Чес запер дверь за своим братом. Я позвонила и услышала шум мотора его инвалидной коляски. Через минуту он открыл дверь и, увидев меня, заулыбался.
— Сегодня у меня чудесный день! Вы очень элегантны. Розовый — определенно ваш цвет. Входите.
Его студия была в полнейшем беспорядке. На столе виднелись следы ленча с Германом. Я начала убирать грязные тарелки.
— Оставьте это, Черри. Я уберу все сам. Хотите маринованный огурец с укропом?
— Нет, спасибо, — ответила я, рассмеявшись.
— Тогда „Джек Дэниелс"?
— Чуть-чуть. И много-много воды со льдом. Я сделаю сама.
— Будьте как дома.
Это было ветхое строение, но Чес оборудовал в нем крошечную кухню, которая содержалась в идеальном порядке. Я приготовила свой напиток и села на шаткий стул с высокой спинкой напротив хозяина.
— Я встретила Германа на улице, — сказала я. — Вы хорошо посидели?
— Как обычно. Я всегда рад его видеть. Раз в неделю. Я люблю своего брата, но много Германа — это уже не для меня.
— Почему вы так говорите, Чес?
— Он слишком большой развратник. У него одна забота — гоняться за женщинами. Почему мужчины ведут себя таким образом, док?
— Причины могут быть различны. Вы говорите, он постоянно гоняется за женщинами? Ему удается их поймать?
— Конечно, — рассмеялся Чес. — Если ему можно верить. Как вы называете нимфомана-мужчину?
— Я называю его дураком. Но, возможно, вы предпочтете другой термин — сатир. Мужчина, который страдает от чрезмерных сексуальных страстей.
— Не похоже, чтобы Герман страдал, — усмехнулся он. — Прямая противоположность мне, правда?
— Гм, — промычала я. Мы оба улыбнулись. — Хорошо, Чес. Я не буду так с вами. Как продвигается работа?
— Легче не стало. Я думал, что со временем мне будет проще писать, но этого не произошло.
— Мне до сих пор интересно, почему вы начали писать книги для детей?
— Потому, что в глубине души я дитя.
— Будьте серьезны.
— Мне даже самому было непонятно, почему я стал писать сказки. И знаете, что я решил? Что это способ убежать от реальности.
— Я полагаю, мы оба согласимся, что не существует такой вещи, как реальность. Есть только наше отношение к ней.
— М-м. Ну, скажем так: я воспринимаю реальность как мир, который меня не вполне устраивает. Вот почему я создал мир муравья Томми.
Он налил себе еще. Я никогда не встречала человека, который пил бы так много и не пьянел. Мне было страшно представить, как выглядит его печень.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я спокойно. — Бывают ночные кошмары?
— Нет. Я сплю без снов.
— Подавленность?
— Только в том случае, если плохо пишется. Не беспокойтесь за меня, док. Я в порядке.
— Никаких сожалений?
— О чем?
— А я думала, мы договорились не играть в прятки. Сожаления по поводу ваших сексуальных устремлений, разумеется.
— А… это. — Он сделал большой глоток. — Я могу с этим жить.
— Согласна. Но хотите ли?
— У меня нет выбора, — ответил он низким голосом.
— Уверена, что есть, — возразила я сердито. — Я наблюдала, как из развалины вы превратились в энергичного, деятельного человека, способного начать новую жизнь. И это сделала не терапия. И не я. Это произошло потому, что вы захотели измениться.
Он покачал головой:
— Я знаю, что я собой представляю. И знаю все причины так же хорошо, как и вы.
— Чес, вы не хотели бы опять начать наши сеансы? Допустим, дважды в неделю. Я могу приезжать сюда. Может быть, нам удастся с этим справиться.
— Нет, — буркнул он. — Спасибо, но нет.
Я посмотрела на него, но Чес отвел глаза. Верхнюю часть тела сидящего передо мной мужчины можно было бы назвать эталоном развитых мускулов. Перила и разнообразные ручки, прикрепленные вдоль стен по всей студии, позволяли ему самому ложиться спать, пользоваться туалетом и душем. Для Чеса было жизненно необходимым стать независимым — вот еще причина, почему он отказался от моей помощи.
— Вы думаете, что ваше страдание очищает душу? — спросила я.
— Я не хочу говорить об этом.
Я кивнула, допила напиток и поднялась. Чес позволил мне поцеловать его в щеку. Я была уже около двери, когда услышала его голос:
— Черри.
Я вернулась в студию.
— Если я передумаю, — произнес он с комической ухмылкой, — вы узнаете первая.
Я вышла на улицу и села на горячее сиденье „ягуара". Затем закурила. Вообще, я курю редко, но в тот момент мне это было необходимо. Мне казалось, что между Чесом и мной существует нечто большее, чем дружба между врачом и пациентом. Я знала, как я отношусь к Чесу, и думала, что знаю, как он относится ко мне.
Конечно, я могла все это придумать и все-таки надеялась, что мои ощущения не врут. Потому что от этого зависело не только его возможное счастье, но и мое.
6
Чес Тодд
Мне было стыдно за самого себя. Как я ей сказал? „Если я передумаю, вы узнаете об этом первая"?
Что за чушь! Пустая мужская брехня. Как будто моя любовь была тем даром, который можно принять с радостью.
Доктор Ноубл — умная женщина, и она прекрасно знает причины моего безбрачия. А вот чего она не знает, так это того, что я чертовски упрям. Упрямство всегда было моим бедствием: я настаиваю на своем, даже когда знаю, что другие правы. И кроме того, что я тупица, другого объяснения этому нет.
После ухода Черри моя студия показалась мне до ужаса унылой. Само собой, я не мог шагать, но я мог кататься вперед и назад, и даже по кругу, но это не приносило мне облегчения. Поэтому я допил свое виски и закупорил бутылку. Ящик под раковиной, как и место под кроватью, был заполнен пустыми емкостями — восемьдесят процентов моего вдохновения, горько усмехнулся я.
Я знал, что, попытайся я начать что-то с доктором Ноубл, она пойдет на это. Но я никак не мог найти ответ на вопрос: в самом ли деле Черри этого хочет или это один из методов лечения?
И поскольку я не понимал истинных причин поведения моего врача, то решил воздержаться от дальнейших размышлений и не взвинчивать себя еще больше.
Как-то давно, когда я лечился у нее в течение года, ока спросила меня:
— Почему вы не были женаты, Чес? Я уверена, у вас припасена какая-нибудь грязная шуточка в ответ, однако я предпочитаю правду. Вы боитесь женитьбы? Не хотите ответственности? Стремитесь сохранить свою независимость?
— Вовсе нет, — ответил я. — На самом деле я был однажды помолвлен. День свадьбы не назначали, но мы знали, что обязательно поженимся. Люси была необыкновенной девушкой. Очень красивой и с потрясающим чувством юмора. Сама идея провести с ней остаток жизни делала меня счастливым. Она хорошо знала мой характер, и у нас никогда не возникало серьезных разногласий. Как-то раз, когда она возвращалась с работы, в нее врезался один пьяный идиот. Вот так и наступил конец жизни Люси и моим мечтам о будущем.
— Боже мой, Чес, — мягко сказала Черри, — мне так жаль. То, что случилось, ужасно.
Но что ужасно на самом деле, так это то, что вся история была абсолютным дерьмом. Никогда не существовало никакой Люси. Я никогда не собирался жениться. История была придумана под влиянием момента. И не спрашивайте почему. Доктор Ноубл поверила мне, она несколько раз возвращалась к этой теме. Вероятно, этот вымысел и помог мне решиться писать книги для детей. Я подумал, что раз уж я смог обвести вокруг пальца такого специалиста, как Черри, то уж наверняка сумею писать небылицы для ребят.
Вот так это все и произошло. Я зарабатывал на этом не так уж много, куда больше получали иллюстраторы, но мои книги хорошо раскупались и быстро писались. Это дало мне специальность и помогло не спиться. Последнее случилось с моим отцом. Он умер от острого цирроза печени. И Герман и я, мы оба были закоренелыми пьяницами, но никто из нас не стал алкоголиком. Пока.
А теперь основная шутка. После того как я около пары лет писал ребячьи истории, оказалось, что они стали для меня более реальными, чем сама жизнь.
Я начал с того, что заставил доктора Ноубл поверить в историю с Люси, а закончил тем, что поверил в свои выдумки сам. Интересно, что чувствовал О'Генри?
Я прекратил носиться по студии в инвалидной коляске, подъехал к компьютеру, включил его и перечитал первые страницы своей новой книги. Написанное показалось мне безжизненным и скучным, и я стер весь текст. Затем, удобно усевшись, я попытался найти свежую идею. Но совершенно не мог сосредоточиться. Перед моими глазами стояла доктор Ноубл в ее коротком розовом платье.
Однажды я спросил ее:
— Почему вы не замужем?
— Я была замужем, но развелась, — последовал ответ.
— Да? И что же произошло?
— У нас просто ничего не получилось.
— Он тоже был психоаналитиком?
— Да, — кивнула она.
Я не хотел совать свой нос глубже и поэтому заметил:
— Вы ведете себя не как разведенная женщина.
Она удивилась:
— А как ведут себя разведенные женщины?
— Вы сами знаете. С большей готовностью.
Черри восприняла это достаточно серьезно.
— Я не думаю, что веду себя с большей готовностью, Чес, — произнесла она наконец. — Если вы подразумеваете готовность выйти замуж. Сейчас это не имеет для меня никакого значения. Может быть, придет день, и все изменится. Но сейчас — нет.
— Словом, в таком уединении нет ничего романтичного.
— Я этого не говорила, — улыбнулась Черри.
Воспоминание об этом разговоре дало мне идею новой книги. „Приключения Томми-Муравья" очень нравились моему нью-йоркскому редактору. Она писала: „Вы сделали Томми таким живым! Как насчет продолжения?"
Мне пришло в голову, что я могу написать историю любви Томми-Муравья. Например, создать его подружку, тоже муравья, и назвать ее Люси. С Томми случится несчастный случай, может быть, булыжник, который он грыз, упадет на него, или что-то в этом роде. А Люси, проходившая мимо, спасет его от гибели и будет ухаживать за ним до полного выздоровления.
Мне эта мысль понравилась. Надо было обдумать детали, но в целом должен был получиться бестселлер. В отношениях между ними будут разногласия, иногда даже ссоры, но, в конце концов, Томми и Люси проживут счастливо долгую жизнь.
Но тут я понял, что на этом история еще не завершается. Он и Люси могли бы пожениться, обзавестись детьми, и следующие книги будут уже про семейство муравьев, их проблемы и достижения. Я начинал видеть свои книги как муравьиную сагу, которую будут читать целые поколения детей.
— У вас есть дети? — спросил я однажды Черри Ноубл.
— Нет, — сухо ответила она. — Пока нет.
— Ну, у вас еще есть время, — заверил ее я.
Она как-то странно взглянула на меня.
— Есть ли?
7
Мервин Макхортл
Суббота и воскресенье были безнадежно испорчены, так как Гертруда настояла