За последние годы Мейбл прибавила в весе и стала немного полноватой. Но я по-прежнему считал ее необыкновенно привлекательной и знал, что так же думают и другие мужчины. Она была очень коммуникабельна, и плюс ко всему, у меня не имелось никаких претензий по поводу того, как она ведет хозяйство.
Анализируя ситуацию, я понимаю, что в основе моих чувств, конечно же, лежало осознание собственной вины. С одной стороны, она поймала меня в ловушку — я подразумеваю под этим свадьбу, но с другой — сама тоже оказалась в западне. И именно на мне лежит вина за то, что наша счастливая семейная жизнь не состоялась.
По отношению к сыну чувство вины было еще более острым. Если быть до конца откровенным, я любил его, но, к сожалению, не мог выказать свою любовь.
Я считал его красивым, умным, любознательным. И — не мог наладить с ним отношения. Я до сих пор не в состоянии понять почему.
Наконец я опять взялся за ручку и начал просматривать бумаги, связанные с проектом ЖАВ. Это было большим облегчением. Все выглядело таким четким и определенным. Но человеческие отношения никогда не бывают четкими. Не так ли? Никогда не знаешь, что есть что. И часто собственный опыт является результатом собственных неправильных действий и опрометчивых решений.
Я изучал, как ведут себя мои мышки, работал с ними и записывал результаты на видеокассеты. Однако нельзя поступить подобным образом с людьми.
Правда?
По дороге домой я выразил свои чувства Марлен Тодд.
— Я знаю, что я плохой отец, — признался я, — и, тем не менее, очень люблю мальчишку. Мне хотелось бы быть с ним более близким.
Марлен поинтересовалась, бывал ли я с сыном на каких-нибудь мероприятиях или делали ли мы вместе те вещи, которые ему нравятся. Например, учил ли я когда-либо его кататься на велосипеде.
— Нет.
— А ты брал его на футбольный матч или на другое спортивное соревнование? На рок-концерт?
— Нет, — ответил я. — Я действительно не люблю всего этого.
— Хорошо, — согласилась я.
Он внимательно посмотрел мне в глаза:
— Вы никогда не спорите, док?
— А что, это может привести к хорошим результатам?
— Нет, не может. Скажите мне правду, док, почему вы теряете со мной время?
— Я не думаю, что теряю время. Мне нравится быть с вами.
— В самом деле? — Он выглядел удивленным. — Не могу понять почему? Даже мне не нравится быть самому с собой.
Я пристально взглянула на него. В течение некоторого времени я размышляла, что произойдет, если применить шоковую терапию. И может ли шоковая терапия вылечить его импотенцию, причина которой, я не сомневалась, была чисто психической. Наконец, я решила, что в данный момент стоит попытаться. Но я очень опасалась, что его категорическое „нет" не оставит мне никакой надежды.
— Чес, — начала я спокойно, — я хочу заняться с вами любовью.
Впервые за все время нашего знакомства я увидела, что он покраснел. Его смуглое от природы лицо стало темно-красным — он был потрясен.
— Какого черта вы говорите мне это? — закричал он. — Это что, новый вид лечения, новый метод, который вы предлагаете всем своим немощным пациентам-мужчинам?
— Вы сами прекрасно все знаете. Это нужно для меня.
— Я не верю.
— Да уж поверьте, — ответила я, удивленная, как перепутались мои собственные ощущения.
— Это невозможно, — сказал он хриплым голосом.
— Давайте выясним, — предложила я.
— Нет, мне не нужна ваша жалость.
— Зато мне нужна ваша.
Его лицо словно окаменело. Я понимала, что в нем происходит борьба.
— Нет, — повторил он более мягко. — Я не могу. Я боюсь.
— Чего?
— Неудачи, провала. Оставьте меня, док.
Я допила свой коктейль и поднялась.
— Вы все равно будете думать об этом после моего ухода, — проговорила я. — Знаю, что будете.
— Похоже, что вы знаете все на свете, — с невероятной злобой произнес он. — Убирайтесь к черту отсюда и никогда больше не возвращайтесь!
Сидя в машине, я всю дорогу думала, насколько справедлива строка из Гамлета: „Из жалости я должен быть жесток". Этим же вечером мне принесли громадную коробку из цветочного магазина. Там был великолепный душистый букет и карточка с коротким посланием: „Возвращайтесь".
13
Вильям К. Бревурт
Не имеет значения, умны вы или богаты, потому что без удачи вы — полное дерьмо.
Возьмите, к примеру, меня. Я был удачлив всю свою жизнь, начиная с того момента, как основал маленький бордель в Денвере. Ничего особенного, зато чисто. Четыре девочки (одна черная, остальные белые) и парень. Все здоровы. Сержант полиции, на чьей территории было мое заведение, оказался отличным мужиком. Настолько прямым, насколько может быть прямым полицейский.
Однажды поздним вечером Фил заходит ко мне, и я наливаю ему „чивас" — единственное, что он пил.
— Вилли, — говорит он, — я думаю, тебе лучше убраться из города.
Вот и все, что