Спустя семь минут я уже стояла с Роджерсом позади толстого покрова из глянцевых искусственных листьев, служащих в качестве импровизированного занавеса. Хизер уже была на сцене, выполняя свою часть представления - ходила с напыщенным видом и махала крыльями, позволяя детям дергать свои перья на хвосте.
Амфитеатр был переполнен: дети смеялись и хлопали в ладоши, прыгали в своих креслах, а их родители использовали это развлечение как повод заняться своими делами, набирая что-то в смартфонах, повторно нанося солнцезащитный крем, даже если дети извивались во все стороны, прокалывая коробки с соком маленькими соломинками.
Я наблюдала за белоснежно-белой собакой размером чуть больше крысы, - она облаяла Хизер, пытаясь на неё наброситься, когда та подходила ближе. Хозяйка собачонки, толстая женщина в бирюзовом и уже мокром от пота костюме, с трудом удерживала её на коленях.
Костюм русалки узкий, и в нём ужасно трудно маневрировать. Мне пришлось передвигаться утиной походкой по дорожке малюсенькими шаркающими шажками под пристальным взглядом различных посетителей парка. Кажется, меня сейчас стошнит.
- Когда изменится темп, это будет нам знаком, - сказал Роджерс, и в его дыхании я заметила запах пива. Он наклонился и обхватил рукой меня под колени. - Готова?
- Что ты делаешь?
Я попыталась быстро отскочить в сторону, но из-за костюма мне удалось лишь слегка подпрыгнуть. В один миг Роджерс взял меня на руки и понёс, как жених переносит невесту через порог.
- Русалки не ходят, - практически зарычал он, а затем застыл в широкой улыбке, обнажающей его дёсны, и мы вышли сквозь искусственную листву на сцену, как раз когда темп музыки сменился.
Здесь дети издают пронзительные визги, когда Роджерс наклоняется и опускает меня на большой плоский камень. На самом деле это окрашенный бетон, построенный для этой сцены с русалкой.
- Маши, - он снова рычит мне в ухо. А потом, выпрямившись, сияет улыбкой, обращаясь к толпе детей.
Мои щеки уже болят от улыбки, а в груди завязывается тугой узел страха. Я практически голая сверху, а внизу одета в чертов рыбий хвост перед сотней незнакомых людей.
Я поднимаю руку и быстро машу. И когда несколько детей машут в ответ, чувствую себя немного лучше. Снова машу руками, добавив экспериментальное покачивание парика - по моему мнению, худшей части костюма (массивный вонючий клубок светлых волос с приклеенными ракушками) - и девочка в переднем ряду наклоняется к своей маме и громко говорит, пытаясь перекричать музыку:
- Мамочка, ты видела красивую русалку?
Дара была бы в восторге.
Роджерс начинает исполнять свою песню и постепенно моя нервозность проходит. Всё, что мне нужно делать - просто сидеть и жестикулировать, двигать ногами так, чтобы хвост шлёпался об камень, хлопать в ладоши и покачиваться в такт музыке. Я даже подпеваю на припеве: «ФанЛэнд - это место, где исполняются мечты... Веселье, солнечный свет, а также новые друзья...».
Мы как раз дошли до последнего куплета, когда это произошло. Эта та часть песни, где звучит сводка правил «ФанЛэнда». Пират Пит только что пропел трель о запрете бегать и начал напоминать о вреде разбрасывания мусора. Когда дело дошло до строчки «Не будь лентяем, подними свою жевательную резинку!», Хизер с важным видом подошла к краю сцены, наклонилась и показала свой плоский, покрытый перьями зад толпе. Все взорвались от смеха. Собака в первом ряду залаяла так яростно и начала вырывается так сильно, что мне показалось, она вот-вот загорится. Внезапно, вырвавшись из рук хозяйки, собака прыгает на Хизер. Хизер кричит, пока собака рычит и целиться зубами в ее зад. К счастью, костюм плотный и собаке удается лишь набрать полную пасть перьев и клочков ткани. Хизер в панике кружится, пытаясь вырваться из собачьей хватки. Дети все визжат от смеха, очевидно, не осознав, что это не часть представления. Роджерс тем временем стоит с открытым ртом, совершенно потеряв такт музыки. Полная женщина пробивается к сцене и тут я поднимаюсь помочь, забыв, что на мне костюм русалки и что мои ноги буквально приклеены друг к другу. Естественно, при попытке сделать шаг вперед, я грохаюсь лицом вниз на землю, сбивая свои ладони об тротуар.
Амфитеатр взрывается новой волной смеха. Я едва разбираю чьи-то крики «Русалка! Русалка!», которые затем сливаются с ревом толпы. Перевернувшись на спину после двух неудачных попыток, мне удается подняться на ноги. Полная женщина все еще пытается отцепить свою собаку от задницы Хизер. Роджерс как может развлекает толпу. Я семеню до кулис настолько быстро, насколько позволяет костюм, совершенно наплевав на то, что русалки не умеют ходить, и что песня еще не закончилась. Скрывшись за листьями пальмы, я сразу же снимаю хвост. Кто-то протягивает руку, чтобы остановить меня.
- Эй, там, полегче! «ФанЛэнд» ограничивает своих сотрудников в одном падении лицом вниз в сутки.
Паркер.
- Очень смешно.
- Да ладно, не злись. Детям понравилось.
Не могу сказать, что он сильно старался не рассмеяться. Это первый раз, когда он смеётся надо мной, после того, как я прокололась с вечеринкой.
- Давай же. Я хочу помочь.
Я стою неподвижно, пока он берёт застёжку молнии и опускает её вниз по ногам, осторожно вытягивая ткань из металлических зубов. Его пальцы слегка касаются моих лодыжек, и внутри меня вспыхивает чувство, подобное трепету. Стоп. Стоп. Стоп. Он теперь принадлежит Даре.
- Спасибо.
Я скрещиваю руки на груди, ясно осознавая тот факт, что на мне до сих пор тонкая нейлоновая футболка, которая заставляет мою грудь походить на ракушки. Он выпрямляется, перебрасывая хвост русалки через плечо.
- Я не знал, что ты пытаешься заполучить место на сцене, - говорит он, все еще улыбаясь.
- На самом деле я подумываю сосредоточиться на профессиональном самоунижении, - отвечаю я.
- Хммм. Хорошая цель. У тебя для этого достаточно умений. Хотя я слышал, что это значительно труднее.
На его щеке появляется ямочка, та, что слева, самая заметная. Когда я была маленькой, лет пяти или шести, однажды он поспорил, что я не поцелую его туда, а я поцеловала.
- Ну да.
Я пожимаю плечами и смотрю в сторону, чтобы не смотреть на его ямочку, которая напоминает мне о других вещах и временах, о которых мне лучше забыть.
- У меня природный талант.
- Похоже на то. - Он делает шаг ближе, слегка подталкивая меня локтем. - Пойдём. Давай я отвезу тебя домой.
Я чуть не отвечаю ему отказом, - сейчас всё по-другому и кроме того, нет смысла притворяться. Прошли те дни, когда я сидела, сложив босые ноги на приборную панель его автомобиля, а Паркер притворялся, что злится из-за отпечатков пальцев ног на лобовом стекле, в то время как Дара, свернувшись калачиком на заднем сидении, жаловалась, что у неё никогда не было дробовика. Прошли те дни выискивания всякой странной хрени на прилавках 7-11 и заправках, распития одного напитка на троих, или просто катания на машине без причины и места назначения, с опущенными стёклами, чтобы слышать шум океана где-то в стороне и стрекот сверчков в ночи. Пути назад нет. Все это знают.
Но внезапно Паркер перекидывает свою руку на моё плечо, от него исходит лёгкий запах смеси мягкого хлопка и груши.
- Знаешь что? Я даже разрешу тебе положить ноги на приборку. Даже если они воняют рыбой.
- Они не воняют, - говорю я, отойдя от него, но не могу сдержаться и смеюсь.
- Ну что скажешь? - говорит он, потирая нос, а затем убирает волосы за ухо, что является признаком того, что он чего-то на самом деле хочет. - В память о прошлом?
И в эту секунду я верю, действительно верю, что возможно мы можем вернуться назад.
- Хорошо, - отвечаю я. - В память о прошлом. Но..., - я поднимаю палец вверх. - Но тебе лучше даже не заикаться о той тупой видеоигре, в которую ты всегда играешь. Я уже получила свою порцию страданий на сегодня, большое спасибо.
Паркер притворяется обиженным.
- «Древняя цивилизация» не просто игра, - говорит он. - Это...
- Стиль жизни, - заканчиваю я за него. - Я знаю. Ты говорил мне миллион раз.
- Ты знаешь, - говорит он, пока мы идем в сторону парковки, - что у меня ушло два года игры, чтобы построить мою первую арену?
- Я надеюсь, это не то, о чем ты говоришь на первом свидании.
- Вообще-то на третьем. Не хочу показаться навязчивым.
Именно тогда, идя рядом с Паркером с этим тупым костюмом русалки, покачивающимся между нами и отбрасывающим блики нам в глаза, план на день рождения Дары начинает приобретать форму.
14 февраля: запись в дневнике Дары
Паркер бросил меня сегодня. Снова. Счастливого Дня Святого Валентина, мать его.
Странно, но все время, пока он говорил, я смотрела на ожог на его плече и думала о том, как в девятом классе мы держали зажигалку пока она не раскалилась, а затем сделали одинаковые отметки на коже, поклявшись, что всегда будем лучшими друзьями. Все мы. Все трое. Но Ники не стала этого делать, даже после того, как мы буквально умоляли её, даже после того, как она выпила пару глотков чистого ликера «Южный комфорт» и её чуть не стошнило. Думаю, именно поэтому люди считают её более разумной.
Он назвал это ошибкой. Ошибкой. Словно написал неверный ответ в тесте по математике. Словно повернул налево вместо права.
«Я даже не нравлюсь тебе по-настоящему», - еще одна вещь, которую он сказал. И ещё: «Мы дружили раньше. Почему бы нам не остаться друзьями?»
В самом деле, Паркер! У тебя 2300 баллов за тест по определению академических способностей. Так подумай над этим!
Мы говорили почти два часа. Или я должна сказать: он говорил. Я не помню даже половины того, что он сказал. Тот ожог продолжал отвлекать меня, маленький шрам в виде полумесяца, как улыбка. И я продолжала думать о боли, когда зажигалка впервые прикоснулась к моей коже, такая горячая, что казалась поначалу ледяной. Странно, как можно ошибиться в двух таких разных ощущениях. Холодное и горячее. Боль и любовь.
Но, полагаю, в этом-то весь смысл, не так ли? Может, именно поэтому я продолжаю думать о том случае с зажигалкой. А вот и то, о чем вам не расскажут: 90% времени, когда вы влюблены, кто-то всегда обжигается.
23 Июля: Дара
Когда я возвращаюсь домой после очередного дня абсолютного безделья, убивания времени катанием на велосипеде и пролистыванием журналов в «CVS», а также прикарманиванием редкого блеска для губ, я удивлена увидеть Ариану на крыльце с пластиковым пакетом под мышкой. Она оборачивается, когда я въезжаю на газон.
- О, - произносит она, как будто не ожидала меня увидеть. - Привет.
Сейчас начало девятого, мама должна быть дома. Но свет виден только в окне спальни Ники. Может, мама на кухне, сидит босиком, задвинув рабочие туфли под стол, ест суп прямо из консервной банки, освещаемая голубым светом от экрана телевизора. Она охвачена поиском Мэдлин Сноу. Впрочем половина штата охвачена им, хоть новости все те же: ничего. Прошло четыре дня.
Я снова вспоминаю то, что мне сказала Сара Сноу вчера: ложь - самая трудная часть. Что она имела в виду?
Я не спеша кладу велосипед на лужайку, не донеся его до стойки и заставляя Ариану томится в ожидании, пока я дойду до крыльца. Даже не припомню, когда она последний раз здесь появлялась. Ариана выглядит незнакомкой, несмотря на то, что на ней сейчас вся та же ее обычная одежда - черные кроссовки на платформе, потертые обрезанные шорты, настолько короткие, что карманы торчат снизу, как конверты, винтажная застиранная футболка. Ее волосы, намазанные гелем, висят как сосульки, словно она ненадолго засунула голову в банку от «Cool Whip»[13].
- Что ты здесь делаешь? - Ариана вздрагивает. Мои слова звучат скорее как обвинение, а не как вопрос.
- Нуууу, - она подносит палец к нижней губе, эхо её старой привычки: Ариана сосала большой палец до третьего класса. - Увидев тебя на вечеринке, я кое-что вспомнила. У меня для тебя куча всего.
Она пихает мне в руки пластиковый пакет, выглядя при этом смущённой, как будто в нём порно или чья-то отрезанная голова.
- Половина из этого кажется мусором, даже не знаю. Но может быть тебе понравится что-нибудь.
Внутри пакета куча разных вещей: клочки бумаг для заметок, подставки под коктейли и картонные подставки все в надписях, блестящие розовые стринги, наполовину пустой блеск для губ, туфли на ремешках, которые, кажется, порваны, почти пустая бутылка спрея для тела «Berry Creme». Мне потребовалась минута, чтобы осознать, что всё в этом пакете принадлежит мне, вещи, которые я, должно быть, оставляла дома у Арианы за многие годы, вещи, которые должно быть закатились под передние сиденья её автомобиля.
Внезапно, стоя на крыльце перед тёмным домом с тонким пластиковым пакетом из продуктового магазина битком набитым моими вещами, я понимаю, что вот-вот заплачу. Ариана ждёт, что я что-нибудь скажу, но я не могу говорить. Если начну, то меня прорвёт.
- Хорошо. Она обнимает себя, пожимая плечами. - Ну... мы же ещё увидимся?
«Нет», - хочу сказать я, - «Нет». Но наблюдаю за ней, пересекающей лужайку, и когда она уже находится на пол пути к красно-коричневой «Тойоте», унаследованной от сводного брата, которая всегда пахнет ею, ароматизированными сигаретами и кокосовым шампунем, чувствую, как моё горло сдавливает огромный кулак, и два слова выскакивают прежде, чем я успеваю пожалеть об этом.
- Что случилось?
Арина застывает, одна её рука в сумке, в которой она искала ключи. На этот раз она не оборачивается.
- Что случилось? - снова спрашиваю я, на этот раз громче. - Почему ты не звонила? Почему ты не приходила узнать, всё ли со мной в порядке?
Она поворачивается. Даже не знаю, чего я ожидала - может быть, сожаления? - но я совершенно не готова к тому, что вижу: её лицо как застывшая форма. К ужасу, тот факт, что она вот-вот заплачет, заставляет меня почувствовать себя немножечко лучше.
- Я не знала, что сказать. Я не знала, что я могла сказать. Я чувствовала..., - она прерывается и плачет, взахлёб, даже не пытаясь скрыть этого.
У меня некий шок. Я не видела плачущую Ариану с пятого класса, когда мы подговорили Ники помочь нам проколоть уши, а Ники так нервничала, что её рука соскользнула и воткнула английскую булавку прямо в шею Арианы.
- Извини. Я виновата. Я была ужасной подругой. Может быть... может, было бы лучше...
Вся моя злость сменилась жалостью.
- Перестань, - говорю я. - Перестань. Ты была прекрасной подругой. Давай же, - говорю я, когда она перестаёт плакать. - Всё в порядке.
Даже не заметив, я уже подошла к ней. Когда я её обняла, то почувствовала её выступающие рёбра. Она такая худая, что кажется ненастоящей. Я думаю о птицах, скелетах и побеге.
- Извини, - говорит она снова и отступает, потирая рукой нос. Ариана выглядит уставшей, как будто не спала несколько дней. - Я только что все по глупости испортила.
- Добро пожаловать в клуб, - говорю я, что наконец-то заставляет её засмеяться. Похоже, что резкий, низкогортанный смех Арианы достался ей в наследство от дедушки-дальнобойщика, проехавшего всю страну и курильщика, выкуривающего всю свою жизнь по две пачки сигарет в день.
Фары, ненадолго ослепляя нас из-за поворота, говорят о приближающемся автомобиле. Только тогда я понимаю, какая тишина на улице. Обычно, даже в сумерки, дети носятся по дворам, кричат, играя с мячом, гоняются друг за другом по лесу. Но в тот момент, когда Шерил вытаскивает голову из окна пассажирского сиденья и вопит: «Юуухууу!», я вспоминаю, что мы с папой договорились поужинать сегодня.
Ариана сжимает моё запястье.
- Пойдём гулять, окей? Погуляем, только ты и я. Можем пойти поплавать в «Дринке» или ещё что-то придумаем.
Я состроила гримасу.
- С меня пока хватит «Дринка».
Ариана становится такой огорчённой, что я быстро добавляю.