— Но ведь он не стал просить брата, чтобы тот тебя не сдавал храмовникам, — последняя соломинка, за которую цеплялся Дар.
— Это я так ему велел. Он хотел, но я запретил.
— Почему?!
— Там была очередная ловушка Рисмуса. Я получил бы отсрочку, небольшую, но взамен он заставил бы меня, да и Эйгеля страдать до последних дней. Вместо меня храмовникам отдали бы другого мальчишку, как я понял, очень хорошего, всеобщего любимца. И вина была бы на мне и на Эйгеле. А я себя бы не простил.
— Я дал слово…Эй, кто там? Позовите Компеса!
Когда командир личной графской сотни вошел в покои графа, Дарберн встал и, обращаясь к нему, сказал:
— Барон, я обещал Эйгеля завтра казнить. Вы это слышали. Я приношу вам свои извинения за то, что я не смогу выполнить обещание. Мой брат против, а раз так, то как я сказал на приеме, те мои приказы и распоряжения следует отменить, если они противоречат решениям моего брата. Следовательно, мое сегодняшнее обещание вступает в противоречие с моими словами на приеме. И вот что еще, барон. Вина Эйгеля не столь велика, как он здесь говорил. И она окупается последующими его поступками. Поэтому, барон, я прошу вас передать начальнику стражи мое распоряжение освободить Эйгеля.
— Как прикажете, милорд. А что делать с ним? Взять в сотню?
Дар повернул голову к Сашке. Тот, глядя на барона, сказал:
— Да, в отряд Ястреда мальчиком — посыльным.
Компес перевел взгляд на Дарберна.
— Барон, вы слышали ответ. Слова виконта — мои слова.
— Слушаюсь, милорд.
Когда барон спустился на первый этаж к начальнику стражи, он сообщил ему распоряжение графа освободить мальчишку.
— Никак, передумал?
— Так решил виконт Ксандр. Наш граф под полным его влиянием.
— Но ведь милорду виконту всего пятнадцать.
— Вот об этом и я подумал. А мы о нем ничего не знаем. Может быть, он будет более решительным?..
Кто из них двоих оказался несдержанным на язык, сказать трудно, могло случиться, что оба рассказали про этот случай, но с тех пор в замке, а затем и по всему графству распространилось мнение, что виконт Ксандр имеет неограниченное влияние на графа. Сашка с этих пор совсем не испытывал проблем внимания со стороны ларской знати. Правильнее даже сказать, испытывал из — за этого неудобства. Ведь многие хотели заручиться поддержкой столь влиятельно человека. Тем более, по сути, еще мальчишки. Мальчишки — несмышленыша, ведь что он видел в своей жизни? Рабский угол и хлыст хозяина? По крайней мере, так почти все считали. И ошибались. Да, действительно, Сашка многого не знал, для него жизнь и обычаи Атлантиса до сих пор во многом были непонятны. Но он родился не здесь, в обществе, застрявшем где — то на полпути от древности к средневековью, а был продуктом цивилизации двадцать первого века. И пусть он был всего лишь мальчишкой, но опыт и память десятков поколений его предков, генетически заложенные где — то в глубинах его разума, не могли остаться без вызова.
После ухода барона Компеса, Дар повел брата в свою спальню.
— Ты хочешь похвастаться своим малышом?
— А…, видишь ли, Винтольд находится на женской половине, а Эльзине в последние дни после приема что — то нездоровится. Поправится, вот тогда покажу сына.
— Жаль. На кого хоть похож?
— На меня. Вылитый я, — Дар расцвел.
— Ну, ты даешь! А Эльзина? Как она?
— Она? Она хорошая. Ласковая, внимательная, умная. Очень умная. Чтобы я без нее делал!
— А ее брат?
— Ильсан? Я не знаю. Нет, знаю! Что — то не то. Он ведь ее брат, дядя Винтольду. Я пытаюсь хорошо к нему относиться… Нет, в самом деле, я хорошо отношусь к Ильсану, но почему- то душа не лежит к нему. Как будто какой — то червячок у меня в душе завелся. Мне кажется, что он высокомерный, но, наверное, он просто другой, не такой как ты. С тобой я, как со вторым собой. А с Ильсаном я почему — то в напряжении. И мне порой кажется… нет, я не прав. Нельзя так думать о близком родственнике.
— Что думать?
— Я не могу… Ой, что это я? Вот что значит долгое расставание. Видишь ли, Сашка, порой мне кажется, что Ильсан меня… презирает. Я, наверно, дурак?
— Презирает? За что?
— Ну, не совсем так. Может, не презирает, а видит во мне, простолюдина что ли. Это как тогда, в Гендоване, в удаче. Я был изгоем, Обрубком. Даже мальчишки — рабы из удачи были меня выше. Я это видел, чувствовал. Это было постоянно. И вот с Ильсаном у меня появляется такое же чувство. Почему это? Ведь Эльзина полная ему противоположность. Может, это из — за того, что он проиграл два сражения? Потерял с тысячу солдат.
— Я слышал об этом. Рассказывали. Так бездарно воевать! Даже я никогда не бравший меч в руки и то это понимаю. Ведь должна же быть какая — то стратегия и тактика… Хм! Вот заумные словечки сказал! Сам не могу объяснить, с чем их есть.
— А если бы ты вел войска? Как бы поступил?
— Не знаю. Я ведь не военный. Да и откуда мне знать? Хотя… раньше что — то читал, слышал. А что сделал бы? Так просто не скажешь. Надо знать, что за войска, что за местность, что за враг. Насколько опасно оставлять вражеские замки в тылу. И уж в дурацкую лобовую атаку на замок людей бы не повел. И без разведки ехать нельзя, а он поехал.
— А говоришь, не военный.
— Но все это элементарно!
— Да? Но почему — то не для Ильсана. И граф Тратьенский с ним был, опытный человек, а получили полный разгром.
— А правда, что здесь войска сходятся друг с другом и просто рубятся между собой. Кто более сильный, тот и побеждает?
— Конечно. А как иначе? Слабый не может победить.
— Но Ильсана разбили. А лоэрнцев было, как мне говорили, в несколько раз меньше, чем вас.
— Это случайность. Не заметили врага. Вот если бы в поле сошлись друг с другом, мы бы их разбили.
— Но ведь получилось наоборот. Что мешает такую тактику повторить? Так можно бить любого более сильного противника.
— Нет. Там была только случайность. На то и случайность. В обычной ситуации все было бы наоборот.
— Так нужно создавать такие случайности.
— Если бы это было возможно, считаешь, раньше бы не додумались до этого? Нет, не зря уж сколько столетий в Атлантисе по — другому не воюют.
— А что мешает попробовать? Ведь глупо же выстраивать войска друг против друга и биться на мечах, выясняя, чьи солдаты лучше.
— Хорошо рассуждать в спальне.
— А это у тебя такая спальня?
— Что, нравится?
— Наверное. Но как — то непривычно, очень большая.
— Это спальня моего отца. Была.
— Будешь мстить Черному Герцогу?
— Буду! Но он не один виноват. Фредриг, оказывается, тоже замешан. А, значит, и Пургес. Они все заодно были. Но сейчас рано. Войско у меня маленькое. Черный Герцог, Пургес и Эймуд — каждый порознь меня сильнее. Одна надежда, что перегрызутся между собой. И у меня нет командующего. Я не могу вести в бой за собой, за безруким не все пойдут. Ильсан дважды опозорился. Назначь его снова командовать, половина войска сразу же разбежится, а вторая половина уйдет к врагу. Среди ларских баронов нет явного лидера. Это, с одной стороны, хорошо, не будут мечтать о моей короне, но назначь одного барона, другие обидятся. Ведь вся военная верхушка графства полегла при штурме города войском Черного Герцога. Вот и получается, что командовать ларским войском тебе.
— Мне? Ты в своем уме? Мне всего пятнадцать!
— Скоро будет шестнадцать.
— Вот обрадовал. Как много. Старый умудренный муж!
— Сашка, другого выхода я не вижу. Тем более вон как ты рассуждаешь. Попробуй воевать по — своему. Может и получится? И к тому же все равно больше некому. Да и в Ларске ты единственный виконт. Кроме Винтольда, конечно. Но ему еще рано брать в руки меч.
— А мне, боюсь уже поздно. С какого возраста дети знати учатся владеть мечом? Да меня любой двенадцатилетний баронет побьет.
— Так уж и побьет? Вот как вымахал.
— А сам — то? За два года на голову выше стал.
— Я на голову, а ты на полторы. Раньше мы были одинакового роста, а теперь ты выше меня на полголовы. И еще будешь расти. А я уже всё. Почти всё. Мне уже семнадцать лет. Отец и братья были выше меня.
— Это из — за голодного детства. Откуда росту взяться?
— Наверное. Но ты же вырос, хотя был в рабстве.
— Мне еще повезло. Мельник кормил хорошо. Сытно. Хотя эта мучная болтушка насколько приелась, до сих пор тошнит от воспоминаний о ней. Но ты знаешь, я ел. И когда есть хотелось и когда мутило от нее. Будешь есть — будешь жить. Вот я и ел. Силу качал. Мне ведь мешки с зерном и мукой таскать надо было.
— Такие тяжелые? Как ты их поднимал…
— Целых два мешка за раз. И поднимал, и таскал, и забрасывал наверх. Наловчился, силу накачал.
— Здорово!
— Дрова рубил. Топор большой, тяжелый. Вначале небольшой был, но таким много не нарубишь. Наловчился большим — только щепки и летели.
— Мечом, говоришь, тебя двенадцатилетний побьет? Мечом ты, конечно, поучись владеть. Только не меч твое оружие будет. Секира. Боевая секира. Это тот же топор, только с длинной ручкой и тяжелый. Не думаю, что тяжелее двух мешков с мукой. Секирщики всегда были лучшими воинами в войске. Да и немного таких, кто может управиться с секирой. Поэтому к ним особый почет и уважение. Попробуй секиру.
— Хорошо, попробую. На днях все равно хотел начать разминаться. Спина — то уже почти зажила.
— У моего старшего брата был замок. Личный замок. Феод. Видишь ли, Ларск находится не на очень удобном месте. Для торговли удобен, почему он и поднялся, а вот для обороны не очень. Он на самом востоке графства. А основные баронские замки расположены на западе, на той стороне Барейна. У короля и у герцогов есть свои личные сотни, а вот у графов — лишь полусотни. Только в Ларске была сотня. И даже не потому, что ларский граф — первый граф короны. Причина в городе. В других доменах столичные города находятся в центре своих владений в окружении баронских и рыцарских замков. А Ларск нет, он уязвим. Как и произошло восемь лет назад. Вот поэтому ларские графы держали не полусотню, а личную сотню. Да и ее оказалось мало.
Замки очень редко, если нет войны или каких — то мятежей, остаются пустыми, без наследников. Если чей — то баронский род вымирает, находится их родня, которая и претендует на замок. А вот замок Броуди остался без претендентов из числа родни последнему барону. Да и феод оказался крупным, размером с несколько баронств. Отец отдал его Ренберну, моему старшему брату. А после его гибели снова остался пустым. Бароны, что были в округе, сцепились за право обладания им. Один из них, Твостер, побежал к Черному Герцогу. Тот дал солдат, и замок стал собственностью Твостера. А как герцог увел с ларских земель солдат, я прогнал Твостера и вернул наш семейный замок. Теперь он твой.
— Мой? Как мой?
— А ты что думал? Одним титулом обойтись? Нет, к титулу и феод должен прилагаться. Поэтому принимай свои владения. Кое — какой порядок я там навел, но ведь все равно полтора года пустовал. А тебе нужны слуги. Можно крестьян взять на барщину, но это ведь временно. Да и на полях они сейчас. Много не возьмешь. Значит, надо туда рабов. Два — три десятка.
— Как рабов? Ты что, в своем уме? Чтобы я рабов имел?!
— А что такого? Рабы везде есть. У меня в замке их полно.
— Рабов у меня не будет!
— Но почему?
— Ты еще скажи, чтобы я их плетью стегал.
— Сашка, я всё прекрасно понимаю. После того, что с тобой было. Но ведь иначе никак. И если ты не хочешь их наказывать — дело твое. Можешь им вольную пообещать. Отработают несколько лет — и вольные. Все в твоих руках.
— Не хочу.
— Жалеешь?
— Да.
— Тогда взгляни по — другому. Они ведь все равно рабы. Если не у тебя, то у другого. Значит, достанутся другому. А другой будет как этот Рисмус.
Сашка вздрогнул.
— И где им будет лучше, у тебя или у Рисмуса?
— Я подумаю. Только и рабы разные бывают. Одни, как тот Пантюх. С ним по — хорошему, а он только в раж входит. Но есть и нормальные.
— Во, понял.
— Да это я знал и раньше.
— Я о другом. Кто — то работящий и честный, а кому без хорошей порки никак нельзя.
— Бить не буду, не хочу.
— Это ты сейчас так говоришь, а сядут на голову? Этот твой Пантюх сядет?
— Сядет.
— Ладно, сам разберешься. Хотя рабов тебе не подобрать. Я распоряжусь, чтобы подыскали хороших. А дальше уже сам. Но слуги — это только полдела. И к тому же, не главное.
— А что главное?
— Солдаты. В замке должен быть гарнизон. Броуди стоит на этой стороне Барейна, на юго — западе от Ларска. Южнее — Лоэрн. Правда, там к югу леса и возвышенность, но все равно воины нужны. Три десятка солдат. Я тебе выделю треть моей личной сотни. Хочешь Ястреда дам?
— А сам — то как?
— У меня еще останется семь десятков. Наберу еще.
— Хороших солдат?
— Откуда хорошим взяться? Даже эти сто пока не самые лучшие. Набрал кое — как. Учат их.
— Ты хочешь оголить свою спину?
— Тебе без солдат нельзя.
— А если я сам подберу их? Лично. Ведь они же называются личными сотнями, десятками.
— А где командира найдешь?
— Отдай мне Хелга.
— Ты в своем уме? Он почти мальчишка, семнадцать лет, как и мне. И командиром личной полусотни? Он даже не солдат, все еще оруженосец у Ястреда.
— Плохой воин?
— Да нет, мечом владеет хорошо.
— Вот и прекрасно. Пока будет у меня десятником, со временем десяток превратится в полусотню, или, как там называется отряд из тридцати солдат.
— Так и называется, полусотня. Неполная. Но посуди, семнадцатилетний десятник будет командовать взрослыми солдатами?
— Зачем взрослыми? Разве в Ларске не найти его ровесников? Через год — другой станут хорошими солдатами.
— Думаешь, есть столько времени?
— Пока Пургес с Эймудом будет драться, время и пройдет. А на нас опасно нападать. Нападут — проиграют, даже если захватят Ларск. Войско положат. Нет, не нападут, пока разбираются друг с другом.
— Надо же, ты даром время не терял, пока болел и лечился.
— А здесь ничего сложного нет. Это как в драке втроем.
— Не знаю, я ведь не дрался.
— И я не дрался. Ну, почти. Было дело, когда нас с Эйгелем в Гендоване трое пацанов постарше начали задирать.
— Ты мне не рассказывал.
— А когда я б успел, Дар?
— И то верно. Эйгеля тоже возьмешь в личную полусотню?
Сашка задумался.
— Нет, лучше не надо.
— А что так? Я думал, что ты…
— Дар, как тебе объяснить… Тут все очень сложно. Эйгель ведь почему пошел на этот дурацкий обряд в Храме Клятв? Вину на себе чувствует. Вот и перед тобой не оправдывался, а ведь мог. Но взял вину на себя. Он ведь себя этим обрядом наказал. А вот за что?.. И за то, что виконта, получается, оскорбил, а у него к титулам бзик какой — то был, уважение особенное. Аристократы, благородные, белая кость, одним словом. И все остальные — чернь. И еще причина была. Тогда в Гендоване, когда мы познакомились, он был одинок, у Эйгеля никогда не было друзей, а тут я появился. И эту дружбу из — за своего бзика он сам расстроил. Не может себе это простить. И еще. Это, может быть, самое главное. Там, в Гендоване, в гостинице был раб. Мальчик младше нас. Для Эйгеля рабы были не люди. Лентяи, которые не хотят работать, чернь из черни. А он, накопив денег, через полгода спустя поехал в Гендован выкупать мальчика из рабства.
— И где он, этот мальчик, сейчас?
— Он его не нашел. Новый хозяин гостиницы продал всех рабов, и Серри тоже.
— Нигде не найти?
— А где искать? Прошло больше года. Кто вспомнит, куда его продали?
— Жаль.
— Когда Эйгель попросился мальчиком — посыльным, а куда ему еще идти? — я понял, что Эйгелю нужно. Это как лекарство. Пусть пройдет жизнь с низов. Только помочь ему надо, чтобы не сломался, но помочь незаметно, так, чтобы в глаза не бросалось. Пусть вытерпит и сам добьется всего в жизни. Дворянство заслужит. А рядом со мной ничего не получится. Я буду ему напоминать прошлое. А в твоей сотне все — таки под присмотром, пусть и незаметным, будет. Ястред хороший человек. Просто так не обидит. И я перед глазами не стою. Понимаешь?