– Да, а ты что-то совсем не по погоде. – Гарик завел машину и, чуть повернувшись к ней, спросил: – Куда?
– К тебе. – И с пониманием отреагировав на его изумление, она повторила: – К тебе, конечно же, к кому же еще. Давай, давай, поезжай. Не терпится принять душ и съесть чего-нибудь.
– Ну ты… даешь! – Гарик тронул машину с места. – Володька знает, где ты?
– Нет, а должен? – Она легонько тронула его за локоть. – Ты расслабься, Гарик, я ведь не собираюсь соблазнять тебя. И поэтому с твоей порядочностью ничего не случится. Мне просто нужно принять душ, перекусить и поговорить с тобой кое о чем. И может статься, что и предостеречь.
– Йохо-хо! – издал Гарик гортанный клич и тут же принялся хохотать, едва не задев бампером молодую чету на светофоре. – Меня?! Предостеречь?! Машка, ты и на самом деле еще тот экземпляр! Что же, интересно, мне может угрожать?
– Не что же, а кто же, – ничуть не оскорбилась Маша. – И зря ты так веселишься. Когда ты обо всем узнаешь, тебе будет не до веселья. Потому что тот человек, которому ты все это время помогал, которого ты вытягивал из одной передряги, чтобы он тут же оказался в другой… Так вот этот человек – подлец и убийца!
Гарик так нажал на педаль тормоза, что Маша едва не вышибла лбом ветровое стекло. Какое-то время он смотрел на нее, будто видел впервые. Потом перегнулся через нее, открыл дверцу машины и приказал:
– Пошла вон отсюда, сука!
Маша не двинулась с места, приблизительно такой реакции и ожидая. Не был бы Гарик другом Панкратова, если бы отреагировал по-другому.
– Я сказал, пошла вон! – повысил он голос и снова навис над ней, пытаясь выпихнуть из машины.
– Я никуда не уйду, пока ты меня не выслушаешь. – Подняв на него глаза, Маша укоризненно качнула головой. – Всего-то и дел – выслушать меня. И пожалуйста, Гарик, я очень устала. Отвези меня к себе…
В ее темных глазах будто скопилась вся вселенская скорбь. В обрамлении острых стрелок ресниц они казались почти бездонными и так, черт возьми, жалобно смотрели прямо на него, что, наплевав на все внутренние протесты, он сдался.
– Хорошо, едем. – Он потихоньку вырулил на дорогу и нетерпеливо переключил скорость. – Но если твои доводы не покажутся мне убедительными, я… я сдам тебя ментам! Да, да! Не надо на меня так смотреть, дорогуша! Они были у нас на фирме и задавали вопросы. И делали это в присутствии наших потребителей, черт бы все побрал на свете! И я не знал, куда мне себя девать от стыда. А этот придурок, твой бишь супруг, только улыбался мне в ответ. Вы с ним словно сговорились свести меня с ума. Словно само провидение свело вас вместе, чтобы сводить с ума нормальных…
– Остынь, Гарик. Провидение тут ни при чем. Все было тонко и точно рассчитано. – Она невидяще смотрела на пробегающие за окном дома и проспекты, рассеянно покручивая в пальцах пуговицу на куртке. – И наш брак… Господи, у меня даже язык не поворачивается именовать этим словом то, что произошло. Это даже фарсом назвать страшно. Это было одним из пунктов его чудовищного плана.
– Но он говорил мне, что все произошло случайно, – возразил Гарик, миновав пару кварталов и въезжая во двор двухэтажного дома.
– Нет. Не верь ему. В этом деле ничего не произошло случайно. Все было спланировано от начала до конца. Он очень умело играл на слабых местах людей, изучив их предварительно с поразительной доскональностью. Пора со всем этим заканчивать. И мы с тобой сделаем это.
– Мы?! – Гарик судорожно вцепился в руль и, стараясь слизнуть крупные капли пота над верхней губой, проверещал фальцетом: – Ну почему мы? Какого черта ты меня во все это вовлекаешь? Это ваши проблемы, и вам их разгребать. Я не хочу ни во что ввязываться. Все!
Он выбрался из машины, громко хлопнув дверью, и пошел к воротам подземного гаража. Маша минуты три смотрела ему вслед, потом, тяжело вздохнув, тоже вылезла из машины и огляделась.
Дом, выстроенный в конце восьмидесятых, был заново отремонтирован уже в новом столетии и поделен на четырех хозяев. Причем каждый из них владел двухуровневыми квартирами, и, судя по огромным проемам окон, квартирами с высоченными потолками. Гаражей было ровно столько, сколько хозяев. Именно такое количество въездов в подземные ворота насчитала Маша, внимательно все оглядев.
Вокруг дома было разбито множество цветников в обрамлении диковинных кустарников и деревьев. И все это хозяйство было обнесено кованой изгородью с надписью на воротах «Частные владения».
У Панкратова такой надписи на заборе не было. И дом его, хотя он и владел им единолично, не произвел на нее ошеломляющего впечатления, в отличие от этого. Не было в нем такого шика, что ли. Все там отдавало какой-то заброшенностью и необжитостью. А может, все это было лишь игрой ее предвзятого воображения, кто знает…
– Иди сюда! – грубовато окрикнул ее Гарик, стоя перед металлической дверью с левой стороны дома, потом немного смягчил тон и добавил: – Будь гостьей в моей скромной обители, Мария Ивановна…
Скромная обитель мало сказать была роскошной, она была изысканно роскошной. Если комод, то восемнадцатого века. Если картина на стене, то непременно подлинник. Если ковер под ногами, то обязательно ручной работы.
– И как тебе мой дом? – Гарик нетерпеливо сверкнул в ее сторону черными глазищами.
– Очень мило, – промямлила Маша, которая вдруг потерялась в своем джинсовом костюмчике среди этой роскоши. – А где у тебя здесь ванная?
– Хм, – слишком уж многозначительно хмыкнул Гарик, мазнув откровенным взглядом по ее высокой фигуре. – Какой тривиальный вопрос, не находишь? Не успели мы переступить порог, как девушка запросилась в ванную, а потом…
– А потом я попрошу у тебя поесть! – скороговоркой выпалила Маша, покраснев до корней волос и мгновенно почувствовав себя голой. – И прекрати так смотреть на меня, Гарик! Это…
– Это что? – Он вдруг шагнул к ней, став почти вплотную.
– Это непорядочно, – она отступила, осознав как-то вдруг и сразу всю двусмысленность своего положения. – К тому же у меня к тебе серьезный разговор.
– Ну что же, разговор так разговор. Идем, покажу, где ванная.
Гарик пошел темным извилистым коридором, увлекая ее все дальше и дальше от спасительной входной двери. Конечно, она не думала, что он сейчас вдруг остановится и набросится на нее, но когда заперла за ним дверь в ванную, ей стало намного спокойнее.
– Халат на вешалке, – крикнул ей уже из-за двери Гарик. – Его еще никто ни разу не надевал. Что будешь есть?
– Мне все равно, – крикнула в ответ Маша, не в силах заставить себя выйти к нему.
– Мясо? Рыбу? – продолжал надрываться по ту сторону двери Гарик.
– Да!
– Что да?!
– Мясо, если можно. – Маша открыла воду и принялась стаскивать с себя насквозь пропитавшиеся пылью и потом вещи.
«И отстань от меня наконец!» – хотелось еще ей добавить, но Гарик с вопросами закончил. Видимо, ушел готовить ей мясо. Пусть себе похлопочет. Настроение у него, кажется, пошло по нарастающей, если позволил себе свои обычные вольности на ее счет. Ну и пусть. Пусть лучше он будет таким, каким она его привыкла видеть. А тот, перепуганный и растерянный, которым он ей показался в машине, ее сильно настораживал. Можно, конечно же, и за друга попереживать, но не до такой же степени, что пот прошибает и руки до синевы в руль вцепляются. Ладно, с этим ей тоже придется разобраться со временем. И разберется непременно! Коли уж в хитроумных ходах Панкратова сумела не запутаться, то уж Гарика ей прочесть – раз плюнуть. Она им еще всем покажет, чего стоит в этой жизни. Это Нинка-дура решила на чужих секретах себе состояние сколотить, потому и в ящик сыграла преждевременно. Она, Маша, пойдет другим путем. Ей денег не надо… чужих. У нее и своих хватает. Вот разберется тут со всеми умниками и уедет домой. И начнет там новую жизнь, о которой давно и безуспешно мечтала….
Вода выбивалась из крана бурным потоком, вспенивая мыльные брызги в крохотные айсберги и отдаваясь оглушительным ревом в ушах. В окно под потолком врывались солнечные лучи, играя в изумрудных листьях папоротников, которыми были увешаны все стены.
– Красиво… – прошептала Маша и непонятно чему улыбнулась. – Все будет хорошо. У меня все будет хорошо…
Ей и на самом деле верилось в то, что она стоит на пороге новой жизни, которая будет много лучше, чем вся ее предыдущая. Она просто не знала, что мужчина, мечущийся сейчас по первому этажу своей шикарной квартиры, совсем не разделяет ее точки зрения.
Он трижды подходил к двери ванной и заносил руку для стука, но трижды отступал. Потом возвращался в кухню, влезал под крышку сковородки и, убедившись, что с жарящимся мясом все в порядке, вновь начинал метаться.
Как ему поступить с ней? Что делать ему? Не с ней, не с ним, а как ему лично определиться с самим собой? Он знал, что далек от совершенства, знал, что его адвокатская практика и клятвопреступление идут рука об руку, и сподличать ему так же просто, как, скажем, кому-то сходить утром в туалет. Но он никогда и никого не убивал. Даже в раннем детстве, когда ровесники истязали дворовых кошек и подбивали из рогатки воробьев, он не принимал в этом участия. Нет, смотреть он смотрел. И даже без должного содрогания смотрел, но вот чтобы самому…
– Черт! – рыкнул Гарик и уронил крышку от сковородки на пол, больно обжегшись.
Мясо получилось сочным и аппетитным на вид. Он выложил его на тарелку и, подумав, обильно посыпал мелко нарубленной кинзой. Потом достал два пузатых фужера и бутылку белого вина. Может быть, она и не захочет с ним пить, но предложить все же стоит. Так сказать, для того, чтобы снять напряжение… Что-то она там долго плещется. Не уснула ли? Слишком уж измученной выглядела, когда он заметил ее сидящей на ступеньках ресторана. Измученной и заброшенной. Что-то похожее на жалость шевельнулось тогда в его душе. Но стоило этой дрянной бабе открыть рот, как вся его жалость улетучилась. Нет, ее просто нельзя рассматривать как человека. Как самку – да, это сколько угодно. Природой ей было отмерено всего вдоволь, тут не поспоришь. Он даже, помнится, неловкость почувствовал, наткнувшись рукой на ее грудь, когда пытался вытолкнуть из автомобиля. Ноги длинные и достаточно красивые. Талия, грудь, плечи – все в полном соответствии со стандартом. Он все это сумел преотлично рассмотреть в день их с Володькой бракосочетания. Ну сподличал, сподличал в очередной раз, купив ей платье, больше напоминающее ночную сорочку. Слишком уж велико было искушение поизмываться над самозванкой да заодно и разглядеть ее как следует, коли уж случай представился.
Гарик поднял глаза к потолку. Левее на пару метров располагалась его ванная комната. И там сейчас купалась Машка. Вся такая… такая голая и соблазнительная. Кожа наверняка зарозовела от воды и мыла. Он знал эту особенность у блондинок. От горячей воды их кожа начинала светиться розовым изнутри, будто жемчужина. Володька эту особенность отмечал еще там, на Севере. Говорил, что кожа ее отсвечивает, словно спелое яблоко в густой листве. Нет, сравнение с жемчужиной ему лично нравится куда больше.
Сейчас она наденет его новенький халат. Темно-синего цвета, он как нельзя лучше подойдет к ее светлым волосам. Она наверняка их вымоет и распустит. Но даже если поднимет кверху, тоже ничего. Шея будет открытой для… для поцелуев, черт бы все побрал. Да, да, да! Он хочет ее! Точно! Вот в чем причина его неприязни к ней. Надо же, как все просто. Гарик ошалело поводил головой и, опустив глаза в пол, обессиленно осел на мягкую скамью.
Он же с точностью до секунды помнил тот момент, когда она распахнула дверь вагончика и, кутаясь в простыню, уставилась на него своими странными глазищами. Это он только потом понял, в чем странность, но поначалу опешил. Ресницы… Они были чудовищно непропорциональной длины. Острые, будто стрелки на часах, и черные. Оттого и взгляд казался диковатым.
Он быстро тогда пришел в себя, начал ерничать и, кажется, даже оскорблять ее. Суметь бы сейчас взять себя в руки с такой же поспешностью. Но подняв глаза на дверной проем, где немым изваянием застыла Маша, Гарик обмяк окончательно.
– Машка-а-а… – сипло пробормотал он и замер, боясь дышать.
Все было много хуже, чем он себе представлял. Халат не просто шел к ее светлым волосам, он как нельзя лучше оттенял ее внешность и с безобразной точностью обрисовывал ее всю. Кто же мог представить, что ткань так тонка?! Так непозволительно тонка… А волосы! Что она сотворила с волосами? Мало было их вымыть и расчесать как следует. Надо было так их заколоть, что отдельные пряди спадали на лоб и виски, соблазнительно скользя по шее. А кожа… Кожа и вправду отливала перламутром.
– Что? – Ее темные глаза диковато сверкнули в его сторону. – Что случилось здесь с тех пор, как я ушла?
– Ничего, а что? – Гарик изо всех сил зажал ладони меж коленей, боясь, что когда она пойдет мимо, он непременно схватит ее за поясок халата и потянет его, и тогда…
– Выглядишь странно! – Маша села в самый угол и, закатав рукава халата повыше, склонилась над тарелкой. – Кинза? Ум-м, обожаю! Гарик, ты прелесть! Лук, укроп – терпеть не могу. А кинзу обожаю. Можно я поем?
– Что? – дернулся он, словно от удара, когда она протянула обнаженную почти до плеча руку и тронула его. – А, да, конечно! Слушай, выпить хочешь? Вино хорошее.
– Вино? – Она на мгновение замерла с кусочком мяса у самого рта, потом вернула вилку на край тарелки и согласно кивнула. – Наливай. Эти несколько дней были для меня сущим кошмаром. Дни смешались с ночью и вырывались лишь отдельными эпизодами, причем не самого лучшего свойства. Наливай!
Они выпили по бокалу, и Маша с жадностью набросилась на мясо.
– Надеюсь, что ты есть не хочешь? – бормотала она с набитым ртом. – Потому что я тебе ничего не оставлю! Да, вот такие дела, Гарик. Вот такая у тебя нынче гостья хамоватая.
Гарику было не до комментариев. Он сидел напротив Маши и, наливаясь желчью, с каждой минутой все сильнее завидовал Панкратову. Такого давно не было. Очень давно. Он помнил, чем это кончилось тогда. Сейчас этого делать было нельзя. А что было можно? Схватить ее и утащить в свою спальню? Это не вариант. Тогда что? Так… А что она там хотела рассказать ему о Панкратове? На что хотела открыть глаза и предостеречь? Так, так, так… Может, в этом что-то да есть? И отсюда как раз все можно будет раскрутить себе во благо…
– Маш, – Гарик дождался, пока ее тарелка не опустеет и, понизив голос до доверительного полушепота, спросил: – Так чем ты мне хотела помочь?
– Я? – После ванны, вкусной еды и бокала вина для подобных мыслей в голове осталось мало места, поэтому она не сразу поняла, что он от нее хочет, а поняв, сразу поскучнела. – Гарик, дай мне немного отойти от всего. Поверь, это такое… такое дерь… такое нехорошее дело, что просто не хочется сейчас портить атмосферу.
– А у нас с тобой атмосфера? – Молниеносно отреагировав, он поймал ее руку и притянул к своим губам. – Машка, ты такая… Такая славная.
– Я?! – еще больше удивилась она, но отчего-то не поспешила высвободить руки. – Помнится, ты был несколько другого мнения обо мне.
– А как бы ты хотела, чтобы я реагировал на тебя? Начал восторгаться девушкой своего друга?! – возмутился Гарик, сокращая расстояние между собой и Машей, незаметно съезжая по скамейке в ее сторону. – Надо было орать на весь ваш поселок, что как только ты открыла мне дверь в этой дурацкой тоге…
– Это была простыня. – Маша вдруг смутилась, почувствовав своим бедром бедро Гарика.
– Плевать! Простыня, тога, что это меняет? Ты смутила меня и моментально окрутила, как говорят бабы на базаре.
– Я окрутила? Ну ты даешь!
Его рука легла ей на талию, и Маше стало трудно дышать. Ей совсем не того было нужно от друга своего фиктивного мужа. И ей самое время сейчас было встать и выйти из кухни, с тем чтобы дать ему время немного успокоиться. А успокоиться ему и в самом деле было нужно. Дыхание участилось. Глаза потемнели, хотя, казалось бы, куда уж темнее. А руки предательски ласково поглаживали ее по позвоночнику.
– Гарик! – предостерегающе крикнула Маша, когда поясок халата заметно ослаб и полы поползли в разные стороны. – Тебе нужно остановиться! Я не за этим здесь!