— А ради кого же? — искренне изумился он. — Шеф велел поехать и уговорить тебя прервать отпуск.
— Интересно, зачем я ему так срочно понадобилась?
— Не знаю, — пожал плечами Скрипка.
Я почти не сомневалась в том, что он врет, но по опыту знала, что допытываться бесполезно.
— Хорошо, — сказала я, — передай Обнорскому, что ты выполнил его поручение.
Увидимся в пятницу.
С этими словами я отвернулась, давая ему понять, что визит завершен.
— Ух и язва ты, Горностаева! — обиделся Скрипка. — Я к тебе, как к человеку, думал, мы вместе вернемся сегодня в город.
— Нет уж, дудки! — заявила я. — У меня еще день оплаченного отдыха.
— Как знаешь, — сказал он, садясь в машину и захлопывая дверцу.
***
Ночью я долго не могла заснуть, размышляя о том, что могло случиться в Агентстве. А утром сразу после завтрака стала готовиться к отъезду. Нина Викторовна была огорчена моим внезапным решением, но из деликатности воздерживалась от вопросов.
Срок ее пребывания в пансионате заканчивался завтра, и она с нетерпением ожидала племянника, который должен был приехать.
— Жалко, что вы уезжаете сегодня, — сказала учительница. — Я бы познакомила вас с Геной, он бы отвез нас вместе на машине.
— Вчера я уже отказалась от такой возможности, — ответила я.
— Этот молодой человек, который приезжал, — ваш друг? — осторожно спросила она.
— Нет, это друг моей бывшей подруги, — ответила я.
— Жаль, — сказала Нина Викторовна, — он такой славный и, по-моему, уехал очень расстроенным.
— Вам показалось, — усмехнулась я, подумав о том, что «славный» по отношению к Скрипке — явное преувеличение.
Мы тепло попрощались и обменялись номерами телефонов.
Перед самым моим уходом на станцию Нина Викторовна протянула мне маленький пакетик.
— Возьмите, Валя, на память. Я люблю от нечего делать вязать крючком маленькие милые пустячки. А потом дарю их приятным людям. Это — воротничок для блузки. Некоторое время назад я подарила такой же одной симпатичной даме. Она заходила к Геночке по делам и увидела, как я рукодельничаю. Представляете, пришла в такой восторг от моего кружева, что я решила подарить его ей. Она хотела деньги дать, но я не взяла. Пусть носит на радость. И вы — возьмите. Мне от этого только приятно. А вам, думаю, пойдет…
Сидя в электричке, я вспоминала Нину Викторовну, знакомство с которой стало самым ярким эпизодом моего летнего отдыха.
***
— Как ты к этому относишься? — спросила меня Агеева, когда в пятницу я появилась на работе.
— Положительно, — ответила я, полагая, что речь идет о золотом армировании.
— Да ты совсем ненормальная, Валентина, ввязаться в такую авантюру…
Договорить Марина Борисовна не успела, потому что на пороге возникла фигура Обнорского.
— Ну что, Горностаева, достукалась? — привычно пошутил шеф. — Пойдем потолкуем.
Предчувствуя недоброе, я пошла за ним.
В кабинете уже сидели Спозаранник, Повзло и Скрипка, который упорно делал вид, что не замечает меня. Ничего хорошего это не предвещало. Обнорский опустился в кресло и придвинул к себе пепельницу.
— Пока вы, госпожа Горностаева, любовались репинскими пейзажами, — начал он, — случилось страшное.
Зная склонность Андрея Викторовича к подобным словесным конструкциям, я молчала, ожидая продолжения.
— Валентина Ивановна! — продолжил за Обнорского Глеб. — Поскольку составление мониторингов кажется вам занятием утомительным, мы решили внести разнообразие в вашу жизнь.
Привычка Спозаранника выражаться эвфемизмами всегда выводила меня из себя, но сейчас я не среагировала даже на нее.
Поэтому паузу Глебу пришлось нарушить самому, что он и сделал весьма эффектно.
— Вам срочно предстоит стать горничной в квартире начальника Ревизионной палаты Карачаевцева.
От неожиданности я подавилась табачным дымом.
— Вы что, совсем рехнулись? — вырвалось у меня.
Спозаранник поморщился, он не любил грубых выражений. Строгим голосом он начал говорить о том, что если бы я внимательнее относилась к своим обязанностям по составлению мониторинга рынка недвижимости, то от моего внимания вряд ли укрылся бы факт приобретения начревом новой квартиры.
— Ну и что? — спросила я и подумала о Нине Викторовне.
— А то, — сказал Глеб, — что роскошная восьмикомнатная квартира на Дворцовой набережной, стоимость которой вместе с ремонтом составляет не менее ста тысяч долларов, досталась ему практически за копейки.
Мои секретные источники располагают информацией о том, что столь удачным приобретением Карачаевцев обязан некоему депутату Зайчикову, который до того, как занять место в ЗакСе, подрабатывал черным маклером и имеет большой опыт криминального расселения бывших коммунальных квартир.
— Между прочим, Зайчиков, — вступил в разговор Повзло, — является правой рукой небезызвестного Алексея Калугина, он же — Леха Склеп.
— Ну и что? — снова спросила я, краснея при воспоминании о своем плавании на яхте «Фетида» в обществе Калугина.
— Ты что, Горностаева, совсем уже не врубаешься? — взорвался Обнорский. — Склеп близок к опальному Вересовскому, и, если удастся доказать, что Карачаевцев таким образом получил от него взятку, карьере начрева конец.
От всего услышанного мне стало тошно.
Я понимала, что Обнорский, имевший давние счеты с Карачаевцевым, который лишил его заслуженного ордена за поимку преступника, не упустит возможности вывести начрева на чистую воду.
— Во вторник, — заговорил Повзло, — в сводке прошла информация о том, что горничная супруги Карачаевцева Марианны Цаплиной попала в автомобильную аварию.
Месяц ей придется провести в больнице. Мы подумали, что этой ситуацией надо воспользоваться. Нужны факты, без которых публикация материала чревата неприятными последствиями. Мы должны узнать правду об этой квартире. Внедрить туда своего человека — это единственный шанс.
— Каким образом? — поинтересовалась я. — Дать объявление в газете? Или ты собираешься прямо позвонить Цаплиной и предложить ей в качестве горничной сотрудника «Золотой пули»?
— Нет, конечно, — смутился Николай. — Но, учитывая твой богатый опыт внедрения, выбор пал на тебя.
— Спасибо за оказанную честь, — церемонно поклонилась я.
— Не ерничай, Горностаева, — сделал мне замечание Обнорский.
Здесь он снова пришел в хорошее расположение духа и произнес свой любимый монолог о том, что, когда отечество в опасности, каждый мальчишка с фауст-патроном нам дороже… Ну и так далее. На сей раз его слова не произвели обычного эффекта. Затея с горничной казалась мне абсолютно бесперспективной и в высшей степени дурацкой.
— Думать всем! — прозвучал зычный голос шефа.
На этой оптимистической ноте совещание закончилось.
***
— Ты что, не мог мне сразу сказать? — напустилась я в коридоре на Скрипку.
— А что бы это изменило? — резонно заметил он. — Так ты спокойно прожила «еще один день оплаченного отпуска».
— Слушай, — миролюбиво спросила я, — а разве нельзя каким-нибудь другим путем разузнать все об этой злосчастной квартире? Ведь наверняка существуют официальные сведения о том, кто ее купил и сколько за нее заплачено?
— Не будь наивной. Она занесена в специальный закрытый реестр ГБР, как и все подобные квартиры, да и владелец ее — наверняка лицо подставное. История с горничной мне и самому не очень нравится, но, пожалуй, это все-таки шанс. Да не переживай ты раньше времени, — добавил Алексей, глядя на мое расстроенное лицо. — Может, сходим куда-нибудь вечером? Фуа гра не обещаю, но что-нибудь придумаем…
Я была благодарна Леше за его попытку утешить меня, но сегодня вечером с юга возвращалась Сашка, которую я не видела больше месяца.
***
Дома я узнала множество новых подробностей из экспедиционной жизни моей черной, как головешка, сестры. И про ловлю пеленгасов на острове Бульбек, и про скалы-гроты мыса Турханкут…
Мы выпили привезенную ею бутылку «Белого муската красного камня» и, памятуя о том, что градус понижать нельзя, перешли на водку, когда наконец сестра поинтересовалась моими делами. Я рассказала ей про Нину Викторовну и про квартиру Карачаевцева. Идея внедрить меня туда в качестве горничной вызвала у сестры приступ гомерического смеха.
— Знал бы Обнорский, что дома ты берешься за уборку лишь в самых крайних случаях, — сказала она.
— Вечно ты смотришь на проблему с какой-то непонятной стороны, — разозлилась я. — Нет, чтобы посоветовать что-нибудь.
— Говно вопрос, — процитировала Сашка нового крымского знакомого — «дикого прапора» из кефального хозяйства. — Позвони своей Нине Викторовне.
Честно признаться, эта мысль была первой, которая пришла в голову и мне, но я гнала ее от себя. В том, что Нина Викторовна была учительницей Карачаевцева, я видела странное совпадение, которое по каким-то причинам тревожило меня.
— Нет, это невозможно. Да и что я ей скажу — помогите добыть компромат на вашего ученика? И это после того, как я знаю о ее отношении к газетным разоблачениям? Да ты сама-то понимаешь, что говоришь?! — обрушилась я на ни в чем неповинную сестру.
— Ладно, не заводись, — спокойно ответила она. — Не хочешь, так и не звони.
***
На другой день я все-таки позвонила, подсознательно надеясь на то, что трубку никто не возьмет. Но Нина Викторовна оказалась дома. Она чрезвычайно обрадовалась звонку и стала настойчиво приглашать меня в гости.
— Валенька! Приходите в любой день после работы. Я живу на Итальянской — от библиотеки всего десять минут ходьбы.
Ощущая себя волком в овечьей шкуре и краснея от каждого слова, я начала действовать по заранее продуманному плану.
— Знаете, Нина Викторовна, а у меня неприятности…
— Что случилось, моя девочка?
— Да вот, без работы осталась. Фонды библиотеки перевели в новое здание, у нас — большие сокращения. А в новом здании у директора какие-то свои библиографы оказались, вот нас с подружкой — как имеющих минимальный стаж — и сократили.
— Как неприятно, — расстроилась Нина Викторовна.
— Да, — продолжала я врать. — Только-только надумала зимние сапоги новые купить. А тут еще у Манюни день рождения грядет… В общем, мне, к сожалению, не до походов в гости. Надо работу временную искать. Хоть горничной. А потом — выкручусь…
У меня даже ладони вспотели от всей этой словесной гадости. А Нина Викторовна вдруг обрадовалась:
— Валечка, как удачно, что вы позвонили сейчас, а не днем позже. Кажется, я смогу помочь. Не расстраивайтесь. Погуляйте, почитайте, обновите блузку моим воротничком — у молодых женщин от этого должно улучшиться настроение. Завтра я позвоню вам сама.
***
Обнорского в Агентстве не было, он срочно улетел в Москву и должен был вернуться только к вечеру. О Нине Викторовне я рассказала Скрипке, который из моего сбивчивого повествования сделал вывод, что у меня — маленький, но все же шанс. Впрочем, о том, как использовать этот шанс, я не имела ни малейшего представления. И продолжала целый день заниматься мониторингом.
А на второй день позвонила Нина Викторовна:
— Валя, вам ужасно повезло. Марианна Цаплина ищет горничную (ее предыдущая девушка — такой ужас! — попала в аварию) и готова с вами встретиться…
«Ну вот и все!» — подумала я. Хотя что «все» — не понимала сама. Но, как последняя гадина, радостно затрещала в трубку:
— Нина Викторовна, вы — моя спасительница!
— Ну что за глупости, Валя! Мне это ничего не стоило: вы же знаете мои отношения с семьей Карачаевцева.
Я знала, и от этой своей подлости мне стало еще горше. Однако я тут же взяла себя в руки:
— А Цаплина — она какая?
— Ну, Марианна всегда была своевольной и капризной. А работа редактором газеты «Тик-так» только усилила ее диктаторские замашки. Разве такая жена нужна Василию?
Завела целый дом охранников, прислуги — сама макароны отварить не может. Ну да, может, вам это и на руку — вы же девушка хозяйственная, должны понравиться этой росомахе.
«Ага, хозяйственная», — вспомнила я пыль по углам в собственной квартире.
— В общем, как устроитесь, забегайте ко мне в гости, — продолжала милая учительница. — Чайку попьем.
Я с благодарностью пообещала.
***
Утром я впервые пришла в дом Карачаевцева. Суровый охранник на входе придирчиво посмотрел на меня, потом позвонил по радиотелефону:
— Марианна Андреевна, к вам!…
Только после этого пропустил меня внутрь лестничной площадки, отделанной мрамором.
Квартира располагалась на втором этаже, где меня препроводили к еще одному охраннику — молодому, нагловатого вида, амбалу.
Марианна Цагашна встретила меня достаточно благосклонно.
— Мне сказали, что вы работали в Российской национальной библиотеке.
— Да, — скромно потупилась я. — Но той Библиотеки больше нет, она прекратила свое существование с тех пор, как на Московском проспекте открылось новое здание.
— Разве там плохо? — рассеянно спросила она.
Я едва не ляпнула, что по помпезности интерьеров оно напоминает лестничную площадку этого дома, но вовремя сообразила, что вопрос был задан скорее риторически и судьба Библиотеки Цаплину не волнует.
— У вас редкий цвет волос. Цвет меди, — задумчиво разглядывая мою шевелюру, сказала Марианна. — Как вы думаете, если я куплю похожую краску, мне пойдет?
Не могу сказать, что Марианна была откровенной красавицей, но некая чертовщинка в ней определенно была. По всему — она умела нравиться и создавать впечатление. К тому же на свои сорок она не выглядела.
Моя новая хозяйка лениво вела меня по квартире, перечисляя обязанности горничной. За 50 долларов в неделю я должна была поддерживать порядок в комнатах, носить белье в прачечную, гладить, поливать цветы, заботиться о сантехнике, готовить полуфабрикаты на ужин, выгуливать таксу по кличке Бакс. Наставления были подробные — поливать пальмы только теплой водой, с особой осторожностью стирать пыль с антикварных часов и безделушек на камине, не позволять Баксику грызть ножки кресел.
Я шла за Марианной и думала о том, что такое можно увидеть разве что в залах Эрмитажа. Не хватало только стеклянных витрин и табличек с названиями экспонатов.
Все остальное, включая наборный паркет и картины в багетных рамках, имелось в изобилии. Здесь был даже зимний сад, где стоял бильярдный стол.
Напоследок Марианна продемонстрировала мне ванную, размеры и сантехника которой потрясли меня, и сказала:
— Надеюсь, Валя, вы справитесь. С завтрашнего дня можете приступать к работе.
***
Узнав о том, что я принята горничной в квартиру Карачаевцева, Агеева ехидно заметила, что белая наколка исключительно подойдет к моим волосам. У Завгородней это известие вызвало иную реакцию.
— На твоем месте, Горностаева, должна была быть я, — сказала она, потягиваясь в кресле.
— Ты это к тому, что Карачаевцев не устоял бы перед твоей неотразимой красотой? — спросила я, глядя на ее безукоризненные ноги.
— А то! — ответила Светка.
Скрипка выглядел грустным и напутствовал меня словами;
— Ты там смотри, опять не учуди чего-нибудь.
Я пообещала, что прыжков с яхты больше не повторится, и подумала о том, что, возможно, Нина Викторовна была права, и иногда Леша бывает «славным».