— Лучше б ты не думала! — обессиленно простонала я. — Смотри, как бы с непривычки голова не разболелась. Пошли к Нинке!
Через некоторое время мы уже подходили к Дуськиному дому, прикупив по дороге коробку конфет, банку растворимого кофе и бутылочку красного вина. По мнению Евдокии, все это могло способствовать разговору с Нинкой. Возле первого подъезда на единственной во дворе лавочке наблюдалось значительное скопление народа, среди которого основной контингент составляли старушки-пенсионерки. Среди них, по словам Евдокии, роль председателя исполняла та самая Нинка — справочное бюро. Старушки оживленно щебетали, обсуждая последние новости. Завидев нас, они примолкли.
— Евдокия! — зычно крикнула Нинка, высокая крепкая баба, которую по чистой случайности выперли на пенсию. На мой взгляд, ей, по крайней мере, еще лет десять можно было приносить пользу государству в качестве железнодорожницы, из тех, что с утра до вечера зачем-то перетаскивают шпалы с места на место. — Евдокия, подь сюда!
Дуська расправила плечи и гордо прошагала на зов. Я семенила следом.
— Здравствуйте! — степенно поздоровалась Дуська со старушками. — Это Женька, сестра моя двоюродная!
— Да знаем, — отмахнулась одна из пенсионерок, — Ларискина дочка! Чай вы с пеленок вместе росли. Ишь, какая красавица получилась!
Я скромно потупилась, согласившись в душе с мнением наблюдательной старушки.
— Слыхала? — осведомилась Нинка. — У Катьки-то квартирантов убили. Десять человек! Вся квартира в кровище, ступить негде, а у одного даже голова отрублена и на столе стояла!
Вот это да! Знала я, что дворовые бабки — страшные сплетницы, но чтобы до такой степени!
— Теть Нин, — обратилась Дуська к тети-Катиной соседке, — зайди ко мне! Дело есть!
Евдокия сделала многозначительную гримасу и таинственно повела глазами. Нинка оживилась, словно гончая, почуявшая дичь, и важно сказала своим товаркам:
— Ну, бабы, я пошла!
Дрожащими руками мы открыли Дуськину дверь, ожидая увидеть все, что угодно, включая голые стены, кровь на полу и свеженький труп. К удивлению, ничего подозрительного обнаружить не удалось. Все было так, как мы, уходя, оставили. Облегченно вздохнув, мы усадили Нинку на почетное место и засуетились, собирая на стол нехитрую закуску.
— По какому случаю угощаете? — осведомилась соседка.
— Просто так! Ты, теть Нин, человек хороший. Отчего не угостить хорошего человека? — Дуська пожала плечами.
— Ну, ты, Евдокия, ври, ври, да не заговаривайся! Просто так нынче и прыщ не вскочит! Так чего вам надобно? Только скажу сразу — я лично ничего не видела, ничего не слышала. И все другие старухи — тоже. Так-то оно спокойнее. В случае чего.
Подивившись прозорливости старушки, я вздохнула и спросила:
— Теть Нин, скажите тогда, кто у Катерины квартиру снимал? Что за контора? Как она их нашла? Чем фирма занималась?
Нинка глубоко вздохнула, пропустила стаканчик вина, закусила конфеткой и произнесла:
— Много вопросов задаешь! Зачем тебе?
И чего я должна была ответить? Что я побывала на месте преступления и своими глазами видела убийцу? И теперь спокойно не смогу спать, пока его не засадят далеко и надолго? Или нужно было сказать, что у меня имеется странное хобби — раскрывать преступления? Поразмыслив, я решила не говорить ни того ни другого и ответила:
— Книгу я задумала написать, детектив. Вот теперь материалы собираю. А тут эти убийства подвернулись…
— Детектив, говоришь? Стало быть, ты теперь писательница у нас? Что ж, это дело. Тогда слушай…
Тетя Катя на самом деле всю жизнь проработала строителем. Сначала ученицей штукатура-маляра, а затем и штукатуром. Причем была она мастером высочайшего класса. Только вот личная жизнь никак не складывалась. Веселая, общительная девушка не могла найти себе достойного спутника жизни. Дело вовсе не в том, что Катенька была чересчур разборчивой невестой. Просто времени на любовь не хватало, да и красотой особой девушку природа не наградила. Так и дожила Катерина до тридцати лет. Получив квартиру в новом доме, она с радостью занялась устройством быта и личной жизни. Однако вот с женихами наметилась проблема. Холостых парней почти не осталось. Тогда и появился на горизонте прораб Михаил. Человек в возрасте, которого положительным назвать можно было с большой натяжкой. Михаил поселился в новой квартире, и молодые зажили совместной жизнью. Прожив так полтора года, Катерина все чаще стала поговаривать о регистрации их отношений. Перед соседями, мол, неудобно, да и не по-людски как-то: ни вдова, ни мужнина жена. Михаил и слышать не хотел ни о какой женитьбе.
— Нам и так хорошо! — повторял он. — А штамп в паспорте ничего не изменит.
Катя не особенно и настаивала. Однажды на работе молодой женщине стало плохо. Врачи «неотложки» поставили диагноз: беременность. Счастливая Катерина решила, что теперь-то Миша обязательно на ней женится и они наконец заживут нормальной полноценной семьей.
Вечером дома разгорелся скандал. Михаил категорически не хотел ребенка и поставил условие: или ребенок, или он. На следующий день женщина, рыдая, пошла к врачу за направлением на аборт. Однако врач предупредил: в случае аборта она больше никогда не сможет иметь детей. Вернувшись домой, Катерина рассказала обо всем Михаилу и сообщила, что решила оставить ребенка, а он, если не желает, пусть убирается на все четыре стороны. Михаил молча собрал вещи и ушел, бросив на прощание, чтобы Катька со своим ребенком не вздумала обращаться к нему за помощью. Вскоре Катерина узнала, что у ее избранника, оказывается, уже была семья и трое детей. Жена выгнала Михаила из дому по причине его неуемной тяги к противоположному полу. Через полгода на свет появился Валерка.
— Конечно, — вздохнула Нинка, — одной ей было нелегко сына поднимать. А тут еще проблемы со здоровьем начались по женской части. Катька иногда месяцами в больнице лежала. Валерка под общим дворовым приглядом и рос. Родных-то к тому времени у Катерины не осталось.
Первый раз Валера попался на краже кошелька у учительницы математики. Катерина долго плакала перед директором школы, умоляя, чтобы не передавали дело в милицию. В общем, инцидент замяли. Но парень уже покатился по наклонной плоскости. С трудом окончив восемь классов, он пошел доучиваться в ПТУ. А какое уж там воспитание. В училище Валерка сколотил небольшую бандочку, которая занималась тем, что обирала подвыпивших мужичков. Вскоре их накрыла милиция, и Валерий получил два года в колонии для несовершеннолетних. Отсидев, как говорят, от звонка до звонка, парень вышел на волю совсем другим человеком. Он начал безбожно пить, поколачивать мать и не хотел нигде работать. Скоро появились и дружки-приятели, такие же алкоголики и тунеядцы. К удивлению матери, Валерка женился. Правда, жена его была из той же компании, любила выпить и вскоре умерла, отравившись некачественной водкой. Но успела прописать мужа к себе в двухкомнатную квартиру. К тому времени Катерине дали инвалидность и работать она уже не могла. Теперь женщина получала небольшую пенсию по инвалидности, которой катастрофически не хватало, чтобы прокормить себя и великовозрастного сына. Валерий несколько раз устраивался работать, но отовсюду его гнали за пьянство. Катерина подрабатывала, где только могла: разносила почту, клеила конверты, даже пыталась выращивать на подоконнике шампиньоны. Дополнительным источником денег стало собирание пустых бутылок. Оно же осталось единственным, когда тетя Катя поняла, что зрение село, а здоровья ни на что не хватает. Как-то на рынке она разговорилась с такой же пожилой женщиной, и та подсказала Катерине, что можно сдавать угол в единственной комнатушке молдаванам, хохлам и прочим гостям города. Какое-то время тетя Катя так и жила: сама на кухне, а пять-шесть человек — в комнате. Все бы ничего, но стали донимать боли, как выразилась Нинка, по женской части. Сердобольные соседи посоветовали выгнать пришельцев и сдать квартиру полностью, а самой пожить у сына. В местной газете Катерина нашла объявление о том, что солидная фирма снимет квартиру для своих сотрудников. Она позвонила по указанному телефону и вскоре уже угощала чаем улыбчивого молодого человека. Юноша остался доволен жилищем, заплатил за полгода вперед и помог женщине перебраться к сыну. В скором времени в квартиру потянулись клиенты. В основном это были молодые девушки.
— Путанки небось, — закончила рассказ Нинка, — у них, наверное, эти, как их… экскорт-услуги были, во!
«Интересно, — подумала я, вспомнив о бланках и ксерокопиях, которые благоразумно прихватила с собой, — зачем бы путанам загранпаспорта? Нет, тут что-то другое!» Что именно, я решила выяснить сегодня же, разобравшись в бумажках.
— Спасибо, теть Нин, — сказала я вслух.
— Когда книжка-то будет? — поинтересовалась соседка.
— Какая? — не поняла я.
— Твоя, какая же еще?! Или не годится материал?
Я совсем забыла, что «собираю материал» для будущей книги!
— A-а! Да нет, материал годится. Только ведь ее еще написать нужно! Как только будет готова, я первым делом тебе дам почитать, честное слово!
Нинка удовлетворенно кивнула и ушла.
— Ну? — нетерпеливо спросила меня Дуська, закрыв дверь за Нинкой. — Тебе что-нибудь ясно?
— Не очень, — пожала я плечами. — Поехали домой, там у меня есть кое-что. Надеюсь, это поможет мне разобраться, кто есть ху!
Родной дом встретил нас ужасающим беспорядком. Впечатлительная Евдокия воскликнула:
— Женька, они нас нашли! Все, хана нам!
Сестра опустилась на пятую точку и тихонько заскулила. Меня же разобрал совершенно неуместный смех. Это, скорее всего, нервное. Отсмеявшись, я огляделась и не на шутку разозлилась.
— Да что же это такое на самом-то деле! — звенящим от гнева голосом воскликнула я. — Тут в поте лица трудишься, за ментов их работу выполняешь, а тебя же и грабят! Ну, держитесь!
Я в сердцах сплюнула на любимый ковер ручной работы и злобно потрясла кулаком в воздухе. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что воры были какие-то странные. Вернее, даже и не воры вовсе, а просто вандалы! Мои новенькие итальянские полусапожки из натуральной кожи с серебряными пряжечками сбоку начисто лишились каблуков. Да и невысокие голенища конкретно были изглоданы этими варварами. Бархатная подушка, всегда преспокойно лежавшая на диване, валялась на полу, демонстрируя свои не слишком приглядные внутренности. Ко всему прочему посреди комнаты красовались небольшие кучки из гречневой крупы, макарон и картошки вперемешку.
— Женька, а что они искали-то? — оглядев разруху, удивилась Дуська. — Слушай, у тебя ничего не пропало?
Кажется, я поняла, в чем тут дело, и угрожающе произнесла:
— Нет, ничего! Но лучше бы одному товарищу пропасть куда подальше и как можно дольше не показываться мне на глаза!
— Как это?! — Евдокия посмотрела на меня округлившимися от удивления глазами. — Ромка же уехал! Мы сами его с утреца проводили!
Не отвечая сестрице, я решительно протопала на кухню. Там на обеденном столе мирно дремал Рудольф. Услышав мои шаги, он еще крепче зажмурился и уткнулся носом в пластиковый пакет, лежавший рядом.
— Рулечка, роднулечка, — сладким голосом пропела я, — просыпайся, сволочь, разговор есть!
Такса притворилась, что совершенно меня не слышит и слышать не желает. Потратив минуты две на уговоры животного, я прибегла к запрещенному приему. Набрав в грудь побольше воздуха, я громко крикнула:
— Ромка пришел!
Услыхав имя любимого хозяина, Рудольф мигом соскочил со стола и забился в гол между плитой и окном. Выудив собаку из убежища, я подхватила его на руки и направилась на место происшествия. То, что я увидела, заставило меня вздрогнуть и разжать объятия. Рудольф шмякнулся на пол и быстренько просеменил на место прежней дислокации. На полу, скрестив ноги по-турецки, сидела Евдокия и, словно Золушка, выковыривала картофелины из общей кучи, грустно вздыхала и приговаривала:
— Ну вот, сейчас картошечку выловим и пожарим. Кушать очень хочется!
— Дурдом! — подвела я итог и отправилась в нашу с Ромкой комнату. Там, под матрацем, я спрятала похищенные на месте преступления ксерокопии паспортов. Достав заветные бумажки, я уселась на кровать и принялась их изучать.
Первый паспорт принадлежал некой Макаровой Елене Викторовне, 1979 года рождения, проживающей по адресу: улица Школьная, дом 1, квартира 57. Гражданка Макарова в браке не состоит, детей не имеет и воинской повинности не несет. Недолго думая, я побежала к Дуське, чтобы немедленно поднять ее по тревоге и отправиться в гости к Елене Викторовне.
Мой бег прервал аромат жарившейся картошки с чесноком. Желудок моментально среагировал на раздражитель и напомнил, что неплохо бы что-нибудь в него положить, а жареная картошка — это как раз то, что надо. Помимо воли перед глазами возникли образы малосольных огурчиков, картошечки и зеленого лука. Немного поразмышляв, я решила, что гражданка Макарова может и подождать, и направилась на кухню. Возле плиты священнодействовала Евдокия. Уж что-что, а готовила она всегда замечательно. Особенно ей удавалась пицца и прочая выпечка. Привлеченный разнообразными ароматами, Рудольф выполз из своего убежища и теперь преданно смотрел на стряпуху. В ожидании пищи телесной к нему присоединилась и я.
— Дусь, ты давай корми нас, и нужно идти, — поторопила я сестру.
— Куда это ты собралась? — удивилась она.
— К дамочке одной хотелось бы заглянуть. Макарова Елена Викторовна.
— А кто это?
— Хм, это, Дуся, клиентка фирмы. Она оставила ксерокопию паспорта на месте преступления. Ну а я прихватила.
Евдокия помешала картошку на сковородке, чем вызвала усиление слюноотделения. Теперь уже ни я, ни Рулька не могли отвести взгляд от плиты.
— Ты бы, Евгения, Вовке позвонила, — не обращая внимания на голодные взгляды присутствующих, продолжала сестрица. — Может, ему удалось что-нибудь узнать?
— Что именно? — с сарказмом поинтересовалась я.
Меня, конечно, можно заподозрить в нелюбви к органам правопорядка, но это не так. Милицию я уважаю. Они ребята молодцы. Кривая преступности в нашем отдельно взятом городе неуклонно снижается, о чем недавно по местному телевидению радостно сообщил начальник милиции города. Послушав милицейского босса, я умилилась, загордилась и немедленно позвонила другу Вовке, который принадлежал к числу доблестных защитников покоя мирных граждан. Вполне искренне я поздравила Ульянова с хорошей работой и выразила надежду, что уж теперь-то любимый город может спать спокойно. К моему великому изумлению, следователь рассвирепел и грозно рыкнул:
— Хватит издеваться!
Я растерянно сжимала пикающую трубку в руках, силясь понять, почему Владимир Ильич так разозлился. Ромка мне объяснил, что все эти цифирьки и бравые рапорты, несущиеся с экрана, — всего лишь умело состряпанная чернуха, что раскрываемость тяжких и особо тяжких преступлений практически нулевая, что в отчеты в основном попадают бытовые преступления. Например, пьяный муж в пылу семейной разборки зарезал жену, спокойно улегся спать, а утром, увидев труп, позвонил в милицию с требованием разобраться, кто же посмел лишить жизни его дражайшую супругу. Когда же ему сообщают, что это пело его рук, он горько плачет и чистосердечно признается в преступлении. Однако в рапорт чистосердечное признание не вносится, а оформляется как самостоятельная работа оперативников. Уяснив, что, как выразился классик, «дурят нашего брата», я несколько умерила пыл и в душе поклялась, что отныне буду делать все от меня зависящее, чтобы помочь родной милиции справиться с тяжкими преступлениями.
Несколько раз у меня это получилось. И теперь я по праву могла гордиться собой. Правда, Вовке не слишком пришлось по душе мое новое хобби. Он всячески пытался мне помешать, вставлял палки в колеса, утаивал оперативно-следственную информацию и, кажется, всерьез вознамерился отстранить меня от дальнейших расследований. Поэтому сейчас на слова Дуськи я лишь саркастически усмехалась.
— Может, и узнал, — согласилась я, — но только вряд ли захочет поделиться с нами.
— А ты попробуй, — настаивала Евдокия, — а я пока на стол соберу.
Без особой надежды на успех я принялась тыкать в кнопки телефона.
— Ульянов на проводе, — через минуту раздался бравый голос следователя.
— Привет, майор! — поздоровалась я. — Как дела на фронте борьбы с преступностью?