— Ты не просто прелесть, — сказал тогда я. Ведь именно этого она от меня и ждала. — Ты очень похожа на… э… на Эми Адамс.
Мы как раз обжимались в моей машине, и тут она как отпрянет!
— Что-о?! Эми Адамс? Ты что, она такая
* * *
— Эй, Скаут. — Диего протаранил меня сзади. Уроки закончились, я стоял, склонившись над своим шкафчиком в поисках учебника, и от толчка врезался во внутреннюю стенку. Диего настоящий здоровяк, косая сажень в плечах, как у профессионального борца, и сил своих он рассчитывать не умеет. Серьезно. В игривом настроении он становится опасен для общества.
Как-то Гейб назвал его «Вышибалой», так Диего побагровел и явно хотел Гейба пришибить. По его словам, его дед был известным в Мексике гангстером, и его, еще до рождения Диего, однажды изрешетили пулями на глазах у всей семьи. Так что гангстерские клички и вообще все, что связано с бандитизмом, Диего не жалует.
Диего утверждает, что не приемлет насилия ни в каком виде, а если вы иного мнения, он вышибет из вас эту дурь. Ха. Отличное у парня чувство юмора. Он, к тому же, замечательный друг. А его девушка, Кэтрин Лэйн, тоже входит в нашу компанию. Она лучшая подруга Пеппер. Следующей осенью они вместе отправятся в университет Пенсильвании.
Диего вытащил меня из шкафчика и могучей лапищей отряхнул перед моего свитера.
— На субботу все еще обещают снег, — сказал он.
— Спасибо за прогноз, — сказал я. — А спортивные репортажи делаешь?
Он ущипнул меня за щеку. Ауч!
— Майкл, ты такой остряк. Я к тому, что ежели снега навалит, твой батя как, даст нам… — Он поднял обе руки, словно держался за руль снегохода и басовито загудел.
Я кивнул.
— Папа как раз получил несколько новых «Полярных кошек» с четырехтактными двигателями.
Диего восхищенно выдохнул.
— Иди ты. И много «лошадок»?
— Говорит, сто двадцать пять.
Диего ухмыльнулся и снова загудел. Стоявшие у шкафчиков на другой стороне коридора девчонки захихикали. Уж не знаю, с чего. Сто двадцать пять лошадиных сил на одной из этих красоток (я имею в виду не девчонок, а «Кошек») — это вам не хиханьки да хаханьки.
— Эх, погоняем! — сказал Диего.
Я захлопнул дверцу шкафчика и запер.
— Единственная проблема, к тому времени, как мы туда доберемся, «Кошек» могут и расхватать.
Диего ткнул меня кулаком в плечо.
— Твой батя не придержит их для нас?
— Ты моего батю знаешь. Он не станет заворачивать клиента с деньгами только потому, что нам приспичило погонять.
Диего покачал головой.
— Не те у него приоритеты. Так кто едет в субботу? Кэтрин, верно?
— Конечно, — сказал я. — Только мы. Ты, Кэтрин, я, Пеппер и Гейб.
— Снежная вечеринка. Сперва накатим по маленькой у меня дома, чисто для разогрева, а уж опосля… — Он снова загудел.
— Похоже на план, — сказал я. Мы стукнулись кулаками. Кулачина у него, кстати, размером с добрую дыньку. Он повернулся и потопал прочь.
Я поднял рюкзак — и увидел, что передо мной стоит Лиззи.
И снова на ее бледном лице застыло это озабоченное выражение.
— Майкл, мне жутко неудобно. — Она схватила меня за руку. — Но я опять потерялась. И так целый день. Серьезно.
— Я бы мог нарисовать тебе карту, — сказал я. Как можно было отвести взгляд от этих потрясающих глаз? — Ну, знаешь, там были бы все классы и красный крестик с пометкой «Вы находитесь здесь».
Она покачала головой.
— Ну уж для этой школы мне нужен GPS-навигатор. На телефоне. Я бы просто вводила следующий пункт назначения. Только здесь не разрешают пользоваться телефонами. А кроме того… — На ее лице промелькнуло смущение. — Кроме того… у меня нет телефона.
— Родители не разрешают?
Она нахмурилась.
— Не могу его себе позволить.
Мысленно я вернулся в продуктовый магазин, и вновь представил, как она украдкой кладет продукты в свою холщовую сумку.
12
Ежегодник Шейдисайдской школы называется «Ежегодник». Название, конечно, не слишком затейливое, зато никто никогда не спросит: «Это что, ежегодник?» — и так все ясно.
В этом году редактировать его поручили нам с Пеппер. Мы верстаем печатное издание, которое будет выпущено к концу учебного года, а также ведем блог, в котором постим школьные и/или спортивные новости, а то и досужие сплетни — когда больше не о чем писать.
Для составления ежегодника выделен маленький кабинет на втором этаже, расположенный на углу коридора сразу за спортзалом. Подозреваю, раньше он использовался как чулан для метел или, возможно, телефонная будка, потому как теснотища там страшная. Мы с Пеппер сидим за столом друг против друга, практически соприкасаясь крышками ноутбуков. Также там имеется еще один столик для других сотрудников. И шкафчик с единственным работающим ящиком.
В пятницу после уроков я уже склонился над своим ноутбуком, когда в кабинет вошла Пеппер. Ее медные волосы были стянуты в «конский хвост» на затылке, делая ее похожей на двенадцатилетнюю девочку. Одета она была в свою любимую бархатную жилетку поверх изумрудно-зеленой футболки и джинсы с прорезями на коленках.
— Приветик, Майкл. — Она скинула на пол рюкзак, уселась за стол рядом со мной и наклонилась поцеловать, но я отодвинул голову, и ее поцелуй пришелся мне в шею.
— Как дела? — спросил я. — Пережила контрольный тест, которым осчастливил нас Герман?
— Да мистер Герман их особо и не проверяет. Так что я и не парилась. — А сама глаз не сводит с экрана моего ноутбука. — Фейсбук?
Я кивнул.
— Угу. У нее нет профиля на Фейсбуке.
Пеппер сощурилась на меня.
— У кого? О ком ты говоришь?
Я моргнул.
— Ой. У той новенькой. Лиззи Уокер. Нет профиля на Фейсбуке.
— Да кому какая разница? — вспылила Пеппер. Она скрестила руки на груди. — Тебе-то что за дело?
— Ну… нужно внести информацию о ней в ежегодник. Правильно?
— Внесем, когда сделаем на нее досье, — сказала Пеппер. — Для этого Фейсбук не нужен. В чем дело, Майкл? Чего ты так сохнешь по этой девице?
— Кто? Я? Сохну? Не сохну я, Пеппер. Что за словечко вообще, «сохну»? Мужики не «сохнут». «Сохнут» только женщины.
— Майкл, ты от нее просто в осадок выпал. Что такого в ней особенного?
— Ничего, — поспешно ответил я. — Я не говорил, что она особенная.
— Тогда почему ты краснеешь?
— Я не краснею. Жарко тут…
Пеппер склонилась надо мной и обеими руками схватила меня за плечи.
— Говори правду. Между тобой и этой девицей точно ничего нет?
Я оттолкнул ее руки:
— Каким, интересно, образом? Она и в школе-то сего пару дней. Я ее совсем не знаю.
Мне отчаянно захотелось сменить тему.
— Что мы делаем сегодня?
Она все еще сжимала кулаки, готовая затеять драку. Говорю же, она очень серьезно относится к своему «рыжему» статусу. Я всегда знаю, когда она в бешенстве: у нее сразу темнеют веснушки.
— По-моему, просматриваем старые ежегодники, — сказала она.
Напротив библиотеки мы обнаружили чулан, загроможденный старыми ежегодниками от пола до потолка. А поскольку нынешний ежегодник должен был стать юбилейным, сотым по счету, мы с Пеппер решили, что было бы действительно круто разместить в блоге некоторые из старых фотографий. И, может быть, опубликовать несколько страниц из старых ежегодников со всеми этими ребятами, такими странными и взрослыми в своих нелепых старомодных костюмах.
— Давай-ка просмотрим их, — сказал я. Я закрыл Фейсбук, вскочил, обнял Пеппер рукой за плечи, и вместе мы отправились к чулану за ежегодниками.
* * *
— Я чихнул раз двенадцать, — сказал я. — Мы с Пеппер вели счет. Думал, лопнет башка. БАЦ! Как воздушный шарик.
— И весь ветер улетучится, — вставил папа и засмеялся.
— Не смешно, Митчелл, — с укором произнесла мама.
— Я понял. Ты считаешь, что у меня ветер в голове. — Я бросил вилку на стол. — Смешно.
— У Майкла, очевидно, тяжелая аллергия на пыль, — продолжала мама. — Наверное, ему следует показаться аллергологу. — Мама готова обращаться к врачам по любому поводу. Когда я был маленький, она тащила меня к докторам, если мои молочные зубы выпадали на несколько недель позже обычного.
Папа проглотил кусок лососины.
— Вести его к врачу из-за того, что он чихнул пару раз? Тут уж сразу звонить в службу спасения! — Папа умеет блеснуть остроумием, особенно по поводу маминых треволнений. Он не прочь устроить ей нелегкую жизнь. Она же благополучно пропускает его подначки мимо ушей. У нее золотой характер.
Мы как раз заканчивали ужин. Лососина, запеченная с лингуини, мое любимое блюдо из-за расплавленного сыра. И я рассказывал им, как мы рылись в чулане, рассчитывая посмотреть старые книги. Но тут на меня напал нещадный чих, я поднял ногами пылевую бурю, после чего Пеппер пришлось вызволять меня из чулана и ждать, пока я не прочихаюсь.
Папа возвел очи горе.
— В следующий раз бери «Клинекс», — посоветовал он и подцепил вилкой еще лингуини.
— Так что насчет старых ежегодников? — осведомилась мама, протягивая мне миску со стручковой фасолью. — Ты просто решил бросить эту идею?
Я отмахнулся от миски. Мама знает, что я не выношу стручковой фасоли, но никогда не сдается.
— Мы с Пеппер вытащили их целую кучу и отнесли в наш кабинет. Она собирается вытрясти из них пыль. Почистить, знаешь, так хорошенько. И мы попробуем еще раз. А пыль, в основном, была в чулане, так что…
В дверь позвонили.
Родители оглянулись в сторону гостиной. Я вскочил.
— Это Пеппер, — сказал я. — Мы сегодня хотели вместе позаниматься.
Я вытер салфеткой губы и подбородок, отодвинул стул от стола и поспешил к дверям.
В дверь позвонили снова.
Я распахнул ее — и обомлел.
— Лиззи? А
13
Стоя в дверях, я поежился от нежданного холода. Бледный месяц плыл в вечернем небе между занавесями облаков. Свет фонаря над крыльцом выхватывал из темноты крупные хлопья снега, сыпавшего на землю. Его навалило уже не менее, чем на фут.
На Лиззи были та же свободная шапочка, в которой я ее видел в школе, короткая курточка, расстегнутая на груди и открывавшая темный свитер, а также джинсы. На снегу я увидел ее следы, тянущиеся цепочкой через передний двор. Она была в кроссовках, не в сапожках.
— Майкл, ты, конечно, не поверишь, но я опять потерялась. — На лице у нее была виноватая улыбка. Виноватая, или лукавая? Ее глаза смотрели на меня, так словно умоляли о чем-то. Вот только о чем?
Я шагнул на крыльцо.
— Лиззи… — Порыв ветра швырнул мокрый снег мне в лицо. — Откуда ты узнала, где я живу?
Она лишь пожала плечами в ответ, а странная улыбка с чертовщинкой так и застыла на ее лице.
— Это Пеппер? Почему она не заходит? — крикнула из столовой мама.
Я отошел назад и широко распахнул дверь.
— Входи. Ты, верно, замерзла.
Лиззи потопталась на половичке с надписью «МИЛОСТИ ПРОСИМ!», отряхивая снег с подошв, после чего последовала за мною в дом.
— Брррр! — Она встряхнулась всем телом, как делают собаки, когда намокнут. — Нужно раздобыть хотя бы завалящие сапоги. Мои кроссовки промокли насквозь.
Плечи ее курточки покрывал снег, а на спине расплывалось мокрое пятно. Ткань явно не была непромокаемой. Лиззи сняла шапочку и распустила свои густые черные локоны по плечам.
— Т-ты опять заблудилась? — пробормотал я.
Она кивнула.
— Не туда свернула. Я…
В гостиной появилась мама. Ее глаза широко раскрылись, когда она обнаружила, что наша гостья — не Пеппер.
— Ой. Здравствуйте.
— Мам, это Лиззи, — сказал я.
Мама кивнула:
— Очень приятно.
— Она новенькая в Шейдисайде и постоянно теряется, — сообщил я.
Лиззи поежилась.
— Извините. Я замерзла. Аж зубы стучат.
— Давайте-ка снимем мокрую куртку, — сказала мама. Она подошла и помогла Лиззи избавиться от той. — Проходите в столовую, согрейтесь.
Лиззи смутилась.
— Вы уверены? Мне бы не хотелось прерывать ваш ужин. Я просто сбилась с пути и…
— Входи-входи, — перебила мама. Курточку она отдала мне. — Ступай, повесь в шкаф. Там быстрее высохнет.
К тому времени, как я вернулся с этого ответственного задания, Лиззи уже познакомилась с моим папой и заняла место за столом подле моего. Она встретила меня сияющей улыбкой.
— Мама у тебя потрясающая. Я сказала ей, что сегодня еще не ела, и она…
Появилась мама с тарелкой в руках.
— У меня еще много лингуини осталось. И не стесняйся, Лиззи, бери фасоль. — Взяв большую миску с макаронами, она наполнила тарелку Лиззи.
— Твоя семья недавно переехала? — поинтересовался папа, допивая бокал красного вина.
Лиззи кивнула.
— На той неделе.
— А где ты жила раньше? — спросил папа.
— Вы, наверно, о таком и не слыхивали, — сказала Лиззи. — Это совсем крохотный городишко. Пристанью Мэри называется.
Папа покачал головой.
— Никогда не слыхал.
Лиззи принялась наворачивать свой ужин. Она запихивала в рот огромные порции лингуини. Вскоре ее щеки и подбородок выпачкались в соусе, но она не прервалась, чтобы вытереть их салфеткой. Она продолжала жевать и всасывать макароны, шумно глотая, словно не ела несколько недель.