Кирилюку показалось, что в комнате кто-то вдруг начал пилить дрова. Иллюзия была настолько сильной, что он оглянулся, но, никого не увидев, понял: это смеется Кремер. Да, старик смеялся — с хрипом и дребезжанием; казалось, старая, ржавая пила врезалась в гнилое дерево.
— Ха-ха-ха… Этот шалопай уж всегда влипнет… Ха-ха… Я так и знал… Не одно, так другое… Однако почему он очутился в Кракове?
Ответ на этот вопрос был подробно продуман.
— Один из наших общих знакомых порекомендовал господину Кремеру встретиться со мной. Я тоже ювелир и помог ему провести одну интересную сделку. Он уже собрался ехать дальше, но вдруг заболел…
— И написал письмо, — продолжал Кремер, — рекомендуя вас как солидного человека, чуть ли не своего друга.
Сонные глаза старика моментально стали живыми и пронзительными. Кирилюк понял, что его первое впечатление о Кремере оказалось ошибочным: перед ним не утомленный жизнью, с притуплёнными рефлексами человек, а умный и энергичный делец, с которым не так-то просто меряться силами.
Кремер продолжал:
— И вот вы являетесь с этим письмом ко мне, надеясь одурачить старого колпака…
— Что вы, господин Кремер! — вскричал Кирилюк. — Я только имел в виду…
— Меня не интересует, что вы имели в виду. Вам надо лишь знать, что рекомендацию этого сопляка, моего племянника, я воспринимаю лишь как анекдот. Человек, который смог пустить по ветру такое наследство, какое оставил его отец, не имеет права на доверие.
“Так вот в чем закавыка!” — подумал Петро. Он готовился к нескольким вариантам встречи с Гансом Кремером, но такого предвидеть не мог. Придется перестраиваться на ходу — старик так легко не отделается от него.
Словно читая мысли Кирилюка, Ганс Кремер сказал:
— Вот так, молодой человек, — заглянул в ящик стола, куда спрятал рекомендательное письмо, — кажется, господин Герман Шпехт. Я благодарен за то, что вы передали привет и письмо от моего племянника, но, к сожалению, дела…
Он приподнялся, давая понять, что разговор окончен.
— Минуточку, господин Кремер, — твердо сказал Герман Шпехт. Уголки губ у него опустились, лицо приобрело упрямое выражение. — Я пришел к вам не затем, чтобы обсуждать характер и поведение вашего племянника. Меня привели дела. Я ювелир и хотел бы…
— Ювелир?.. — состроил гримасу Кремер. — Я не люблю шантажа и в случае чего могу вызвать полицию. Мне известны все ювелиры Германии, но Германа Шпехта среди них не припоминаю.
— И все-таки он существует, — весело сказал Петро. Он решил идти напролом. — Хотите вы того или нет, а существует и, надеюсь, всегда будет процветать!
— Но при чем тут я? — сухо спросил старик.
— Дело в том, что я решил установить с вами деловой контакт, — ответил Петро. — Вы меня устраиваете, господин Кремер. Вернее, не вы, а безупречная репутация вашей фирмы.
Лицо Кремера налилось кровью. Он хватал воздух раскрытым ртом, вытаращив глаза на гостя. Наконец овладел собою и сказал с иронической благожелательностью:
— Вы либо идиот, либо неопытный жулик. Идите, я не стану вызывать полицию…
Вместо ответа Петро вытащил из кармана коробочку и раскрыл ее перед самым носом Кремера.
Удар был рассчитан точно. Ювелир зажмурился, как от яркого света. Длинными бескровными пальцами схватил коробочку и чуть ли не ткнулся в нее носом. Не глядя, нащупал в ящике лупу и долго разглядывал небольшой камешек, поблескивавший на черном бархате. Нос у старика заострился, костлявые, царапающие пальцы дрожали, и весь он был похож на ястреба, который сейчас вцепится острыми когтями в жертву и примется клевать и рвать ее на части.
Наконец, сделав усилие, оторвался от бриллианта и поднял глаза на Петра. Вытер проступившую слезу белоснежным платком, закрыл коробочку и пододвинул ее к посетителю.
— Возьмите и больше никому не показывайте, — сказал равнодушно. — Краденое не покупаю…
Слова эти больно хлестнули Кирилюка, но он сдержался.
“О-о! — подумал Петро с уважением о хозяине. — А ты стреляный воробей!”
Медленно запрятал коробочку, вздохнул и поднялся.
— Что ж, я думал, мы найдем общий язык, господин Кремер, — произнес Петро спокойно. — Жаль… Мое почтение! — повернулся и направился к дверям, почти не сомневаясь, что ювелир сейчас остановит его, что все это игра, точно рассчитанная на несколько ходов вперед; партнер у него серьезный, и сейчас трудно предопределить результат поединка.
— Минуточку, господин Шпехт, — услышал Петро, берясь за ручку двери, — а чем вы можете доказать, что бриллиант принадлежит вам?
Петро усмехнулся: первый ход сделан правильно! Если бы он вскипел, заспорил — проиграл бы. Старик все равно не выпустит бриллианта из рук, он только хочет приобрести его за бесценок. Но теперь диктовать будет он, Герман Шпехт.
— Бриллиант — это пустяки, господин Кремер! — небрежно бросил Петро, возвращаясь. — У нашей фирмы значительно большие возможности… — Положив перед ювелиром документ сотрудника СД, он лицемерно вздохнул: — Но ведь вы несколько предвзято относитесь к нашим предложениям.
Этот документ был не очень высокого качества, и Петра предупредили, что им можно пользоваться лишь в крайних случаях. Но иного выхода не было. Кроме того, Петро знал: ювелир теперь думает только о бриллианте; вероятно, ему даже безразлично, краденый он или нет, и скорее всего в душе старик предпочитал бы, чтобы камень оказался краденым — все-таки меньше платить…
Кремер взглянул на документ и отодвинул его.
— Мы просто зря теряли время, господин Шпехт. Следовало начать с этого.
Петро спрятал документ в свой портфель.
— Как-то не подумал об этом. Ведь прежде всего я коммерсант.
— Ну, ну, — растянул свое длинное лицо в улыбке Кремер, но глаза оставались серьезными и сверлили Шпехта. — Приятно иметь дело с деловыми людьми. Вы хотите продать камень?
— Вы не ошиблись. — Петро снова выложил на стол коробочку.
Ювелир взвесил бриллиант.
— Восемь с половиной каратов.
Капнул на камень кислотой. Причмокнул бескровными губами и сухо сказал:
— Он стоит сорок тысяч марок. Могу предложить тридцать пять.
“Начинает приблизительно с половины цены”, — прикинул Петро и скучным голосом сказал:
— Вы же сами только что сказали, что любите иметь дело с деловыми людьми. За кого вы меня принимаете?
— Сколько же вы хотите? — спросил старик, привстав с места.
— Бриллиант стоит более восьмидесяти тысяч, коллега. Семьдесят пять мне заплатят с закрытыми глазами.
Ювелир опустился на стул.
— Да, вы знаете подлинную цену, — сказал с уважением. — Но сейчас война… Люди хотят покупать колбасу, а не бриллианты.
— Разница между ограниченным человеком и умным, — поднял брови Петро, — в том и состоит, что умный знает, когда покупать колбасу, а когда бриллианты. И лучше всех должны это знать мы, немцы, которые уже пережили одну послевоенную инфляцию. Сколько выиграли тогда те, кто вложил деньги в драгоценности? Вы знаете это лучше меня, господин Кремер.
— Не те времена, не те времена! — возразил ювелир. — Доблестная немецкая армия одерживает победу за победой.
— Учитывая именно это, — прервал хозяина Петро, — а также то, что это наша первая сделка, я возьму с вас всего семьдесят тысяч и лишь треть — в твердой валюте. Имею в виду доллары и фунты.
Ювелир скрипуче засмеялся.
— Доллары и фунты!.. Ха-ха… Валюта… Где же вы возьмете сейчас валюту?
— Ладно, двадцать процентов валютой, — вздохнул Петро. — И это мое последнее слово!
Ганс Кремер забегал по кабинету. Передвигался он необыкновенно легко — заложив руки за спину, задрав голову и немного подпрыгивая. Казалось, ювелир забыл про торговлю, про бриллиант и про посетителя. Молча попрыгав, сел на стул напротив гостя, уставился на него неподвижным взглядом бесцветных, почти белых глаз.
Петро выдержал этот тяжелый, неприятный взгляд. Кремер облизнул сухие губы и глубоко, с присвистом вздохнул:
— Хорошо… Пусть будет по-вашему… Так и быть, поскольку это наша первая операция…
— Первая или последняя, — ответил Петро, — какое это имеет значение? Я не позволю обирать себя никому — невзирая ни на возраст, ни на авторитет фирмы.
— Вы мне нравитесь, молодой человек, — засмеялся Кремер. — У вас настоящая деловая хватка.
— Немецкая, — поправил его Петро.
— Совершенно верно! — подхватил ювелир. — Полагаю, что, кроме этого камня, у вас найдется еще кое-что?
— Может быть, и найдется… — начал Петро.
Но Кремер не дал ему договорить. Опустив подбородок на свои белые руки, он начал монотонно:
— Мы живем в очень ответственный для немецкого народа период, господин Шпехт. Я имею в виду не только наши военные дела, но и, так сказать, ситуацию экономическую и торговую. В результате победного наступления наших войск происходит кое-какое перемещение ценностей. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? С Востока на Запад!.. К сожалению, поток этих ценностей похож на жалкий ручеек, а он должен стать полноводной рекой. Конечно, отчасти виновата наша администрация, которая, я бы сказал, примитивно регламентирует деловую инициативу на невозделанной ниве. Все это приводит к тому, что значительная часть ценностей, захваченных нашими людьми на Востоке, оседает на месте, а это — я не боюсь громких слов — преступление перед нацией! — На миг остановился, пошевелил губами. Затем многозначительно изрек: — И каждый порядочный немец-патриот должен приложить максимум усилий, чтобы помочь нашей державе в деле перемещения ценностей и тем самым укрепить великую Германию!
“Ишь, какую идеологию подвел! — усмехнулся про себя Петро. — Вот что значит коммерсант! Ведь знает, негодяй, откуда берется это золото! И глазом не моргнул…”
— Вы совершенно правы, — воспользовался Петро секундной паузой, — говоря о временных э-э… непорядках в операциях с драгоценностями. Отдельные наши чиновники не понимают той простой истины, что карман немецкого коммерсанта есть в то же время и карман государства.
— О-о! Как справедливо сказано! — Кремер многозначительно поднял палец.
“Тебе только дай, сам черт потом не вырвет”, — подумал Петро и продолжал:
— Именно это я и хотел подчеркнуть перед тем, как условиться о продаже еще некоторых драгоценностей. Вовсе не нужно, чтобы чинуши узнали о характере наших с вами сделок. Это было бы невыгодно ни мне, ни вам…
Кремер стал совсем другим — теперь он был похож на прекрасно выдрессированную легавую, которая почуяла запах дичи и сделала стойку. Ноздри старика раздувались, в глазах замигали хищные огоньки. Ювелир потер руки и сладким тоном сказал:
— Это изъятое на Востоке золото там, на месте, очень дешево. Надеюсь, вы не станете требовать от старого и бедного ювелира слишком много за него? К тому же секретность сделок…
“Сквалыга!” — подумал Петро. Ему давно уже надоел этот разговор, противно было не только торговаться, даже глядеть на Кремера. Но поддаваться было нельзя — старый пройдоха быстро скрутил бы его в бараний рог.
— В конце концов меня мало беспокоит, будете ли вы афишировать наши сделки или нет. Просто это может повлиять на их дальнейший ход. И вообще такого рода делам реклама только вредит.
— Ха-ха… — проскрипел ювелир. — Я давно уже понял вас, молодой человек. Короче — мы достигнем согласия, если моя фирма получит тридцать процентов скидки от оптовой цены.
— Что?! — возмущенно поднял брови Петро.
— Фирма имеет слишком хорошую репутацию, чтобы рисковать ради какой-то мелочи.
— И пятнадцати процентов будет даже слишком много, господин Кремер. Кроме того, я помню ваши слова о том, что каждый порядочный немец…
— Двадцать пять… — замахал руками ювелир.
— Двадцать — мое последнее слово!
— Ладно. — Старик обошел вокруг стола, сел на свое место. — Но при условии, что товар удовлетворит нас.
— Я не собираюсь навязывать вам всякий хлам. Вы можете приобретать лишь то, что будет устраивать фирму.
— Когда я увижу товар?
— Хоть сейчас, — похлопал Петро по небольшому кожаному саквояжу.
— Как! — подскочил ювелир. — Вы носите драгоценности с собой? В такое тревожное время?..
— Именно поэтому, — улыбнулся Петро. Он вытащил из саквояжа шкатулку, искоса наблюдая за тем, как руки старика потянулись к ней. — Я знаю, вас трудно удивить, но кое-что тут есть…
Кремер склонился над шкатулкой. Долго рассматривал драгоценности. И когда, наконец, нашел в себе силы оторваться от шкатулки, то с уважением уставился на гостя и сказал:
— Воистину вы явились сюда из волшебной сказки, молодой человек!
— Я давно уже вышел из детского возраста, но даже в те далекие годы не увлекался сказками, — улыбнулся Петро. — Меня интересуют деньги!
— Оптом? — спросил ювелир.
Петро кивнул.
Прошло по крайней мере три часа, пока они достигли согласия. Кремер торговался за каждую марку, бегал по кабинету, хватался за голову и совсем заморочил Петра, который представлял себе владельца солидной фирмы респектабельным человеком. Все же каждый остался доволен заключенной сделкой. Петро радовался тому, что он выручил много больше, чем предполагал Заремба; Кремер же был счастлив, что в нынешние тревожные времена ему удалось так выгодно вложить деньги: что ни говори, а золото всегда остается золотом!
— Надеюсь, — сощурил глаза ювелир, — вы понимаете, что сразу рассчитаться фирма не сможет. Во всем городе не найдется сейчас коммерсанта, который смог бы сразу оплатить все это наличными. Могу предложить треть деньгами, остальные — надежными гарантированными векселями.
— Я деловой человек, господин Кремер, — возразил Петро, — для предстоящих сделок мне нужны деньги. Простите, но там, где я работаю, ваши векселя стоят не больше, чем мыльный пузырь. — Ювелир сделал вид, что обиделся, но Петро не обратил на это внимания. — Да, мыльный пузырь… И не забудьте, мы условились — двадцать процентов валютой.
— Этот человек заставит вылететь в трубу, — состроил гримасу ювелир. — Но все же вам придется немного подождать. Деньги на улице не валяются.
— Сколько?
— Около недели.
Увидев, как недовольно поморщился клиент, хозяин сочувственно произнес:
— Я вас понимаю: в чужом городе… скверная гостиница… одиночество… Вот что, — предложил он, подумав немного. — Не лучше ли вам поселиться у меня на это время? Во всем доме — лишь я, дочь и экономка. Надеюсь, вы понравитесь моей Лотте…
Петро даже заерзал на стуле — он и не мечтал, что ему так повезет. Но сразу согласиться было бы неосмотрительно.
Кремер по-своему понял колебания гостя: наверно, не хочет связывать руки, будет зондировать почву у других ювелиров. Но не такой он дурак, Кремер, чтобы упустить саквояж с драгоценностями! Ювелир нажал на кнопку звонка и, когда в дверях появился приказчик с маленькими хитрыми глазками, приказал:
— Вызовите такси. И предупредите фрау Лотту, что мы едем домой. За вашим багажом потом пошлем шофера, — бросил он Петру таким тоном, словно у них все давно уже было решено.
Петро поднялся и покорно склонил голову.
— Мне не хотелось бы обременять вас своей особой, но, — развел руками, — больше ничего не остается, как с благодарностью принять ваше любезное приглашение.
— Поехали, — потянулся Кремер за старомодным черным котелком. — Сегодня я имею право немного развлечься.
В тот вечер Харнак был в хорошем настроении. “Наконец пан Сливинский устроился на работу по специальности!” — хохотал он.
Модест Сливинский немного злился на гауптштурмфюрера, но не мог с ним не согласиться: этот чертов гестаповец был прав. Тем более что поручение, полученное от Менцеля, в глубине души нравилось ему, даже льстило его самолюбию. Он чувствовал себя как актер, который получил, наконец, роль, о которой давно мечтал, роль, для которой все готово и продумано — мизансцены, паузы, даже отдельные интонации, но никто этого не подозревает, — и он удивляет всех неким гениальным экспромтом.
“Трудно, но попробуем…” — ответил он тогда Менцелю, уверенный в том, что для него это поручение в самый раз. Но почему же не покуражиться малость перед этим откормленным немцем! Во всяком случае, это поднимает тебя даже в собственных глазах, придает солидность и вес. Вот только этот Харнак! Пан Модест все время видит смешинку в его глазах, как будто проклятый гауптштурмфюрер заглянул ему в душу и прочитал самые сокровенные мысли. Однако это уж слишком: “Устроился на работу…” Свинья этот Харнак, не может без своих вульгарных шуточек. Больше того, неблагодарная свинья — ведь всегда расплачивается он, Модест Сливинский, а напоить Харнака не так уж и просто.