Тельма провела его в дом. Дверь и все окна были широко распахнуты навстречу вечернему солнцу. Они вошли в небольшую столовую с каменным полом, от которого, как от воды, поднималась прохлада. Стивен подождал, пока Тельма вышла в поисках подходящих стаканов. На книжных полках стояли чучела птиц в круглых клетках, представленные в естественной среде своего обитания. Рыжевато-коричневая сова глубоко запустила когти в набитую соломой мышь. В прямоугольном аквариуме выдра сомкнула челюсти вокруг полуразвалившейся рыбы. Стивен положил локти на неустойчивый круглый столик и приободрился. Под рукой у него стояла бутылка бургундского, рядом лежала свежевынутая пробка. Запах жареного мяса и чеснока смешивался с ароматом жимолости, который плыл по оконному карнизу у него за спиной. На кухне Тельма наполняла ведерко льдом, а из сада неслась какофония птичьих голосов.
Они уселись под грушевым деревом за покрытый ржавчиной железный стол, стоявший посреди полосы нескошенной травы в окружении гигантских маков, львиных зевов и еще каких-то цветов, которые Стивен принимал за волчий боб, пока не услышал, как Тельма называет их живокостью.
Она поставила два стакана рядом с ведерком со льдом и разлила шампанское.
– Чарльз сейчас в лесу. Тебе придется сходить его поискать.
Стивен содрогнулся от кислого вкуса и подумал о красном вине, которое осталось в доме. Подошла бы ему сейчас и хорошая порция виски. Поскольку им нужно было обсудить слишком многое, они заговорили о саде. Точнее, Тельма объясняла, а Стивен с пониманием кивал. Лишь когда он указал на заросли васильков и спросил, что это такое, она осознала всю степень его невежества. Она рассказала ему про дальние углы сада, где ухоженные растения сливались с дикими зарослями, так что между ними не было видимой границы, и про то, как она выращивает полевые цветы ради их семян, которые она собиралась хранить, по ее словам, для поддержания генофонда.
– Даже примулы почти исчезли. Следующими будут лютики.
– Все меняется к худшему, – заметил Стивен. – Хоть что-нибудь становится лучше?
– Это ты вращаешься в свете. Тебе лучше знать. Стивен крепко задумался.
– Все холмы в Сассексе засадили елями и соснами. Меньше чем через двадцать лет мы перестанем ввозить древесину.
Они выпили за это, и Стивен спросил о том, как движется ее книга. Они избегали говорить о Чарльзе. Работа идет хорошо, ответила Тельма, четверть книги уже готова, а на другую составлен договор. Она стала спрашивать о последних новостях в подкомитете, и Стивен вспомнил и пересказал свой разговор с премьер-министром. Тельма не выразила удивления.
– Это естественно, Чарльз был на особом счету. Это держалось в секрете, хотя я никогда до конца не понимала почему. Должно быть, чтобы не возбуждать зависти. К тому же тут отчасти замешаны нежность и страсть.
– Страсть?
По слухам, к премьер-министру это слово не имело ни малейшего отношения.
– Всякое бывает. В политике Чарльз мог сойти за юношу, за мальчика.
– И поэтому ты хотела, чтобы он вышел в отставку? Тельма покачала головой.
– Я ничего тебе не скажу, пока ты сам не увидишь его.
– Но он счастлив?
– Ступай и убедись сам. Иди по тропинке, которая начинается от кухни. Там, где она пересекает главную дорогу, поверни налево. Рано или поздно вы обязательно встретитесь.
Двадцать минут спустя Стивен отправился на поиски Чарльза. Широкая, заросшая травой дорожка обегала лес кругом, делая неправильный овал, который, по словам Тельмы, не спеша можно было обойти за час. По пути попадались прогалины, и тогда с одной стороны за деревьями было видно поле. В других местах приходилось углубляться в заросли, и дорожка сужалась до еле видной тропинки. Света здесь было мало, а вместо травы рос плющ, по которому Стивен ступал с неохотой, потому что его листья лопались под ногами с неприятным хлопающим звуком. Когда он бродил по этому лесу в прошлый раз, Чарльз был еще в правительстве, а все вокруг стояло голым и безжизненным. Сезонные перемены протекали так постепенно, что оказались полной неожиданностью. И теперь он не узнавал этих мест. Зной не проникал сюда. Неведение Стивена относительно названий деревьев и растений лишь увеличивало впечатление от их изобилия. Лес пережил настоящий взрыв, он потонул в хаосе произрастания, ему грозило захлебнуться от собственной избыточности.
Там, где дорожка пересекала ручей, огибала большой валун или бежала через остатки каменной стены, ее обступали миниатюрные заросли Амазонки: джунгли из мха, флюоресцирующие лишайники, микроскопические деревца. А над головой свисали ползучие растения, толстые как веревки, загораживающие свет. Внизу, под ногами, росли огромные листья капусты и ревеня, ветви папоротника, стебли, согнувшиеся пополам под тяжестью своих головок. На одной прогалине под открытым небом росла экстравагантная россыпь фиолетовых цветов, а в другом, более темном месте клубилось облачко чеснока – напоминание об обеде.
Этому лесу нужен ребенок, подумал Стивен, уступая неизбежному. Кейт не отвлекалась бы мыслями о машинах, проносившихся в полумиле отсюда, о границах опушки и обо всем, что лежит по ту сторону: о дорогах, мнениях, правительстве. Сам лес, вот этот паук, крутящийся на своей нити, этот жук, неуклюже карабкающийся по краю листа, были бы для нее целым миром, один момент вместил бы в себя всю Вселенную. Стивену не хватало ее благотворного влияния, ее уроков, обучавших его радоваться отдельным вещам, ее умения наполнять настоящее и наполняться им до самых краев, когда индивидуальная ограниченность растворяется без остатка. Сам он всегда чувствовал внутреннюю отстраненность, никогда не мог погрузиться в игру с головой, не был до конца серьезен. Кажется, Ницше называл настоящей зрелостью умение быть серьезным, подобно ребенку во время игры?
Как-то раз они с Джулией привезли Кейт в Корнуолл. Это был их маленький праздник, посвященный первому концерту, который Джулия дала со своим струнным квартетом. Пройдя около двух миль, они отыскали подходящий пляж. Под вечер им пришло в голову построить песчаную крепость у самой кромки воды. Кейт пришла в волнение. Она была в том возрасте, когда все должно было быть по правде. Стены должны были быть расчерчены на квадраты, в них нужно было проделать все положенные окна, раковины на фасаде следовало вправить на одинаковом расстоянии друг от друга, а центральную площадку внутри укрепления необходимо было выстелить мягкими сухими водорослями. Стивен и Джулия собирались повозиться с дочерью, пока не настанет время уходить. Они уже искупались, и вся провизия для пикника была съедена. Но вскоре, причем они даже не поняли, как это случилось, процесс захватил их, они прониклись настойчивостью девочки и работали, не думая о времени, не обращая внимания на приближающийся прилив. Все трое трудились в шумном согласии, поделив между собой одно ведерко и две лопатки, бесцеремонно командуя друг другом, награждая друг друга аплодисментами, осыпая насмешками за неудачный выбор ракушки или неровное окно, бегая – ни разу они не перешли на шаг – по пляжу в поисках нового материала.
После того как все было готово и они несколько раз обошли вокруг своей постройки, все трое втиснулись внутрь и уселись в ожидании прилива. Кейт была уверена, что их крепость, так хорошо выстроенная, сумеет противостоять морю. Стивен и Джулия, разделяя эту уверенность, насмехались над водой, пока она просто плескалась вокруг стен, и прогоняли ее криками, когда она слизывала кусок их укреплений. Пока они ожидали окончательного краха своих трудов, Кейт, стиснутая между ними, упрашивала их остаться здесь навсегда. Ей хотелось, чтобы крепость стала их домом. Они забросят привычные лондонские дела, поселятся на пляже и вечно будут играть в эту игру. Но именно после этих слов взрослые стряхнули с себя чары, начали поглядывать на часы и переговариваться насчет ужина и множества других неотложных дел. Они напомнили Кейт, что сначала им нужно съездить домой, чтобы взять пижамы и зубные щетки. Эта мысль показалась ей привлекательной и здравой, и она позволила, чтобы ее уговорили вернуться по тропинке к ожидавшей их машине. В течение нескольких дней после этого, прежде чем все окончательно было забыто, Кейт порывалась узнать, когда они вернутся к их новой жизни в крепости из песка. Она спрашивала совершенно серьезно. Стивен подумал, что, если бы он все мог делать с такой настойчивостью и самоотдачей, с которыми тогда помогал Кейт строить крепость, он был бы всесилен, он был бы счастлив.
Он дошел до того места, где дорожка поворачивала направо к центру леса и начинался небольшой уклон в низину. Деревья переплетали ветви над тропой наподобие полога, через который вечернее солнце бросало оранжевые блики неправильной формы на темнеющую траву. Там, где кончался уклон, стоял засохший дуб, от которого остался один прогнивший ствол. Стивен был в двадцати шагах от этого дуба, когда из-за него вышел какой-то мальчишка и встал, глядя прямо на Стивена. Стивен тоже остановился. Пятна света мелькали при каждом порыве ветра. Трудно было разглядеть что-либо отчетливо, но Стивен сразу увидел, что этот мальчишка был из породы тех, кем он восхищался и перед кем трепетал, будучи школьником. У мальчишки было бледное лицо в обрамлении рыжеватых волос. Держался он слишком самоуверенно, с хорошо знакомой Стивену дерзостью. Вид у него был старомодный; серая фланелевая рубашка с закатанными рукавами и вылезшим подолом, обвисшие серые шорты на полосатом эластичном ремне с пряжкой в виде серебряной змейки, раздувшиеся карманы с торчащей из них рогаткой и расцарапанные коленки. Все это напомнило Стивену фотографии школьников времен Второй мировой войны, которые перед отправкой в эвакуацию снимались вместе с учителями на платформах лондонских вокзалов.
– Привет, – произнес Стивен дружеским голосом, подходя ближе. – Ты что здесь делаешь?
Мальчишка выпрямился, прислонился к дубу, поднял ногу и почесал лодыжку другой ноги носком стоптанной сандалии.
– Ничё. Жду.
– Чего?
– Тебя, дурак.
– Чарльз!
Пересекая разделявшее их пространство и протягивая руку, Стивен не был уверен, что встретит рукопожатие. Но Чарльз пожал ему руку, а затем, обхватив Стивена за шею, обнял, прижав к себе. От него пахло лакричными леденцами и, менее ощутимо, влажной землей.
Чарльз отпрянул от него и двинулся по тропинке.
– Хочешь, покажу тебе мое место? – спросил он и, не дожидаясь ответа, зашагал в глубь леса по тропинке, окаймленной с обеих сторон высокими папоротниками.
Стивен последовал за ним, стараясь держаться рядом, не отводя взгляда от рогатки, торчащей из кармана его друга. Кожаный кружок опасно болтался на резиновых жгутах. Они пересекли прогалину, на которой полевые злаки росли среди древесных пней, и снова углубились в лес, где все деревья были зрелыми великанами. Они шли быстро, и время от времени Стивену приходилось переходить на бег, чтобы не отстать. Чарльз, запыхавшись, бросал бессвязные фразы, не поворачивая головы. Стивену не все удалось расслышать. Чарльз, казалось, говорил сам с собой:
– Правда, здорово… возился все лето… все сам… мое место…
Стивен успел заметить, что его друг вовсе не стал меньше ростом, как ему сперва показалось. Просто Чарльз выглядел более худощавым и цепким в движениях. Его волосы отросли спереди, образуя челку, а за ушами были коротко подстрижены. Лишь открытые, широкие движения, быстрая речь и напряженный взгляд, его не стесненная, импульсивная походка вразвалку, то, как его ноги и локти взметнулись, когда он огибал угол, чтобы свернуть на другую, еще более узкую тропинку, а также нежелание участвовать в ритуалах и формальностях, принятых при встрече взрослых людей, придавали ему вид десятилетнего мальчишки.
Тем временем они достигли другой, более узкой прогалины, в центре которой стояло дерево необъятной ширины в поперечнике.
Чарльз пошарил в траве и поднял обломок камня.
– Видишь? Видишь? – Он явно не собирался продолжать, пока Стивен не сказал «да». – Вот чем я заколачивал их.
Чарльз указал на шестидюймовый гвоздь, забитый в ствол дерева в полуметре над землей, а затем на другой, вбитый в полуметре над первым. Всего более десятка гвоздей неровной линией уходили вверх по стволу, достигая первой ветви, расположенной в десяти метрах над землей. Чарльз потянул Стивена за локоть к вытоптанному участку травы у подножия дерева.
– Вон, наверху! – закричал он. – Смотри, смотри!
Стивен запрокинул голову и ничего не увидел, кроме головокружительной путаницы ветвей, разделявшихся на все новые и новые отростки.
– Нет, нет! – настаивал Чарльз.
Он обеими руками схватил голову Стивена и задрал ее еще дальше назад. Среди самых верхних ветвей виднелась черная точка.
– Что это? – спросил Стивен. – Гнездо? Чарльз ждал именно этого вопроса и от радости подпрыгнул на месте.
– Это не гнездо, дурачок. Это мое место. Мой тайник!
– Невероятно, – сказал Стивен.
Чарльз поглубже запихнул свою рогатку в карман.
– Полезли?
Он наступил левой ногой на нижний гвоздь, забросил правую на следующий и остановился, выжидая, держась левой рукой за третий гвоздь, а правую непринужденным жестом вытянув к Стивену.
– Это легко. Просто делай, как я.
Стивен провел ладонью по коре дерева. Он искал какой-нибудь предлог.
– А что… э… что это за дерево, как ты думаешь?
– Бук, конечно. Ты что, не знал? Это просто громадина, он высотой метров шестьдесят. – Чарльз стал карабкаться вверх, пока не оказался в трех метрах над землей, и тогда снова посмотрел вниз. – Я жду тебя наверху, я тебе кое-что покажу.
Бывший бизнесмен и политик, теперь он имел вид довольного жизнью мальчишки.
Стивен встал на первый гвоздь, испытывая его своим весом. Он хотел спросить у друга, что с ним произошло, но Чарльз был слишком поглощен своим новым состоянием, не выказывал никаких признаков притворства и словно не понимал, как абсурдна произошедшая с ним перемена, так что Стивен просто не знал, как к нему подступиться. Может быть, Чарльз находится в последней стадии психоза и с ним нужно обращаться осторожно? С другой стороны, Стивен не мог противиться охватившему его волнению, манящему зову высоты и тому значению, которое его друг, по-видимому, придавал этой минуте. Ему не хотелось выглядеть занудой. Он не отличался умением лазить по деревьям, но он никогда и не пытался как следует. Подтянувшись вверх, Стивен обнаружил, что стоит, сдвинув ноги вместе, на втором гвозде. Это было не сложно, но, посмотрев вниз, он с тревогой увидел, что поднялся уже довольно высоко.
– Вообще-то я не очень… – начал было Стивен, но Чарльз, который уже стоял на нижней ветке, глубоко засунув руки в карманы, принялся подавать команды:
– Хватайся рукой за гвоздь, вон тот, что у тебя над головой, поднимай ногу и берись за следующий гвоздь другой рукой…
Стивен несмело поднял руку вверх и нащупал гвоздь. Полтора метра – это, возможно, и не высоко, но люди, бывает, ломают шею, упав со стула с гораздо меньшей высоты.
Через несколько минут он лежал лицом вниз на нижней ветке. Она была почти такой же устойчивой, как сама земля, и Стивен прижимался к ней всем телом. В нескольких дюймах от его глаз мокрица занималась какими-то своими делами. Это было ее место. Чарльз пытался объяснить ему, как лезть дальше, но Стивен не решался поднять голову вверх, как не мог, впрочем, и посмотреть вниз. Он сосредоточил взгляд на мокрице.
– Думаю, мало-помалу я справлюсь.
Это было все, что он сумел сказать.
Чарльз предложил ему леденец, подбросил один вверх для себя, поймал его ртом и полез дальше.
Теперь трудность заключалась в том, чтобы выпустить из рук ветку и встать. Стивен поднялся, опираясь руками на ствол. Затем еще нужно было поднять ногу, чтобы поставить ее на изгиб другой ветки, растущей выше. Но после того, как это удалось, дело пошло легче. Из ствола во все стороны торчало столько ветвей, что подъем стал напоминать восхождение по винтообразной лестнице. Стивену оставалось лишь внимательно ставить ноги и не смотреть вниз. Следующие пятнадцать минут прошли вполне удовлетворительно. Оказалось, что кое-что ему по силам, кое-что, упущенное им в детстве, и теперь он понимал, почему другие мальчишки считали нужным возиться с этим. Стивен остановился передохнуть и оглядел горизонт. Он поднялся намного выше верхушек молодых деревьев. Вдалеке виднелся церковный шпиль, а чуть ближе, вероятно в миле от него, – часть крыши дома Дарков, выложенная красной черепицей. Стивен покрепче ухватился за ствол и посмотрел вниз прямо под собой. В желудке у него что-то сжалось, но, в общем, ничего страшного не произошло. Он увидел землю сквозь зияющую дугу пустоты и не запаниковал. Приободренный, Стивен сделал глубокий вдох, еще крепче стиснул ствол и закинул голову вверх. Он надеялся увидеть основание висячего дома недалеко от себя. Но все поплыло у него перед глазами, и он почувствовал, как в желудке у него образовался ком, одновременно горячий и холодный. Он прижался щекой к стволу и закрыл глаза. Однако лучше от этого не стало. Стивен открыл глаза и стал разглядывать кору дерева. Он не решался еще раз представить себе то, что увидел вверху, – все ту же бесконечную, головокружительную путаницу ветвей, которую он разглядывал с земли, и очень, очень высоко над собой – проблеск голых коленок Чарльза, а над ними – листья и ветви, которые сливались воедино, и никакого следа платформы.