Неприкрытый гнев вспыхнул в душе Торна. Даже сейчас эта ведьма, возможно, попытается не дать ему увидеться с отцом, но он к этому готов. Никто больше не помешает его возвращению домой.
Конечно, всегда существует вероятность, что отец не захочет его видеть. В этом случае Торн готов уехать и больше никогда не пытаться связаться с отцом.
Торн намотал поводья коня на руку и повел животное вперед, не зная, какого приема ожидать.
Он всегда считал себя человеком бесстрашным, но предстоящая встреча с отцом волновала его. Он всегда восхищался отцом, и до появления в доме Вильгельмины они были очень близки, очень любили эту землю.
Теперь, став старше, Торн осознал, каким дураком был, что позволил Вильгельмине так легко избавиться от него. Он должен был рассказать отцу всю правду, а сейчас, возможно, уже слишком поздно.
Когда он приблизился к конюшне, ему навстречу вышел мальчишка с улыбкой на черном лице.
– Хотите, чтоб я поставил вашу лошадь в стойло, сэр?
– Нет, – ответил Торн. – Возможно, я ненадолго. Просто держи ее в тени, дай воды и овса.
– Слушаюсь, сэр, – бодро отозвался мальчишка и повел коня в прохладу конюшни.
– Хозяин дома? – спросил Торн, не сознавая, что затаил дыхание в ожидании ответа.
Глаза мальчишки окидывали Торна с открытым любопытством.
– Да, сэр, хозяин дома, но ему нездоровится, и хозяйка… она больше не разрешает ему принимать гостей, а сейчас ее дома нету, поэтому вы не можете с ним увидеться.
Глаза Торна обежали конюшни, ища старого конюха Рубина, который занимался лошадьми, сколько Торн себя помнил. Рубин усадил Торна на его первую лошадь и учил его ездить верхом. С замиранием сердца он спросил:
– Кто ухаживает за лошадьми?
Мальчик покачал головой.
– Хозяйка наняла нового человека после того, как старый Рубин помер. Теперь тут командует мистер Тернер. Я его помощник, – с гордостью добавил он.
С суровой решимостью Торн зашагал к дому, не зная, как его там встретят и насколько серьезна болезнь отца.
Когда он поднялся по ступенькам и остановился перед дверью, целая лавина чувств обрушилась на него, и он положил ладонь на дверной молоток и, пока не передумал, постучал.
Торн не был знаком с человеком, который открыл дверь, и вперил в него угрюмый, мрачный взгляд. Сколько он себя помнил, дворецким у них был Франклин. Этот мужчина, должно быть, заменил его. Неужели все так изменилось? – недоумевал он.
– Я хочу видеть мистера Стоддарда, – сказал Торн властным тоном.
– Хозяин не принимает гостей, а хозяйки нет дома. Вам придется заехать в другой раз.
Дворецкий начал было закрывать дверь, но Торн схватился за нее и оттолкнул его в сторону.
– Я Торн Стоддард и желаю видеть своего отца. Где он?
Дворецкий ошеломленно заморгал.
– Вы его сын?
– Разве я не сказал это только что? А теперь немедленно проводи меня к отцу.
Хотя Торн не повышал голоса, дворецкий, судя по расширившимся зрачкам, понял, что с этим человеком шутки плохи.
– Д-да, сэр. Он в саду.
Торн отпихнул дворецкого в сторону и зашагал через холл, мимо винтовой лестницы, к задней двери. Он несколько секунд постоял на застекленном крыльце, потом пошел дальше по выложенной кирпичом дорожке, обуреваемый детскими воспоминаниями. Он вспомнил время, когда они с отцом гуляли в саду, делились впечатлениями о книгах, которые прочли, или обсуждали последнее политическое событие.
Он взглянул на другую сторону зеркального пруда, туда, где склон холма радовал глаз ярко цветущими азалиями. Вдалеке виднелись орошаемые рисовые поля. Сонный ручеек лениво журчал среди магнолий, и яркое солнце заливало своим теплом и светом весь Стоддард-Хилл. Земля так и бурлила жизнью. Торн знал, где найдет отца. Когда он увидел маленький коттедж «Медовый месяц», то приостановился, чтобы полюбоваться его красотой. Коттедж был построен Винсентом Стоддардом более ста лет назад, когда ему захотелось иметь уединенное местечко, где бы он мог проводить время со своей молодой женой. Коттедж был выстроен из итальянского мрамора, с окнами от пола до потолка, из которых открывался великолепный вид на Стоддард-Хилл.
Торн нерешительно подошел к приоткрытой двери, распахнул, ее и оказался лицом к лицу с отцом.
Время, похоже, не было благосклонно к Бенджамину Стоддарду. Когда-то гордо расправленные плечи теперь ссутулились, голубые глаза потускнели, а волосы почти полностью побелели.
Целую долгую минуту мужчины разглядывали друг друга, и когда Бенджамин улыбнулся, в его голубых глазах промелькнула неуверенность.
– Наконец-то блудный сын вернулся домой к своему горюющему отцу. Почему тебя так долго не было? Ты мог меня уже и не застать.
Торн ответил не сразу, был слишком встревожен болезненным видом отца.
– Мне сказали, что ты нездоров, отец.
Бенджамин покачал головой, глаза его блестели, губы тряслись.
– Ничего страшного. Как ты, сынок?
– Полагаю, ты знаешь, что после смерти дяди Дэвида я стал владельцем и капитаном «Победоносца».
– Слышал. Я часто пытался представить тебя в каком-нибудь далеком порту. – Глаза Бена опечалились, а мысли, казалось, разбежались. – Как жалко, что ты не приехал раньше. Теперь от меня осталась одна оболочка. Я старый и уставший, как эта земля. Мы с ней износились.
Торн никогда раньше не слышал, чтобы отец жаловался на жизнь, и это разрывало ему сердце. Его голос, однако, прозвучал спокойно, когда он заговорил:
– Я не был уверен, что мне будут рады, отец.
Глаза старика затуманились, и он опустился в одно из двух кресел в стиле королевы Анны.
– Сынок… Торн… я очень дорого заплатил за то, что не поверил тебе. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
– Мы не будем об этом вспоминать, если не хочешь, – сказал Торн.
Счастье осветило морщинистое лицо Бенджамина, рот расплылся в улыбке.
– Я так долго молился об этом дне. Боялся, что умру раньше, чем снова увижу тебя. Теперь, когда ты здесь и возьмешь бразды правления в свои руки, Стоддард-Хилл снова расцветет.
– Я пока еще не решил, что буду делать.
Глаза Бена горели энтузиазмом.
– Ты сам видишь, как ты нужен. Стоддард-Хилл нуждается в крепкой руке.
– Я бы приехал раньше, но…
Бенджамин вскинул руку.
– Не бери вину на себя, когда ты знаешь, что она на мне. Я уже сто раз побывал в аду, но это ад, который я сам создал. В том, что случилось, мне некого винить, кроме себя, самого.
– Давай забудем об обвинениях и о том кто виноват, отец.
– Позволь мне закончить, Торн. Теперь я знаю, что произошло той ночью, когда я выгнал тебя. Я знаю, ты был ни в чем не виноват.
– В этом нет необходимости, отец.
– Для меня есть, Торн. Мы оба знаем, кто виноват в том, что…
Вильгельмина стояла в дверях с лицом, пылающим гневом и с колотящимся от страха и возбуждения сердцем. То, чего она страшилась, произошло. Итак, Торн вернулся, и она не знает, чем это чревато.
– Так-так! – проговорила она голосом, пронизанным сарказмом и бравадой, которой отнюдь не чувствовала. – Значит, блудный сын вернулся?
Торн взглянул на нее. Она выглядела прекрасно. На лице по-прежнему ни морщинки, черные как смоль волосы уложены в затейливую прическу на затылке. Одета она была в дорожное платье зеленого шелка, облегающее женственную фигуру. Торну подумалось, что большинство мужчин сочли бы ее красивой – только не он.
Бенджамин не без труда стал подниматься на ноги, и Торн помог ему.
– Да, мой сын вернулся, Вильгельмина, и теперь, когда он здесь, все будет по-другому.
– Но, мой дорогой муженек, ты же так не любишь какие бы то ни было перемены. Сколько раз ты говорил мне, что хочешь оставить в Стоддард-Хилле все как есть? – Она напоминала Торну гибкую кошку, когда прошла вперед и подставила щеку для поцелуя. Он предпочел проигнорировать этот жест и отступил на шаг.
– Ты выглядишь все так же, Вильгельмина, – выдавил он.
– Ты так считаешь? – промурлыкала она. – Как это мило с твоей стороны.
Глаза Бенджамина потемнели.
– Вильгельмина занимается мелкой благотворительностью и другими делами, – презрительно проговорил он. – Она вполне счастлива своей ролью пустоголовой светской бабочки, которая порхает с одной вечеринки на другую.
Вильгельмина как ни в чем не бывало подошла к Бенджамину и поцеловала его в щеку, тем временем ощупывая цепким взглядом Торна.
– Твой отец не изменился, Торн. Он по-прежнему воображает, что я неверная жена, хотя я всегда стараюсь доказать, что это не так.
Бенджамин оттолкнул ее.
– Мне наплевать, как вы проводите свое время, мадам, только бы подальше от меня. Можете спать с каждым встречным, если только будете делать это за пределами Стоддард-Хилла.
Торн был потрясен горечью, которую услышал в отцовском голосе, ибо Бенджамин Стоддард всегда был человеком мягким. Еще больше он изумился, увидев злобную усмешку на лице Вильгельмины.
Враждебность между отцом и мачехой заставила Торна почувствовать себя не в своей тарелке. Он поймал себя на мысли, что хочет поскорее уйти.
– Наверное, я приехал в неудачное время, отец. Если хочешь, я могу вернуться завтра.
Бенджамин сжал руку Торна.
– Нет, я слишком долго ждал этого дня. Я не позволю тебе уехать.
– Сейчас я не могу остаться, потому что должен проследить за разгрузкой «Победоносца».
– Ты остановишься в Стоунхаусе? – спросила Вильгельмина.
– Нет. Пока я буду ночевать на борту «Победоносца». Глаза Бенджамина были умоляющими.
– Ты снова покинешь меня?
– Нет, отец. В этот раз я приехал, чтобы остаться. Я уже нашел покупателя на свой груз. Возможно, я даже продам корабль.
Глаза Бенджамина заискрились облегчением.
– Слава Богу. Наконец-то ты примешь на себя управление Стоддард-Хиллом. Я старый человек и боюсь, что без твоего руководства все придет в упадок.
Торн увидел, как глаза Вильгельмины сузились от ненависти, за долю секунды до того, как она улыбнулась, дабы скрыть свои истинные чувства.
– Да, – сказала она. – Это хорошо, что сын вернулся домой.
Торн попытался обуздать свое желание уйти.
– Мы поговорим об этом позже, отец.
– Ты продашь Стоунхаус, сынок?
– Нет, у меня не хватит духу это сделать.
– Я рад. – Глаза Бенджамина смягчились. – Твоя мать любила этот дом. Ты же знаешь, она родилась здесь.
– Да, я слышал, как ты говорил это.
Вильгельмина отвернулась, чтобы скрыть свое раздражение. Ей не нравилось, когда муж говорил о Маргарет, своей святой первой жене. В последнее время мысли Бенджамина все чаще и чаще стали обращаться к прошлому.
– Уверена, вы, джентльмены, меня извините, – сказала она, направившись к двери и не сводя глаз с Торна. – Мы были бы убиты горем, если б ты не решил наконец приехать домой.
Глаза Торна, казалось, прожигали ее насквозь, и у нее перехватило дыхание от ненависти, которую она увидела в них. Она посмотрела на его твердый рот, сжатый от гнева, вспоминая время, когда эти губы обжигали ее поцелуями. И хотя он был еще очень молод, она этого не забыла. С тех пор она была со многими мужчинами, но Торн всегда жил в ее сердце.
Она прошла к двери, ощущая его холодность и понимая, что никогда не сможет вернуть его. Это не важно, сказала она себе, потому что все равно что-то надо делать с Торном, иначе она потеряет Стоддард-Хилл.
– Как ты себя чувствуешь, отец? – озабоченно спросил Торн, глядя на дрожащее тело отца и его бледное лицо.
– Теперь, когда увидел тебя, я чувствую себя лучше, чем все последние годы. Я поправлюсь, если ты будешь рядом со мной, сынок, – с воодушевлением проговорил отец.
Старик подошел к кровати и сел.
– Я просто немножко отдохну. Ты завтра приедешь?
Торн стоял над отцом, чувствуя себя так, словно его затягивает в паутину.
– Если хочешь.
– Конечно. – Неожиданно Бенджамин сжал руку Торна. – Все снова будет хорошо теперь, раз ты здесь.
Торн высвободил свою руку и улыбнулся.
Не оглядываясь, он вышел за дверь и быстро зашагал по дорожке.
Садясь на лошадь, сын подумал о том, какой отец старый и усталый, и понял, что не может бросить его.
Но хочет ли на самом деле Торн соперничать с Вильгельминой за Стоддард-Хилл? Да, он будет сражаться с ней и победит, подумал Торн. Он решительно настроен в этот раз не позволить ей взять над ним верх.
Внезапно Торн подумал о мягких зеленых глазах и золотых волосах и пришпорил лошадь. Ему захотелось увидеть Бриттани.
Бриттани – солнечный свет и освежающее дыхание ветра. Она – то, что нужно сегодня Торну.
Глава 20
Поскольку Ахмед был все еще слишком болен, чтобы надолго вставать с постели, Бриттани настояла на том, что будет сама за ним ухаживать. Она принесла ему миску наваристого супа, порадовавшись, что он съел все. После еды Ахмед сразу уснул, предоставив Бриттани самой развлекать себя. Она уже написала письмо бабушке в Филадельфию, и оно было отправлено три дня назад. Теперь единственное, что оставалось, – это ждать ответа.
Она распахнула окно, чтобы в комнате Ахмеда было больше прохладного, свежего воздуха. Поскольку он спал сейчас спокойно, она решила вернуться в гостиницу.
Войдя в «Зеленую утку», Бриттани подумала, что не знает, чем себя занять. Ну что может быть страшного в том, что она немножко прогуляется? – спросила она себя. Сердце колотилось быстро, а руки дрожали, когда она направилась к двери. Она не осмеливалась посмотреть на мужчину за конторкой из страха, что он не позволит ей покинуть гостиницу.
Никогда раньше она не была одна, и мысль, что она свободна сама принимать решения, была волнующей и в то же время пугающей.
Рука ее сомкнулась на дверной ручке, та медленно поворачивалась – она потянула на себя, и дверь распахнулась. Первый шаг был самым трудным, потом она сделала еще один и еще. Закрыв дверь, она встала на переднем крыльце, не уверенная, что делать дальше.
Какое же это чудесное ощущение – вдыхать воздух свободы. Какие-то люди прошли мимо, но, кажется, не обратили на нее ни малейшего внимания.
Бриттани увидела чернокожую женщину, которая, судя по всему, была приблизительно одного с ней возраста. Поскольку девушка тоже была без сопровождения, это придало Бриттани храбрости, которая ей требовалась, чтобы продолжить путь одной.
Она перевязала ленты шляпки, прежде чем перейти булыжную мостовую. Как отличаются эти тихие, обсаженные деревьями улочки от шумных и грязных улиц Константинополя! И воздух здесь чистый, и нет никаких противных запахов. Она задержалась под деревом, чтобы послушать пение птиц, и подумала, что сердце ее разорвется от счастья.
Двинувшись дальше по улице, она остановилась перед магазином дамской одежды. Набравшись храбрости, вошла в магазин и вздрогнула, когда колокольчик над дверью зазвенел. Она глазела на колокольчик, когда к ней подошла женщина.
– Чем могу помочь, мисс?
Бриттани улыбнулась женщине.
– Я проходила мимо и увидела в вашей витрине платья. Они очень красивые.
Женщина взглянула на модно одетую девушку. Глаза ее задержались на изумрудном ожерелье, которое было на Бриттани.
– Вы не найдете здесь ничего такого же нарядного, как ваше платье. Я достаточно долго была портнихой, чтобы узнать парижский фасон.
Бриттани разглядывала бирюзовую шаль.
– Красивая.
– Конечно, – сказала портниха, набрасывая шаль на плечи Бриттани. – Этот цвет вам идет, подходит к вашим глазам.
Бриттани сняла шаль и отдала ее женщине.
– У меня нет с собой денег.
Женщина улыбнулась:
– Вы недавно в Чарлстоне?
– Да, приехала только неделю назад.
– Надеюсь, вам здесь будет хорошо, – сказала женщина, снова принимаясь за свое шитье. – Не сомневаюсь, что Чарлстону вы тоже понравитесь.
– Спасибо, мадам. Мне пора идти. Приятно было поговорить с вами.
– Приходите еще, – пригласила портниха.
Бриттани вышла из магазина, думая, какие же чудесные эти американцы. Они дружелюбные и открытые, а она привыкла жить в мире тайн и высоких стен.