— Мне представляется очень полезным в свете этих обстоятельств тщательно обдумать возможные мотивы. Мы должны решить, какому из типов соответствует данное убийство. Было ли это преступление на почве любви и ревности, или же оно было совершено ради денег? В случае Сирила Фелтона оно попадает во вторую категорию, но мотивы у него очень слабые. Она могла пригрозить, что пойдет в полицию, но, думаю, он достаточно хорошо знал ее, чтобы быть уверенным, что она этого не сделает, если он сам ее до этого не доведет. Она хотела предложить ему десять фунтов и знала, что он их возьмет. Ему не было нужды ее убивать. Ты согласен?
— Да, вы правы.
— Мотив Феликса Брэнда — это сильная ревность, которую он и не пытался скрывать. Он мог убить мисс Эдриан, но не мог взять пальто или вернуть на место шарф.
— Согласен.
— Но, Рэндалл, в этих двух домах живёт еще несколько людей. Думаю, у каждого мог быть свой мотив, и выяснение этих мотивов может оказаться весьма полезным. Я не желаю, чтобы ты истолковал мои слова так, будто я подозреваю всех и каждого, но, думаю, мы обнаружим, что у большинства были причины убрать мисс Эдриан с дороги. Взять, к примеру, Пенни Хэллидей.
— Мисс Сильвер, прошу вас!
Она невозмутимо продолжила.
— Наличие мотива для убийства еще не означает, что убийство могло быть совершено. У Пенни был очень веский мотив. Мистер Феликс Брэнд подвергался влиянию, производившему ужасающий эффект на его характер, здоровье и карьеру. Но у нее не было доступа к плащу мисс Брэнд, и она не могла вернуть на место шарф.
Он поднял брови, улыбнулся и сказал:
— Тупик.
Мисс Сильвер продолжила:
— Такая же сложность возникает в случае с миссис Брэнд и мисс Ремингтон. У них не было доступа к плащу или шарфу, и ни у одной из них не было очевидных для нас мотивов, чтобы избавиться от мисс Эдриан. Они, бесспорно, не питают нежной привязанности к Феликсу Брэнду, и, в любом случае, его связь с Хелен Эдриан была на грани разрыва, — она помолчала и задумчиво добавила, — у них не было мотивов для убийства.
— Итак, с одной половиной дома мы разобрались. Кто будет следующим?
Она сказала чопорным, серьезным тоном:
— Элиза Коттон, — и увидела, что он улыбается.
— Ну-ну...
— У нее были такие же веские мотивы, как и у остальных, Рэндалл. Она чрезвычайно привязана и к Феликсу Брэнду, и к Пенни Хэллидей. Можно сказать, это она их вырастила. Думаю, что миссис Брэнд и мисс Ремингтон должны были знать о разрыве между мистером Феликсом и мисс Эдриан, но вряд ли Элиза знала. У нее определенно был мотив. И, безусловно, как и каждый на этой стороне дома, она могла взять плащ и шарф.
— Но никаких мотивов, чтобы подставлять Мэриан Брэнд.
— О, нет, Рэндалл. Здесь есть мотив денежного характера. Деньги не для нее, а для мистера Феликса, который бы получил свою долю наследства, если бы удалось избавиться от Мэриан Брэнд.
— У вас незаурядный ум.
— При изложении фактов незаурядности ума не требуется. Давайте перейдем к мисс Мэриан Брэнд. Единственный возможный мотив, который мы можем представить, и тот крайне слабый, и не нужно, я думаю, принимать его сколько-нибудь серьезно. Ее зять в течение пикника легко шутил и флиртовал с мисс Эдриан, и его супруга определенно была очень подавлена. Но, оставив это в стороне, думаю, мы должны верить, что у мисс Мэриан больше смекалки, чтобы оставить плащ там, где он был найден, и повесить окровавленный шарф в коридоре вместо того, чтобы постирать его.
— Более чем согласен.
— Мотивы Инны Фелтон, пожалуй, будут посильней, чем у ее сестры, но не думаю, что это задержит наше внимание дольше, чем на мгновение. Она добрая, кроткая девочка, чьи чувства были задеты, но не столько, как мне кажется, обычным флиртом со стороны ее супруга, сколько теми финансовыми претензиями, что он предъявлял ее сестре. Правда, она, кажется, потрясена в большей степени, чем кто-либо в обоих домах, но она очень чувствительна и впервые в жизни столкнулась со столь жестоким преступлением. Возможно, она подозревает своего мужа. Она избегает его, и это весьма заметно, чего не было, когда мне случилось подслушать их разговор в библиотеке в Фарне. Тогда я подумала, что между ними возникли какие-то разногласия. Он добивался от ее сестры денег, но мисс Мэриан оставалась непреклонной. Но, принимая это к сведению, ее обращение с ним было естественным, и она охотно отправилась с ним на ланч.
Марш стоял около старомодного камина, положив руку на каминную полку, и смотрел на мисс Сильвер. Она была в платье с маленькой кружевной манишкой и высоким воротничком на китовом усе, на груди бусы из мореного дуба и брошь, гармонирующая с ними, на плечах оливково-зеленая шаль, а ее маленькие умелые ручки, занятые четырьмя стальными спицами, вывязывали ступню чулка Дерека.
— Вы говорите, тогда ее обращение с мужем было естественным. А теперь оно естественно?
— Никоим образом, Рэндалл. Думаю, есть что-то, что она скрывает даже от своей сестры, и, думаю, это касается ее мужа. Это может быть связано, а, может, и нет со смертью мисс Эдриан. Когда я сейчас спускалась вниз, Сирил Фелтон стучался к своей жене в комнату и уговаривал его впустить. Его слова были: «Инна, бога ради, впусти меня! Мне нужно с тобой поговорить».
— Она его впустила?
— Да. И, должна сознаться, хотела бы я знать, что они в настоящую минуту говорят друг другу.
Лукаво взглянув на нее, он сказал:
— О, даже у вас есть свои слабости.
Мисс Сильвер кашлянула с упреком.
— Рассмотрим кандидатуру мистера Ричарда Каннингема.
Марш удивленно распрямился.
— Каннингем? Но его не было в доме.
— Не думаю, что следует исключать его из нашего списка возможных убийц, если можно так выразиться. Мы ведь, просто рассматриваем варианты. Следовательно, кандидатуру Ричарда Каннингема тоже должно рассмотреть. Он покинул дом в половине одиннадцатого, но даже если он и был в отеле в Фарне, ничто не могло помешать ему вернуться обратно. Он мог условиться о встрече с мисс Эдриан, пока пикник был в разгаре и действительно сидел рядом с ней какое-то время. Он мог встретиться с ней на террасе и мог убить ее.
Марш спросил:
— Но зачем?
— Я не знаю. Но, в конце концов, они были старыми знакомыми. Она очень старалась дать понять, что их взаимоотношения некогда были ближе, чем просто знакомство. Ей хотелось, без сомнений, досадить мистеру Феликсу, и, возможно, мисс Мэриан. Но мистеру Каннингему она определенно не досаждала.
Марш сказал с легкой примесью гнева в голосе:
— Но вы ведь не намерены возбуждать дело против Каннингема?
Она продолжала вязать.
— Я просто пытаюсь показать тебе, что у него тоже мог быть мотив, и что у него определенно была возможность как прийти на встречу с мисс Эдриэн, так и скрыть это. Заходить дальше этого предположения я не желаю. У него, конечно же, не было доступа к плащу и шарфу, и он точно не мог вернуть шарф обратно после убийства. Пожалуй, на этом завершается наш обзор тех, кто мог желать Хелен Эдриан смерти, и у кого была возможность это осуществить.
Теперь он стоял спиной к каминной полке, держа руки в карманах, и думал, что все это очень хорошо, но ни к чему их не привело. Марш облек мысли в слова.
— Знаете, это никуда нас не ведет.
Она взглянула на него с улыбкой.
— Во всяком случае, это расчистило почву, как мне кажется. Из восьми людей в двух домах, у миссис Брэнд и мисс Ремингтон не было явных мотивов, чтобы желать смерти Хелен Эдриан, у мистера Каннингема, Мэриан Брэнд и Инны Фелтон, можно сказать, были возможные, но слабые мотивы, у Элизы Коттон и Пенни Хэллидей были мотивы любви и желания защитить того, кого любят, у Феликса Брэнда был мотив ревности, а у Сирила Фелтона — мотив страха. Конечно, может быть, плащ и шарф взял не убийца. Это мог сделать кто-то, кто хотел оставить ложные следы, чтобы скрыть убийцу.
Он выглядел изумленным.
— Так вот что вы прячете в рукаве?
— Рэндалл, мой дорогой!
— Я знал, что вы что-то вычислили. Если кто-то здесь и мог сделать то, о чем вы говорите, то это Элиза Коттон. Она могла бы замести следы ради Феликса Брэнда или ради Пенни Хэллидей. Но зачем ей оставлять следы таким образом, чтобы подозрение пало на Мэриан Брэнд?
Он осекся, поскольку мисс Сильвер отложила свое вязание и взглянула на него с видом, который показался ему рчень внушительным. В нем крепла убежденность, что она вот-вот достанет из рукава не что-нибудь, а приличных размеров бомбу.
Она начала:
— Мой дорогой Рэндалл, думали ли вы...
Глава тридцать вторая
Инна Фелтон медленно подошла к двери и повернула ключ. Ей нужно увидеться с Сирилом, потому что она должна сказать ему, что она обо всем знает, и что он должен уйти и никогда больше не возвращаться. Она не сказала полиции и ни одной живой душе, но Сирилу она должна сказать, и он просто обязан уйти. И потом, это не он оказался в тюрьме, а она — изолированная от всех, наедине с тяжким бременем того, что знала. Она не могла никому рассказать, даже Мэриан.
Она открыла дверь и наблюдала, как он вошел и запер ее на ключ. Даже будучи в глубоком отчаянии, она испугалась. Она стала пятиться от него, пока не уперлась в спинку кровати. Это была широкая, старомодная кровать с медными набалдашниками на спинке, большими на углах, маленькими посередине. Она ухватилась за большой набалдашник с той стороны, что была ближе к окну и обошла кровать, затем села на нее. Ей необходимо было сесть, потому что ее ноги дрожали.
Сирил тоже сел. У окна стояло удобное кресло, и он в нем устроился. На этот раз он действительно не помышлял об игре, но он так часто прибегал к жестикуляции на сцене, что патетические жесты явились сами собой. Он застонал, запустил руки в волосы и сказал:
— Они думают, что я убил ее.
Инна совсем ничего не почувствовала. За последнее время она столько раз говорила это самой себе, что, казалось, невозможно уже что-либо чувствовать по этому поводу. Она все перечувствовала, и ничего не осталось. Она взялась за набалдашник на углу спинки кровати и сказала:
— А разве ты не убивал?
— Инна!
Его голос звенел праведным негодованием. Он наклонился в кресле вперед, руки на подлокотниках, в расширившихся глазах страх и укор.
Вздох удивления только растревожил пучины ее страдания. Она сказала:
— Это ведь ты сделал, разве нет? Я видела.
— Инна, ты с ума сошла?
Она упрямо наклонила голову.
— Я видела.
— Не могла ты ничего видеть. И что же, по-твоему, ты видела?
Выговориться было облегчением. Она сказала тихим, невыразительным голосом:
— В четверг ночью мне не спалось, совсем не спалось. Я услышала скрип половицы, когда ты вышел из своей комнаты. Я встала, потому что боялась, что ты придешь сюда. Но ты спустился по лестнице. Я вышла и смотрела сверху на прихожую. Ты прошел по коридору, открыл дверь, ведущую на ту сторону, и вошла Хелен Эдриан.
— Инна!
— Ты взял плащ Мэриан, и она его надела. Шарф упал на пол. У тебя был фонарик — в его свете легко различались цвета. Ты не должен был позволять ей брать шарф Мэриан... — ее голос оборвался.
Он сидел, наклонившись вперед, с мертвенно-бледным лицом, не сводя с Инны глаз.
— Ты не понимаешь. Я должен был увидеться с ней наедине. Они говорят, что я ее шантажировал. Что, черт возьми, за чепуха! Мы дружили много лет, и все, чего я хотел, это получить немного денег. Она ведь собиралась выйти за Фреда Маунта, так? Пятьдесят фунтов для нее ничего бы не значили, ничего вообще. А Фред не женился бы на ней, если бы узнал, что у нее был роман с Феликсом. Так что, пятьдесят фунтов — это совсем дешево. А она имела наглость предложить мне десять!
Инна тем же тихим голосом сказала:
— Ты ее шантажировал?
Он раздраженно ответил:
— О, называй это, как хочешь! Кажется, вы с Мэриан думаете, что человек может прожить без денег. Маунт просто ходячий банк. Что такое пятьдесят фунтов? Она бы даже и не заметила их отсутствия. Но я должен был встретиться с ней наедине. Феликс глаз с нее не спускал, так что мы обо всем уговорились на пикнике. Я должен был впустить ее, и мы бы все обговорили. Можешь быть уверена, она просто хотела прийти, к соглашению, потому что Маунт не смирился бы с тем, что она сделала, и она это хорошо понимала. Она была холодна. Скажу это вместо Хелен, у нее были свои причины. Она знала, что у нее проблемы. Пятьдесят фунтов почти были у меня в кармане. Но мне нужно было с ней повидаться, мы должны были поговорить. И, как только я пропустил ее через стену, я понял, что в доме это делать небезопасно. Ну, потому что ты не спишь, и, если ты спустишься вниз и застанешь нас вместе посреди ночи, то какую истерику закатишь, — он злобно рассмеялся. — С тебя бы сталось, скажешь, нет?!
Она сказала безо всякого выражения:
— Я спустилась вниз и застала вас вместе.
— Ничего такого, чтобы ревновать, слово даю.
К горлу Инны подступила тошнота. Ее рука все еще держалась за медный набалдашник. От холода металла ее ладонь закоченела. Она чувствовала, как холод распространяется по руке, а затем по всему телу. Она сказала:
— Продолжай.
— Ну, тут меня осенило. Я сказал: «Послушай, пойдем на пляж. Инна еще не спит, тебе ведь не хочется затевать очередной скандал». Я заставил ее надеть плащ Мэриан и повязать на голову ее шарф, просто на случай, если кто-нибудь выглянет из окна — светлые волосы так бросаются в глаза, а я не был уверен, что ночь будет безлунная, — и мы вышли через кабинет и спустились на самую нижнюю террасу.
— Я вас видела.
Он с упреком покачал головой.
— Вообще-то, ты не должна была шпионить. Тебе не о чем было тревожиться, и, в конце концов, это просто не твое дело.
— Я не шпионила. Я вернулась к себе в комнату. У тебя был фонарик. Ты зажег его, когда вы спускались с лужайки вниз по лестнице. У нее на голове был шарф Мэриан. Свет упал на него, когда она спускалась по ступенькам. Я же видела. Ты не должен был позволять ей брать шарф Мэриан.
— Что за вздор! Это только доказывает, насколько это была целесообразная мера предосторожности. Нам нужен был свет фонарика на лестнице, чтобы не переломать в темноте ноги. Поэтому я и зажег его. Я полагаю, ты увидела шарф, когда я оступился, и свет фонарика взметнулся вверх. Я хочу сказать, если бы кто-нибудь еще выглянул из окна, он мог бы увидеть светлые волосы Хелен, если бы я не позаботился о том, чтобы прикрыть их. Шарф Мэриан, подумать только! — он опять злобно рассмеялся. — Инна, в самом деле, вечно ты говоришь самые идиотские вещи!
Она сказала:
— Продолжай.
— Ты все время меня перебиваешь. На террасе была скамейка, и мы сели. Было тепло, и она сняла плащ, нас ведь никто не мог увидеть. Мы говорили, и она повела себя страшно неразумно, я хочу сказать, страшно. Она со всей серьезностью угрожала пойти в полицию, хотя, конечно, не собиралась этого делать. Я просто над ней посмеялся. «Отлично, — сказал я, — если ты этого хочешь. Давай раскроем карты и обнародуем все в газетах, и посмотрим, что на это скажет Фред Маунт». Ну, тут у нас случилась небольшая перепалка, сказали друг другу пару ласковых. Но это меня не задело, я знал, что ей надо выговориться, и, когда она закончила на «десять фунтов, и это мое последнее слово, или забирай, или проваливай», я сказал: «Тут не о чем говорить», — и пошел в дом.
Инна сказала:
— Ты убил ее.
Сирил изобразил возмущенную невинность.
— Ничего подобного! Какого черта мне было ее убивать? Я собирался назавтра выехать с ней вместе в город, и, если бы она не раскошелилась на пятьдесят фунтов, я собирался повидаться с Маунтом. Из принципа, понимаешь. Я думал, он должен узнать о том, что творится у него за спиной, вот что я собирался сделать. Но, конечно, я ее не убивал. Я просто оставил ее там и ушел. Я понимал, что она осознает необходимость заплатить, когда все обдумает, вот я и ушел, предоставив ей возможность как следует поразмышлять.