Вокруг обломков машины уже толпились зеваки, хранимые собственным неведением, а Грэхем, уязвимый для неведомого врага, благодаря подозрениям и познаниям, роившимся в мозгу, упрямо шагал прочь — шагал и боролся сам с собою, старался размышлять лишь о соблазнительном, полностью позабыв о насущном; шел и шел, настойчиво укрывая предательский разум спасительной маскировочной сетью чувственных вожделений — и постепенно победил в отчаянной борьбе.
— С какой стати вы считаете, будто я лгу?
— Вам лучше, чем кому бы то ни было, известно: раствор в емкостях непонятным образом заставило взорваться то самое таинственное явление, которое вы пытались фотографировать, — ответил Грэхем, чувствуя, как волосы на затылке начинают подыматься. — Ибо кому-то из ваших сотрудников удалось, наконец, получить запретное изображение. В качестве ответа Сильвер Сити смели с лица земли.
Судорога вдавила горло Грэхему. Он отчетливо понял^, что подписал себе смертный приговор, и е удивлением отметил: я все еще жив! Поглядел на Бича, желая увидеть, какое действие возымели последние слова; но ученый только крепче сжал скрещенные на груди руки, да в горящих глазах его блеснула едва различимая искра.
— Город пал жертвой того же явления, что погубило невесть сколько лучших ученых мира, — перешел в наступление Грэхем. — Выясняя обстоятельства их гибели, шаг за шагом я добрался до вас!
Он вытащил бумажник, извлек из него телеграмму и. передал Бичу. Тот негромко прочел: