Обнорский зазвал меня к себе в кабинет и извлек из бара шершавую бутылку коллекционного коньяка:
— Ну, Горностаева, я на тебя надеюсь, — сказал он, наполняя рюмку и подавая ее мне. — Помни, что нужны не эмоции, а факты, без которых у нас ничего не получится.
Постарайся добыть их.
— Андрей Викторович! Вы, кажется, путаете меня с Джеком Бердоном из «Всей королевской рати». Я тоже люблю этот роман и помню, что «всегда что-то есть», но начрев Карачаевцев явно не тянет на судью Ирвина.
С этими словами, которые мне и самой показались немного напыщенными, я залпом выпила коньяк. Он был восхитительным.
***
На следующее утро, собираясь в дом начрева, я вспомнила, что горничная Лолиты в телевизионной рекламе стирает белье «Бимаксом», а потому «Лола всегда прекрасна».
Вряд ли эта информация могла мне сейчас пригодиться, но пути назад уже не было.
Прямо в плаще я прошла в дальнюю комнату и переоделась уже там. Марианна мне позволила пользоваться своим шкафом, и я повесила шелковую красную блузку с воротничком Нины Викторовны на плечики среди вещей хозяйки. Платьев и блузок у Цаплиной было немерено, из гардероба шел стойкий запах ее духов. Я не могла вспомнить французское название, но запах был дорогим и волнующим — из красивой, безбедной жизни.
— Валя, захотите есть, не стесняйтесь.
Все в холодильнике, — крикнула Марианна из душа.
Зря Нина Викторовна считает Марианну капризным диктатором. Мне она показалась очень милой, только грустной и рассеянной.
Дважды с утра она пыталась сварить себе кофе в турке, и дважды кофе убегал на плиту, пока не вмешалась я. Марианна присела за низкий столик в зале с крохотной фарфоровой чашечкой и блюдцем и взглянула на меня с благодарностью.
— Спасибо, вы меня выручили. Я страшная кофеманка, и утром до первой чашки у меня все валится из рук.
— Это — из-за низкого давления, — понимающе кивнула я.
— Вы извините, что я обратилась к вам за помощью. — Она затянулась сигаретой. — Я понимаю, что нанимать человека для уборки — не очень-то демократично, даже как-то по-буржуазному. Деловая женщина должна в наши дни успевать все делать сама… Но я — страшно безрукая, а с такой огромной квартирой одной не справиться. Я возражала против такого количества комнат, но муж был непреклонен. К тому же у меня помимо работы — куча представительских мероприятий, да еще и общественная работа: жена начальника Ревпалаты, как и жена президента, по негласному протоколу должна заниматься благотворительностью или чем-то в этом духе…
Она растерянно оглянулась вокруг, ища глазами, куда бы стряхнуть пепел. Я пододвинула пепельницу. Марианна снова улыбнулась благодарно.
***
— Она еще дома, задерживается сегодня. — Этот тихий знакомый уже голос я услышала, проходя мимо лифта.
— О черт! — ругнулся кто-то. — С этими бабами вечно… Никакого распорядка.
Бакс, обрадованный скорой свободой, нервно взвизгнул и потащил меня на поводке вниз по лестнице. За лифтом затихли. Уже поворачивая к лестничной площадке, я заметила Амбала — одного из охранников, который почти на цыпочках возвращался к квартире Карачаевцева. Второй, юркий чернявый мужчина, завидев меня, отпрянул к кабине.
О чем это они шептались?
***
Я решила не доходить с Баксом до Михайловского замка, как предыдущая горничная, а позволила ему лишь обежать свои потайные места на Лебяжьей канавке. Мне предстояло еще сдать рубашки Карачаевцева в прачечную, вытереть пыль с пальм и освоить влажную уборку пылесосом.
Бакс радостно метил кусты и фонарные столбы, а я грустно размышляла о своем положении. Да, я смогу научиться разглаживать воротнички на мужских рубашках, не засушу цветы, смогу нашпиговать курицу чесноком… К концу моего пребывания в квартире Карачаевцева Марианна, пожалуй, даже даст мне отличную рекомендацию. Но разве за этим я сюда пришла? Обнаружить те самые факты о квартире, ради которых я вляпалась в эту авантюру, мне не удастся.
О том, чтобы проникнуть в кабинет Карачаевцева, и речи быть не может. Горничные туда не допускаются, а дверь всегда была закрыта на ключ (наверное, там все-таки смахивала пыль Марианна). Кроме того, каждый мой шаг контролируется охранниками. Стоило мне на несколько лишних минут задержаться в любой из комнат, как один из них тут же появлялся следом. Эти верные стражи были молчаливы и бесстрастны.
Единственным разговорчивым из них оказался тот самый Амбал, которого я встретила сегодня утром перед входом в квартиру, а днем — с кем-то у лифта. Пару раз, пока я варила кофе и собирала пакет для прачечной, он даже попытался весьма своеобразно выказать мне свое расположение — ущипнуть за ягодицу, но я увернулась. Многозначительно, правда, улыбнувшись.
Ну как же мне быть?
***
И Бакс, и прачечная заняли всего час.
Уже поднимаясь на свою площадку, я снова увидела маленького чернявого мужичка, бросившегося от двери к лифту. Он тыльной стороной ладони пытался то ли вытереть пот со лба, то ли поправить челку, но я разглядела его лицо: маленькие глаза-буравчики, жесткие складки у рта.
— Ты чего так быстро? — Амбал как будто ждал меня за дверью. Он нервно что-то запихивал в нагрудный карман рубашки. Я успела заметить стодолларовые купюры. Зарплату, что ли, получил?
— Одни дела медленно делают, другие — быстро. — Я в прихожей меняла туфли на тапочки.
— А ты все так быстро делаешь? — Он расставил руки и, ухмыляясь, пошел на меня.
— Женись сначала, — увернулась я.
— Ну ты даешь! — заржал Амбал. — Что я — дурак, такой хомут себе на шею вешать? На мой век баб и так хватит. А то, может?… — Он сглотнул. — Мне рыжие нравятся…
***
Я разделала на кухне курицу и поставила ее на соль в духовку. Оставалось только полить цветы и вытереть пыль с пальм. Между прочим, 50 долларов за такую недельную крутежку — не так уж и много. Я вдруг с ностальгией подумала о том, как сидела бы сейчас в отделе и писала очередную справку для Спозаранника. Хорошие были деньки…
Я уже убирала посуду, когда столовый нож скользнул по пальцу. О черт! Ранку противно щипало от соли, когда я, пытаясь остановить кровь, накладывала пластырь и забинтовывала палец.
— Ты же говорила, что медичка, — недоуменно глядя на пук бинтов на моем пальце, сказал вошедший на кухню Амбал.
— Даже медички не могут бинтовать себе пальцы сами, — огрызнулась я, вспомнив о том, что с утра представилась ему выпускницей медицинского института, полагаясь на знания, усвоенные за пять лет Сашкиного обучения. Амбал, как я и рассчитывала, после этого сразу проникся ко мне уважением и начал расспрашивать о причинах покалывания в правом боку. «Это — печень», — авторитетно заявила я и стала пугать его дискинезией желчевыводящих путей. «Откуда ты знаешь?» — недоумевал Амбал. «Пропедевтику на пять баллов сдала», — соврала я.
Все эти беседы я вела с ним исключительно из желания выведать что-либо из подробностей жизни Карачаевцева. Но мои шпионские попытки успеха не имели. Единственное, что удалось узнать, так это то, что Карачаевцев — мужик малохольный, а его жена — баба заполошная, но не жадная. Но к нужным мне фактам эта «ценная» информация отношения не имела.
***
Я налила воды в тазик и собралась идти вытирать пыль, когда вернулась Марианна.
И не одна, а с подругой, редактором газеты «Женское бремя» красавицей Бэллой Чичиковой. Бэлла, как я слышала, не баба, а пиявка кровожадная. Было время, она намертво присосалась к губернатору: ходила на все его пресс-конференции, закатывала полуобморочно глаза да и по-другому всячески показывала ему, что — «всегда готова». А губер не оценил. А туг — Цаплина с мужем-начревом, и Бэлла переключилась на Марианну. Теперь всячески ее обхаживает, таскает на светские тусовки, которые, как мне показалось, Марианне не очень-то нравятся.
Вот и в этот вечер Чичикова пыталась помыкать Марианной.
— Ты скоро? — Она хлебнула коньяка и поправила на коленках юбку. У Чичиковой был свой стиль деловой женщины: в мини ее никто не видел, либо — в брюках, либо — до пят.
— Может, не пойдем? — Марианна задумчиво перебирала вешалки в шкафу-гардеробе.
На меня даже на расстоянии снова пахнуло волшебным, волнующим запахом.
— Ну ты даешь! Совсем обалдела? Сам Пчелкин приезжает! Да без его денег твой «Тик-так консалтинг» просто зачахнет. Марианна! Шесть миллионов долларов за рекламные услуги — такого Питер еще не знал! — Чичикова плеснула себе еще коньяка. — Вот везет же таким дурам, как ты. Да Пчелкин из-за твоего мужа отдаст тебе рекламу своей «Сотки» на десять лет вперед. Ты только не продешеви. «Сотка» — фирма в Москве известная, раскрученная и со своими скидками для потребителей в момент займет наш сотовый рынок. А ты проценты проси, не глупи.
Господи, мне бы такого мужа-генерала, как у тебя! А мой — каплей запаса. Даже менеджером толковым после армии не стал…
Ну и гадина! Мне так хотелось дать Чичиковой по башке. Но я — всего лишь горничная и должна знать свое место.
***
— Что ты опять на себя нацепила? — зашипела Чичикова. — И рукава длинноваты…
— А что? Я люблю эту блузку… Хотя рукава почему-то действительно длинноваты. Зато воротничок красивый — ручной работы.
— Вот именно — деревенской работы.
Сделанный руками не из того места. Где платье, которое я тебя заставила в Хельсинки купить?
— Я не надену его, — вдруг тихо, но решительно сказала Марианна. — Оно — нескромное. Я пойду в этой блузке.
— Да иди ты в чем хочешь, — буркнула Чичикова. — Только пошевеливайся. Там небось без тебя уже Пчелкина все обхаживают.
Тем более что Василия нет…
Что в итоге надела Марианна, я не увидела, поскольку из дома они обе вышли в плащах. Моя новая хозяйка, проходя мимо меня, замедлила шаг:
— Вы, Валя, как закончите, можете ехать домой — я приду поздно. А завтра рано уезжаю в Москву. Муж тоже в командировке.
В доме чисто, поэтому на завтра только с Баксом погулять.
И они ушли.
***
Порезанный палец по-прежнему саднило. Поэтому я придумала, как облегчить себе страдания, вытирая пыль. Оттопырив забинтованный палец, я клала на ладошку широкий лист пальмы, а второй рукой с тряпкой быстро скользила по зеленой поверхности.
Я даже стала что-то напевать. Дело спорилось, уборка шла к концу.
Вдруг я почувствовала под одним из листов посторонний предмет. Я осторожно приподняла ветку, сильно тряхнула — и на пол упало что-то вроде пуговички. Откуда она здесь? Неловко повернувшись, я случайно наступила на нее, пуговичка хрумкнула и распалась на мелкие части. Я в недоумении собрала с пола раздавленные кусочки и быстро сунула в карман передника. Что это?
Батюшки! Неужели… «жучок»? Но кто посмел в квартире Марианны установить «прослушку»? Я так разволновалась, что забыла о главном: я нахожусь в квартире не Цаплиной, а Карачаевиева.
Я продолжала уборку, когда за дверью в коридоре раздался мелодичный сигнал мобильника.
— Да, я, — отозвался на звонок Амбал. — Что значит — ударило по ушам? А потом и фон пропал? Геннадий Петрович, ну ты же сам устанавливал… Был на месте… Да, понял!
Да, проверю…
Я готова была вжаться в пол, вытирая тряпкой несуществующие капли на паркете.
Через секунду в комнату влетел Амбал и бросился к пальме. Влага на листьях уже высохла, и он не мог знать, когда я начала уборку.
— Ты пальму трогала? — зловеще спросил Амбал.
— Нет, вот собираюсь только: здесь Марианна Андреевна с подругой были, я и не заходила.
— Не трогать! — зашипел Амбал и стал перебирать листья.
— А что случилось?
— Не твое дело. Пуговичку я здесь час назад потерял. — И Амбал стал ползать возле меня на четвереньках. Поскольку я тоже сидела на корточках, то начальнику охраны, влетевшему за Амбалом в зал, предстала весьма недвусмысленная картина.
— Что здесь происходит? — строго спросил старший.
— Все в порядке, ребята, — поправляя на мне фартук, сказал Амбал.
— Тоже мне — нашли место и время, — брезгливо морщась, произнес охранник. — Немедленно прекратить.
***
Собираясь домой, я открыла шкаф, чтобы достать свои вещи. Наверное, Марианна, выбирая себе гардероб, поменяла местами плечики, потому что я долго не могла найти свою блузку. Наконец мелькнул красный шелк с бежевым кружевным воротничком.
Я оделась. Блузка показалась мне почему-то слегка тесной. Но меня отвлек запах.
Странно, было ощущение, что рядом находилась Марианна — от моей блузки пахло ее духами. Наверное, пропахла в шкафу.
Рядом с гардеробом стояла большая супружеская кровать. Интересно, как часто они занимаются сексом? Я вдруг представила себе эту сцену, и мне стало противно.
Карачаевцев! Да ты даже мизинца на ноге Марианны не стоишь. Этой тихой, умной, кроткой женщины. Вот если бы я работала корреспондентом в ее газете… Вот если бы я всегда была ее горничной, ее подругой…
Пока я собиралась, в комнату заглянул старший охранник. Он круглыми глазами уставился на меня, словно я была голой.
— Вы так и пойдете?
Я даже нервно провела рукой по кружевному воротничку, словно действительно решила проверить, есть ли на мне что-то из одежды.
— Стучаться надо! — только и сказала я, выходя из спальни, и сердито хлопнула входной дверью.
На лестнице у меня все еще кружилась голова от запаха Марианниных духов.
***
Я не успела повернуть за угол дома, как передо мной неожиданно вывернул «мерседес». Я чуть не полетела под колеса.
— Смотреть надо! — бросила я водителю.
Заднее окошко вдруг опустилось, и мужской голос произнес:
— Простите! Вы так неожиданно появились на дороге, что мой шофер не успел сориентироваться. Я виноват и прошу позволить мне искупить свою вину.
Я не верила своим глазам. Передо мной сидел Рустам Голяк собственной персоной.
Впервые я услышала о нем восемь лет назад от его сына Кирилла, с которым подружилась в лагере «Искорка» — я была вожатой в его отряде. Голяк только начал заниматься бизнесом, и было похоже — не совсем правильным бизнесом. Это подтвердилось и чуть позже, когда его объявили в федеральный розыск. Оказалось, что и Кирилл, к моему великому сожалению, пошел по стопам отца.
Я все равно пыталась помочь Голяку по просьбе Кирилла — хотела передать им хранившуюся в нашей «Золотой пуле» кассету с интервью Голяка, где он выболтал слишком много секретов криминального мира. Но мой план был разгадан и пресечен коварным Спозаранником… Сейчас Голяк меня, конечно, не узнал.
День у меня был и без того чумовой — что ж не окунуться еще в одну авантюру?
Хотя Сашка, конечно, не поверит.
Я рывком открыла заднюю дверцу «мерса» и, плюхнувшись на мягкое сиденье, назвала улицу, на которой жила.
— Может, все-таки в качестве компенсации я накормлю вас прекрасным ужином? — настаивал Голяк.
«А почему нет? — подумала я. — Кирилла уже нет в живых. Скрипка ведет себя как последний урод. Карачаевцев трахает Марианну. Почему же мне не поужинать вместе с одним из „авторитетов“ города?»
— Но потом — домой! — строго предупредила я.
Машина рванула с места.
А Сашка все равно не поверит.
***
Рустам Голяк был изрядно датым, а потому не мог помнить нашу единственную и давнюю короткую встречу, когда он на своей первой иномарке — роскошном «крайслере» — вез меня десять минут от «Искорки» до станции. «Вам спасибо за сына», — сказал он мне тогда на прощание. Я помнила каждый миг того последнего моего лагерного лета, той короткой поездки на мягких сиденьях.