К несчастью, входная дверь открылась и вошла Снотти вместе с Офрой. Эйви, Ду–Ду и Мороном. Великолепно. Настоящие везение. Теперь у меня много желающих подслушать мой разговор с другом.
Краем глаза я вижу, как Эйви наблюдает за мной, плотно сжав челюсти. Я не говорила с ним с тех пор, как он преднамеренно не извинился за то, что наблюдал, как я раздевалась. По правде, думаю, мы избегали друг друга. Что очень хорошо для меня.
Я повернулась на стуле лицом к стене и низким голосом сказала в трубку:
– Знаешь, что мне в тебе нравится?
– Черт. Я ударился большим пальцем о скейтборд.
Не такой ответ я ожидала услышать.
– С тобой все хорошо? – сказала я, пытаясь не потерять все свое терпение.
– Думаю, у меня кровотечение. Подожди минутку.
Размышляя, сколько стоит минута разговора по телефону из Израиля в Соединенные Штаты Америки, я накручивала на палец провод от телефона.
В ожидании мне тяжело побороть себя и мельком не посмотреть, что делают остальные. Они громко разговаривают на иврите.
Не могу больше терпеть. Я взглянула на Эйви. На нем была надета черная футболка с надписью на иврите и потрепанные джинсы с дырками на обеих коленках. На запястье у него был серебряный браслет.
Я и раньше видела на мужчинах ювелирные изделия, но никогда не думала, что это придает им хоть чуточку мужественности. Но Эйви носит свой браслет так, будто это мужской аксессуар. Тогда как другие парни, носящие серебряные браслеты, выглядят очень глупо.
Когда мой взгляд переместился вверх, я почувствовала себя изврашенкой, поняв, что он меня поймал. Подняв руку с браслетом, он шутливо помахал мне.
Я чувствую, как покраснело мое лицо, и кровь с силой начала приливаться в мою голову. Он видел, как я смотрела на него. Мне хочется умереть, особенно после того, как он, подойдя к Снотти, взял ее за руку. Две недели назад он держал мою ногу, покрытую змеиными кишками, а сейчас он держит этой же рукой Снотти.
– О’кей, я вернулся. Крови нет, но чертовски болит.
Я забыла, что ждала его и если быть честной, я не обратила внимания на то, что Митч сказал. Опомнившись, я мягко засмеялась в трубку. Эйви пытается сосредоточиться на Снотти, но я точно знаю, он подслушивает мой разговор.
– Что здесь смешного? – спрашивает Митч. – Я страдаю от боли и все, что ты можешь сделать – это посмеяться?
Вы никогда не пробовали притвориться, что хорошо проводите время, хотя это далеко не так? Отвратительно, когда другой человек этого не понимает. Мне нужно, чтобы он подыграл мне, но я не могу попросить его, иначе меня рассекретят.
19
хочет, чтобы ты отправилась в загон к овцам. Он ждет тебя, – сказала София.
– Не хочу.
Знаю, веду себя как маленькая девочка, но я не хочу вдаваться в подробности и ранить пожилую женщину.
– Он скучает по тебе.
Что? Даже если бы я исчезла с лица земли, он бы все равно не скучал по мне.
– Не верю, – говорю я, наполняя хумусом лаваш и откусывая его.
– Он любит свою Родину и хочет разделить ее с тобой.
Пережевывая лаваш, я ляпнула:
– Если он любил это место, почему не вернулся сюда?
– Эми, бьюсь об заклад, ты знаешь ответ на этот вопрос. Он отсутствовал из–за тебя. Ты – его семья. Его будущее. Его кровь. Где будешь ты, там и будет его дом.
Слушая ее голос, я встала на коленки рядом с ней. Ее голос успокаивает, и когда она говорит, он звучит почти как колыбельная. Я громкая. Моя мама шумная. У меня громкий голос. Я слишком громко хожу. Я просто шумная девушка. Но эта пожилая женщина как хлопок – все в ней мягкое и успокаивающие. Наклонившись, она что–то достала из кармана.
– Протяни руку.
Я протянула руку. Она что–то в нее положила и мягко свернула мои пальцы в кулак.
– Что это?
– Посмотри.
Разжав кулак, я смотрю на маленькую бриллиантовую еврейскую звезду, обрамленную золотом, блестящую в середине ладони. Она соединяется с тонким золотым ожерельем. Звезда меньше монеты. Она большая для своего значения, но маленькая, что бы быть… личной.
Даже не знаю, что сказать. Быть еврейкой – это не для меня. Моя мама не верит в религии, поэтому я была в церкви лишь один раз, когда мой кузен женился. Так же я один раз была в Синагоге, когда брат Джессики проходил обряд Бар–Мицва
20
.
– Я бы хотела, чтобы ты ее носила, – сказала Савта, – Это Маген Давида, звезда Давида.
Боже, я хочу ее. Не знаю, почему я его хочу, но мне хочется взять ее. Я не еврейка и если я приму ее, то буду чувствовать себя большой лицемеркой. Я имею в виду, что никогда не смогу носить ее. Это просто блестящий бриллиант, но для Савты он очень важен.
– Я не могу это принять, – когда я увидела разочарование в ее глазах, которые отражают эмоции моих собственных, я добавила. – Она слишком красива.
– Ты хочешь еще что–то сказать, не так ли?
Откуда она знает?
Поднявшись, я сказала:
– Я не еврейка.
Я не могу смотреть на нее. Если я это сделаю, я смогу увидеть в ее взгляде разочарование от того, что девушка–не–еврейка ее внучка. Не знаю, как израильтяне относятся к не–евреям. По некоторым причинам я не хочу знать, что она раздосадована из–за меня. Мне нравится Савта. Очень сильно нравится.
– Посмотри на меня, моя милая Эми.
Я? Милая? Подняв глаза, я внимательно на нее посмотрела.
Она улыбалась, вокруг ее глаз образовались морщинки. София взяла меня за руку, все еще держа в своей руке ожерелье с маленькой еврейской звездой.
– Быть евреем – это больше в твоем сердце, нежели в уме. Для одних, быть евреем значит строго соблюдать законы и обычаи наших предков. Для других, быть евреем – значит быть частью общества. Религия – это личное. Она всегда будет с тобой, когда ты захочешь к ней обратиться или будешь в ней нуждаться. Ты можешь принять иудаизм или решить, что он не нужен в твоей жизни. Никто не может внушить тебе веру, иначе это будет неправда.
Смотря на ожерелье, я сказала:
– Я могу взять его? Только на некоторое время. Я тебе его верну, обещаю.
Она погладила мою макушку.
– Я часто спрашивала себя, почему мой сын так долго не возвращался в Израиль. Я вижу, как он на тебя смотрит. Он хочет защитить тебя, предотвратить твои раны или вред, пытаясь сгладить твой внутренний огонь. Этот огонь истинный и чистый. Возьми ожерелье, – а потом, поколебавшись, она добавила, – на столько, насколько захочешь.
Глядя на женщину, чьи слова переворачивают твой внутренний мир наизнанку, а глаза отражение твоих глаз, я внутренне содрогнулась. Повернувшись, я направилась к холодильнику за водой. Несмотря на то, что она была прямо передо мной, когда я открывала холодильник, я чувствовала, как мои конечности парализовало.
Закрыв дверцу холодильника, я обратилась к Савте, направляясь к двери.
– Думаю, мне нужно немного прогуляться.
Я еще раз взглянула на ожерелье, а потом осторожно положила его в задний карман.
Я направилась по дороге, ведущей к овцам. Когда я приближалась к скотному двору, щенок–вор–Ferragamo подбежал ко мне. Его грязный хвост неистово вилял, обмахивая его зад. Вспоминая свои пальцы, испачканные в змеиных кишках, я прошла мимо собаки, не обращая внимания на его жалкие попытки плестись за мной.
– Арг!
Я посмотрела вниз на вещь.
– И тебе арг. Где моя сандалия?
– Арг, – виляние хвостом. – Арг, – виляние хвостом.
Он побежал к холмам к скотному двору, а я по пути думаю о том, как повезло щенку: он делает все, что ему заблагорассудится. Он даже своровал чужие ботинки и остался безнаказанным.
Я иду дальше по направлению к загонам, ориентируюсь на звуки скота и электрических бритв, которые помогли мне выбрать правильное направление. Заметив Рона, я направилась к нему. Я внушаю себе, что пока я здесь, нет никаких причин убеждать Рона, что я некомпетентна, и заставлять его сожалеть о том, что я его дочь.
– Эми, любимая, сюда!
Мой взгляд направился в сторону голоса Рона. Раньше он никогда не называл меня любимой, и отчасти меня это пугает. Во всяком случае, что это значит? Любимая. Это мило, но с другой стороны это навязчиво и я не избалована такими обращениями. Слишком мило. Это обо мне? Никогда в жизни. Наклонившись и прижав коленями овцу, он начал сбривать ее седую шерсть. Овца не возражает, в отличие от меня.
– Рон, это бесчеловечно.
Он заканчивает брить мех овцы, в то время как ее пух падает рядом с ним. Наконец, отпустив бедное лысое животное, он посмотрел на меня.
– У тебя есть вариант получше?
Оглядевшись, я поняла, что не только Рон стрижет овец. О’Дейд был рядом с Роном, Ду–Ду стоял около О’Дейда, дядя Хаим находился недалеко от Ду–Ду, а Эйви работал вблизи с моим дядей. Глядя на их тяжелое дыхание и мокрые от пота футболки, я могу сказать, что они устали. У них вспотели не только грудь и подмышки, но даже футболки полностью промокли.
И все смотрели на меня. За исключением О’Дейда. Он наблюдал за Снотти, которая стояла по другую сторону загона. Хммм…
Жужжание бритв остановилось, и я чувствую, будто весь мир тоже остановился. Я быстро думаю что сказать.
Я молниеносно выпалила первую мысль:
– Почему бы просто не оставить шерсть?
Черт. Этот звучит так просто. Я хихикнула.
Справа от меня засмеялись моя кузина и Офра. На Снотти надета облегающая футболка черного цвета, а ее мрачный макияж растекся по щекам, в то время как она кормит ягненка из бутылочки. Она никогда не слышала о водостойкой туши? Или выражение: «чем меньше, тем лучше»?
– В летние месяцы им слишком жарко, – пояснил Рон.
Сев на металлические перила, я рассматриваю обстановку. В центре загона собаки едят с пола что–то красное и липкое. Мои губы вытянулись в узкую линию.
– Что едят собаки? – возможно, я не хочу знать ответ на этот вопрос, но любопытство – мое лучшее качество.
– Одна из овец этим утром родила ягненка.
– Они едят ягненка?
– Нет, плаценту. Она очень сытная.
Я задыхаюсь.
– Фуу!
Я не должна была спрашивать об этом. Если бы я не спросила, я бы не узнала. ОТВРАТИТЕЛЬНО! Плацента ягненка. Не думай об этом. Не думай об этом.
Но, чем сильней я стараюсь не думать об этом, тем трудней мне оторвать свой взгляд. Это словно кровавые криминальные сцены, которые показывают по телевизору. Ты не хочешь их видеть, но в то же время не можешь оторваться.
Краем глаза я вижу, как Мутт зашел в амбар. Он слишком маленький и может протиснуться под металлическими перилами. Когда он посмотрел на меня, я строго ему сказала:
– НЕ ЕШЬ плаценту ягнят.
Он кивнул, будто понимает мои слова. Но потом он направился прямиком к плаценте и откусил липкий кусок кровавой плаценты. Я больше не могу смотреть на это.
Если бы Джессика была здесь, мы бы могли посмеяться над этой отвратительной ситуации. Но ее здесь нет.
Я приблизилась к загону с новорожденными барашками. Когда один барашек, спотыкаясь, проковылял ко мне, я погладила его.
– Привет, милый.
– Бее, – проблеял он, и я улыбнулась.
Думаю, я впервые улыбнулась с тех пор, как Матан украсил мои волосы цветами.
– Не привязывайся к нему, его скоро убьют.
Мое сердце разбилось, а улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. Взяв ягненка, я повернулась к Снотти.
– Что?
– Когда им будет три месяца, нам придется их убить. Это самец, поэтому он будет убит одним из первых.
Посмотрев в глаза недавно родившегося беззащитного малыша, я притянула его к себе, пытаясь защитить.
Я хищник. При мысли о том, что я съем знакомого мне животного, мой желудок болезненно скручивается. Он такой милый. Как я могу допустить саму мысль о том, что бедолагу убьют? Возможно, после этого я не избавлюсь от углеводов.
Матан весело бежал за Додой Юки. Он, как обычно, раздет. Забавно, я привыкла видеть этого малыша голым и теперь меня это не смущает.
Зайдя в загон, он начал бегать вокруг ягнят. Он весело визжал, пытаясь поймать их.
Спустя минуту ягнята начали бегать за ним. Но я понимаю, они не собираются с ним играть, а думают, что это еще одна бутылочка молока. Смеясь, он бегал вокруг овец, которые пытались получить свое молоко, как будто он был игрушкой. Оглядываясь вокруг, я замечаю, как Дода Юки смеется вместе с теми, кто прекратил стричь овец.
Я подбегаю к Матану, хватаю его маленькое голое тельце, защищая от извращенных овец.
После того, как я отвела его в безопасное место, я очень громко сказала, чтобы каждый меня услышал:
– Это. Не. Хорошо.
На лице Матана не появились тени беспокойства или какие–то другие эмоции. Он все еще смеялся. Дода Юки поговорила с дядей Хаимом, а потом, вместе со счастливым Матаном, пошла домой. Спасибо, Господи.
Электрические бритвы снова заработали, и все, за исключением Рона, наклонились над бедными овцами. Сказав что–то на иврите дяде Хаиму, он приблизился ко мне.
– У меня есть для тебя работа.
Глава 14
Решительность и ловкость делают часть работы
Нелепое везение делает все остальное
Я следую за Роном в дальнюю часть загона, которая, к счастью, была в теньке.
– Когда мы закончим брить овец, пригони их сюда.