймано, где они выгрузили сахар и красное дерево, затем Айла Баллена, на котором остались десять тонн какао. Затем был уже знакомый Тендейлз, где Рене на хороших условиях сбыл табак и кофе и где по старой памяти заглянул в таверну «Семь крошек». Эта забегаловка напоминала ему о самой крупной и удачной сделке, которую он заключил, и была окружена в его представлении эдаким золотистым ореолом хорошей приметы. Видит бог, сейчас Рене как никогда нужны были хорошие приметы.
Владелец таверны, которого все звали просто по имени, месье Гийом, тоже узнал щедрого молодого капитана и не отказался присесть к нему за стол и поделиться последними новостями. Их общение закончилось для Рене весьма неожиданно. Узнав, что следующим островом, куда направится «Афина», будет Омори, месье Гийом буквально упал в ноги Рене, умоляя отвезти на Айль де Оранж сто двадцать бочек вина.
— Это же все равно по пути! — убеждал он. — Вы потеряете всего один день, даже меньше! Я хорошо заплачу!
Рене сначала отказывался, приводил какие-то доводы. Сверкать своей преступной физиономией на Айль де Оранже ему совсем не хотелось. Однако месье Гийом вцепился в него как клещ, и Рене в конце концов согласился. Но не из-за настойчивости ушлого торговца, а из-за вдруг осенившего его воспоминания о Лулу.
Ведь на Айль де Оранже осталась малышка Лулу!
Все это время Рене не слишком часто вспоминал о ней, убедив себя еще тогда, во время побега, что они расстаются навсегда. Но ведь с тех пор прошло время, и многое изменилось. Он теперь капитан корабля, у него есть деньги, и он может предложить Лулу уехать вместе с ним. А что? Может, ей надоело прислуживать Тульоновой дочке, и она совсем не прочь посмотреть мир.
Чем больше Рене об этом думал, тем сильнее ему нравилась эта идея. Это было бы просто замечательно, если бы Лулу согласилась уплыть подальше от Айль де Оранжа с его рабством, плантациями, виселицами и прочей ерундой. Он, конечно, не таскал бы ее за собой по морям, она же не рыжая Беатрис, которой сам черт не брат. Как ни молод был Рене, а все-таки понимал, что женщине нужен свой дом, да и вообще женщина на корабле — это… Нет, Рене снял бы ей хороший домик на Бельфлоре и попросил присматривать за девушкой старину Собрика, или на Хайроке, если Бельфлор ей не понравится. Там будет церковь Сиплого и отец Онорий. Он бы тоже не отказался за ней присмотреть, Рене был абсолютно в этом уверен. А сам бы заходил каждый раз, когда оказывался поблизости. Ему бы тоже было хорошо возвращаться в дом, где тебя всегда ждут. По-настоящему ждут, а не как шлюхи в борделе, которые рады любому, кто платит. Конечно, жениться он на ней не сможет, ведь Рене барон, а она служанка, да еще и мулатка, но относиться он к ней будет как к любимой женщине, и ей будет хорошо и так. А когда он соберется возвращаться во Францию, то купит ей земли и оставит достаточно денег, чтобы у нее больше не было нужды на кого-то работать.
Рене размечтался, как можно мечтать только когда тебе восемнадцать лет, и промечтал всю дорогу до Айль де Оранжа. Он напрочь забыл, что у него на шее висит куча обязательств и перед своей собственной командой, и перед конвоем, и перед теми, кому он подрядился доставить груз. Что после Айль де Оранжа ему придется идти не на Бельфлор или Хайрок, а на Омори, выгружать какао. После Омори на Коста-Синистру, а после Коста-Синистры на тот самый Чактча за сокровищами, которые нужны не только ему, но еще и Белтропу на его жутком мановаре. Мысли о том, что Лулу будет подвергаться рядом с ним опасности, даже не пришли Рене в голову. Так же как и те, что ей придется проболтаться на корабле немало времени, прежде чем она получит свой хороший домик. Рене мечтал, строил воздушные замки и весь извелся от нетерпения, пока дождался, когда «Афина» причалит к знакомой пристани.
Как только все три корабля, «Афина», «Одиссей» и «Касатка», наконец-то бросили якоря в порту Айль де Оранжа, Рене первым делом подозвал к себе Шныря и приказал:
— Значит, так. Пока наши разгружаются, сбегаешь в поместье месье Тульона, вернее, покойного месье Тульона, вернее, бывшее поместье месье Тульона… Тьфу ты, черт, запутался! — Рене вдруг разволновался непонятно от чего. — В общем, этот Тульон недавно сдох, а ты меня понял, Шнырь!
Тот радостно оскалился.
— Конечно, понял, капитан, как не понять!
— Так вот, возьмешь деньги, я тебе дам, и купишь там у них чего-нибудь, ну хоть того же кофе пару мешков, скажи, что по всему острову молва идет, какой у них хороший кофе. — Это, кстати, была чистая правда. Покойный Тульон обожал свой кофе и трясся над кофейными кустами, как над детьми.
— Сделаю, капитан!
— А между делом узнай, где сейчас находится Лулу, она раньше была служанкой в доме месье Тульона. Мулаточка, хорошенькая такая, улыбчивая, волосы черные, кудрявые, в переднике всегда, — смущаясь и надеясь, что Шнырь этого не заметит, описал Рене свою тайную возлюбленную. — Так вот, если она в поместье, делай что хочешь, но найди возможность перекинуться с ней парой слов, понял?
— Понял, — кивнул Шнырь. — А что ей сказать-то?
— Скажи, что ей передает привет Рене. Что он теперь капитан и очень хочет, чтобы она пришла сегодня ночью на старое место. Запомнил?
— Запомнил, давай деньги. — Шнырь протянул руку за золотом, одновременно поворачиваясь, чтобы бежать к сходням.
Рене достал из кармана несколько золотых.
— Держи, — высыпал их в грязную ладонь Шныря. На секунду сжал ее в своей руке. — Сделай все, как надо, приятель, и я этого не забуду!
— Да ладно тебе, капитан! — отмахнулся юнга, застучав босыми пятками по палубе. — Что мы, не люди, что ли?
Рене не удержался, рассмеялся ему вслед и пошел следить за разгрузкой. На берег он спускаться пока не собирался, вдруг кто-то узнает. Лучше попозже, когда стемнеет и когда Шнырь принесет хорошие новости.
Шнырь вернулся через пару часов, когда Рене уже вконец извелся и даже всерьез собрался прибить поганца. Ну где можно так долго шляться? До поместья всего полчаса, если бегом, конечно.
Но стоило Шнырю взбежать по сходням на «Афину», как все было забыто и прощено.
— Ну что? — сгорая от нетерпения, бросился к нему Рене. — Нашел?
— Нашел, нашел, — тяжело дыша, видно, и правда бежал всю дорогу, сказал Шнырь.
— Как она? С ней все в порядке?
— Да нормально! — Юнга согнулся пополам, пытаясь выровнять дыхание.
— Что она сказала?
— Сказала, что придет. Капитан, а кофе я правда купил! Скоро привезут на подводе, хозяйка обещала! Вот деньги, которые остались! — Он залез в карман и вытащил оттуда горсть серебра.
— Не надо, оставь себе, — отмахнулся Рене. — За работу. Лучше расскажи мне, где ты ее встретил?
— Кого? Твою мулатку? — непочтительно переспросил Шнырь. — В большом доме, где же еще! Я сразу туда пошел. Меня пытался остановить какой-то разряженный павлин, но я сказал, что мне нужен кто-нибудь из хозяев по очень важному и срочному делу. Меня провели на кухню, тут-то я и увидел твою мулатку. Ее повариха все время ругала: Лулу, ты то не так сделала, да Лулу, ты это не туда положила, а она все отмалчивалась. Но я бы все равно догадался, что это она, даже если б повариха не называла ее имени! Потом пришла хозяйка. Сначала тоже поругалась, что я ее отвлекаю по пустякам, но я так расхваливал ее кофе, что она успокоилась и подобрела. Рассказала мне про своего покойного мужа, про то, что лучше него никто не мог ухаживать за кофейной плантацией. Потом мы с ней договорились насчет цены, и она ушла приказать, чтобы мне насыпали самого лучшего. А повариха как раз тоже выглянула в соседнюю комнату, чтобы еще на кого-то поругаться, и я успел шепнуть мулатке, что ты велел. Она только и сказала, что согласна, а потом вернулась повариха, за ней хозяйка, и мне пришлось уйти.
— А как она выглядела? — продолжал допытываться Рене.
— Да как выглядела? — недоуменно почесал голову Шнырь. — Нормально так выглядела. Девка как девка.
— Да нет, я не об этом! Грустная она была? Или нет?
— Не знаю, — пожал плечами юнга. — Извини, капитан, не заметил. Смеяться не смеялась, это точно. Да и не улыбалась почти.
— А как ты думаешь, — не унимался Рене, — обрадовалась она, когда ты сказал обо мне? Вспомнила она вообще про меня?
— Да вроде вспомнила, — снова почесал в затылке Шнырь. — А обрадовалась… Не было у нее времени радоваться, повариха быстро вернулась. Слушай, пойду я, а, капитан? Жрать хочу, как собака!
— Ладно, иди.
Рене отпустил его с большой неохотой. До вечера оставалось еще много времени, а поговорить о Лулу больше было не с кем, и от этого часы ожидания потянулись еще дольше.
Закончилась разгрузка, и получивший бочки с вином торговец принес на «Афину» деньги за доставку. Забрав золото, Рене приказал боцману немедленно собрать команду.
Когда через две минуты тринадцать секунд пираты выстроились на палубе, молодой капитан, пряча часы во внутренний карман камзола, объявил:
— В награду за хорошую службу я отпускаю всех погулять на острове до вечера! Отплывем, когда стемнеет, не раньше. Но и не позже! Поэтому чтобы к восьми часам все были на корабле, ясно? Опоздавших ждать не будем, уйдем без них, и пусть не обижаются.
Это объявление толпа пиратов встретила радостным гулом. Никто не возражал против того, чтобы оказаться на берегу, промочить горло стаканчиком доброго рома, хорошо пожрать, а может, и близко пообщаться с какой-нибудь милашкой. Рене тем временем подозвал одного из матросов и велел ему сбегать на корабли сопровождения, сказать Ансервиллю и Лесопилке, чтоб пока не дергались, о времени отплытия им сообщат дополнительно. Тот кивнул и убежал, а к Рене подошел Хвост.
— Ты чего это задумал? — подозрительно глядя на своего капитана, спросил он.
— Да так. — Рене не хотелось, чтобы чистый образ его Лулу осквернила хотя бы тень циничной насмешки, на которые был горазд его приятель.
Он уже хотел уйти, но Хвост остановил его:
— Э нет, капитан, так не пойдет! А ну колись, чего ты забыл на этом треклятом острове?
— Что надо, то и забыл! — огрызнулся Рене. — Ты как с капитаном разговариваешь?
— Как надо, так и разговариваю! — парировал тот, железными пальцами сдавливая ему плечо. — Ты думаешь, я не помню, что именно отсюда ты прибежал к нам под шлюпку? Остальные не знают, но меня-то не проведешь. Ты еще потом загонял нам, что своего хозяина прибил. Признавайся, мальчишка, мстить кому-то собрался?
Мстить? Рене чуть не расхохотался. За месяцы унизительного рабства он уже отомстил хозяину так, что дальше некуда. А за вынужденное путешествие на другой конец света месть еще впереди. Хотя то, что он собирается забрать у наследников месье Тульона Лулу, тоже, наверное, можно считать местью. Он почти полгода пахал здесь как проклятый, должен же он получить свое вознаграждение!
— А если и мстить, то что? — с вызовом поинтересовался Рене.
— А то, что я с тобой пойду, — мрачно глядя на него, пообещал Хвост. — Влезешь куда-нибудь — нам всем потом расхлебывать!
— Только попробуй! — ощетинился Рене, которому Хвост совсем не был нужен во время разговора с Лулу. — Это мое дело, понял?
Он резко дернул плечом, вырываясь из цепких пальцев пирата, и пошел к себе. До вечера еще оставалось чертовски много времени. Можно и поспать пока, если получится.
Как только стемнело, Рене, воровато озираясь по сторонам, вышел из своей каюты и поднялся наверх. На палубе было тихо. На носу негромко переговаривались вахтенные, среди которых глухо рокотал голос боцмана. Хвоста, к счастью, нигде не было видно, да и слышно тоже. Стараясь остаться незамеченным, Рене осторожно проскользнул к сходням, быстро сбежал вниз и растворился в наступающих сумерках.