И с чего я взяла, что этот день рождения будет чем-то отличаться от предыдущих! Даже когда два года назад миссис Чавес затеяла торжество в мою честь, Амелия напялила мою кофточку, подаренную мамой, и праздник был испорчен. Десятый день рождения испоганил Люк, задув мои свечи и обслюнявив торт. Вот и в этом году веселья как не бывало. Хорошо еще, что братец на время от меня отлип, заинтересовавшись Мэтью и его ногой в гипсе. В общем, праздник в очередной раз сдулся.
* * *
Вскоре Люка перевели в Лайкс-коттедж – и, как оказалось, поспешили. Хотя Люку было почти девять, он все еще бегал за мной по пятам. Если я не обращала на него внимания, он дергал меня за руку или за волосы. Я любила брата, но его настырность выводила меня из себя, и я всеми способами его избегала.
Чего я избежать не могла, так это безотчетной тоски по маме. Когда я бывала занята, мне удавалось не поддаваться, напоминая себе, что это такая же дурная привычка, как грызть ногти. Но, оставаясь в одиночестве, я погружалась в мысли о том, где сейчас мама и почему она меня оставила. Хуже всего было по ночам, когда не давали уснуть крики Сабрины. Мэри Миллер рассказала, что маму лишили родительских прав, но разве какие-то бумажки могли остановить маму, которая всегда возвращалась ко мне, даже когда органы опеки пытались отменить наши свидания?
Я верила, что она скучает по мне не меньше, чем я – по ней. Временами мне так сильно хотелось прижаться к маме, что я была не в силах этому противиться, и слезы текли рекой. Если меня видели в слезах и принимались расспрашивать, я упорно отмалчивалась, не желая объяснять свои чувства ни мисс Санднес, ни Мэри Фернандес, ни мистеру Брюсу. Все равно слова были не в силах вернуть мне маму.
Во многих отношениях «Дом для детей» был куда лучше любой приемной семьи на моей памяти. Я могла спать спокойно, зная, что отсюда меня никуда не отошлют без предупреждения и что я могу жить здесь сколько захочу. Лучше уж я останусь с мисс Санднес, мистером Тодом, мистером Ирвином и друзьями, а то как бы очередные «благодетели» снова не вышвырнули меня за порог, устав со мной возиться. И вообще: мне была нужна только моя мама, и никто не смог бы занять ее место.
В приюте решили подготовить для потенциальных усыновителей альбомы с профессиональными фотографиями «лишенцев» – это унизительное прозвище носили все, кто был лишен родительской опеки. Для этих целей в приют пригласили фотографа.
Мистер Ирвин очень удивился, увидев меня лежащей на кровати лицом к стене.
– Эй, Эшли-Долгоножка! – Он прозвал меня так потому, что я стремительно вырастала из своей обуви. – Что с тобой?
– Очень мне нужен ваш дурацкий альбом!..
– Эти чудные веснушки обязательно нужно показать твоей будущей семье!
– Я ненавижу веснушки, и никакая семья мне не нужна!
– Надо же, жаль. А я думал, тебе нравятся конкурсы.
Я насторожилась: на днях я как раз выиграла третье место в конкурсе на лучший плакат, и призом была поездка на автогонки.
– Какой конкурс?
– В фотостудии проводят конкурс на лучший рисунок для обложки альбома.
– Ладно, так уж и быть, – сказала я.
– Вот и умница, – широко улыбнулся он.
В ожидании своей очереди я нарисовала картинку: слева – трехэтажный особняк и мужчина в строгом костюме под руку с дамой в вечернем платье и сережках, справа – мужчина в шортах и футболке в обнимку с женщиной в блузке и юбке до колена на пороге одноэтажного домика. Внизу картинки было такое стихотворение:
Неважно, богатой ли будет семья,
В которой любовью согреют меня.
Хочу, чтобы жили мы мирно и дружно,
А больше для счастья ничего мне не нужно.
Картинка вышла просто загляденье, но мне так никто и не сообщил, выиграла я конкурс или нет.
На Пасху мы отправились в гости к одному из спонсоров. По всей лужайке у шикарного особняка на берегу залива были спрятаны пасхальные яйца, и мы принялись их собирать. В каждом пластиковом яйце лежали пять долларов! Прошло каких-то десять минут, и наши сбережения за целый год померкли перед теперешним богатством. На обратном пути я высунулась в открытое окно фургона и прокричала: «Налетай! Детей раздают!» Мой оригинальный метод оказался таким же эффективным, как и все остальные.
На некоторые мероприятия приглашались не только нынешние, но и бывшие воспитанники приюта с их новыми семьями. Мы подозревали, что среди взрослой части публики находились и «покупатели». Одним из таких громких событий были летние спортивные соревнования за приз Мерфи. Пока мы выстраивались у флагштока, давали Клятву верности и пели патриотические песни, я то и дело косилась на толпу: не присматривается ли кто-нибудь ко мне? В рядах зрителей раздался смех: это Люк протиснулся вперед и принялся передразнивать хор.
– Какой милашка! – с восторгом обратилась к мужу экспансивная дамочка в узких брюках.
– Ежегодно мы проводим конкурс на лучшее сочинение, – объявил ведущий. – В этом году победителем стала Эшли Родс, гордость Лайкс-коттеджа.
Поднявшись на кафедру, я стала зачитывать свое сочинение в стихах.
И снова раздался неуместный смех – Люк опять кривлялся. Мне хотелось его задушить. Я худо-бедно добралась до конца и сорвала оглушительные аплодисменты. Когда официальная часть осталась позади, воспитатели не могли мной нахвалиться, но «покупатели» бегали стайками за моим растрепанным братцем, что меня окончательно вывело из себя.
Во время первого пикника для усыновителей Люк забрался на дерево и наотрез отказался спускаться. Я притворилась, будто первый раз его вижу, и уехала назад с первым же микроавтобусом. Узнав про июльский пикник, я сказала мисс Санднес, что не пойду.
– Почему, котик? – спросила она.
– Это смахивает на торговлю живым товаром, вот почему! – Мисс Санднес молчала. – Такое ощущение, что, как только мы уедем, начнутся торги!
Утром в день пикника мисс Санднес зашла ко мне в комнату, держа в руках мой любимый наряд.
– Этот цвет тебе очень к лицу, – сказала она.
– Я никуда не поеду, – буркнула я и отвернулась.
Наставница молча протянула мне бирюзовую футболку и белые шорты. Не проронив ни слова, я оделась и, порывшись в шкатулке с украшениями, нацепила все свои бусы и браслеты. Мисс Санднес отвела меня к микроавтобусу.
Над Роулет-парк высоко стояло раскаленное июльское солнце. От жары мне стало дурно, и я направилась в затененную беседку. Навстречу шла девчушка с розовым шариком на веревочке. Он проплыл прямо у меня перед носом, и я раздраженно ударила по нему. Проходившие мимо родители вытаращились на меня, как на дурочку.
– Эй, посмотрите! – закричал Люк. Его мороженое почти растаяло, и тоненькой струйкой, стекавшей на землю, он пытался что-то нарисовать в пыли, но только сам измазался. Наверное, меня никогда не удочерят, потому что ко мне в довесок прилагается Люк.
– Привет, – послышалось из-за спины. – Хочешь попить?
Я оглядела пару, стоявшую рядом: на них были одинаковые шорты цвета хаки и одинаковые рубашки-поло со вздернутым кверху воротником. Джесс и Лес, прочла я на именных карточках, приколотых сбоку. Мы с Джесс оказались в очереди за колой, а через минуту к нам подвели Люка.
Пока Лес ходил за хот-догами, Джесс вытащила влажные салфетки.
– Эшли, перед едой надо вытирать руки.
Ко мне повернулась стоящая впереди женщина. На ее карточке было написано имя – Гэй.
– Красивые бусы, – сказала она.
Из вежливости я изобразила подобие улыбки. Джесс снова завладела моим вниманием и повела меня к столику.
После обеда нас хотели познакомить с кем-то еще, но Люк, воспользовавшись заминкой, дернул к бейсбольной площадке. Кто-то бросился за ним вдогонку. Тем временем подсевшая ко мне дама задавала набившие оскомину вопросы: в каком я классе и какой мой любимый цвет.
– Мы увозим Люка назад в приют, – сказал мне мистер Тодд. – Поедешь с нами?
– Конечно. – Меня уже тошнило от потенциальных родителей, которые подходили поболтать, а потом сбегали в поисках более привлекательных и юных экземпляров.
– Смотрите, сколько у меня всего! – похвалилась я сумочкой с подарками.
Люк схватил ее своими ручищами, шов разошелся, и содержимое посыпалось на землю.
– Помочь? – предложил проходивший мимо незнакомец, приветливо поглядев на меня.
– Я столько всего выиграла, что мне одной не унести! – снова похвасталась я.
– Погоди-ка, – и он помог мне переложить мои безделушки в большой пакет из-под раздаточных материалов.
«Фил» – прочла я на его именной карточке. Незнакомец отнес пакет в микроавтобус. Соцработник, решила я и забыла о нем, как только уехала с ярмарки детей.
В моей жизни начались тревожные перемены. Мне наконец-то удалили кисту на спине размером с яйцо, из-за которой Уилл дразнил меня «горбуном». Еще мне предстояло перейти в среднюю школу и обрести статус мелкой шестиклашки. Но это все можно было бы пережить, если бы не подлинная катастрофа: мисс Санднес уезжала на учебу! Что ж, сказала я себе, она мне не родная, так какая разница. И я переключилась на мысли о том, где сейчас мама и как с ней связаться. Мое местонахождение держали в тайне, но она могла быть рядом и ждать меня. Тогда же мне стали сниться кошмары: крики из темноты, женские вопли, злодеи с окровавленными руками. Не в силах уснуть, я наливала себе воды, шла в фойе и усаживалась рядом с охранником, коротая время. Однако в приюте все тайное становилось явным. Любые изменения в нашем поведении заносились в специальный журнал. Однажды я рассказала про кошмары одному из охранников, и на следующий же день Мэри Фернандес принялась меня о них расспрашивать. Пришлось выкручиваться – я опасалась, как бы она не посчитала мою тоску по маме причиной кошмаров, – и на будущее я зареклась откровенничать.
Незадолго до начала учебного года весь приют, включая наставников и психологов, снова поехал в тот же детский лагерь на берегу озера, что и год назад. По озеру можно было кататься на огромных надувных кругах и водных лыжах, ловить рыбу, в лагере был бассейн и множество кружков, даже кружок по стрельбе из лука и пневматики.
Как-то вечером к бассейну подошел мужчина с видеокамерой.
– Эй, оператор, смотрите! – крикнула я и бултыхнулась в воду. Вынырнув, я оглянулась на него: – Засняли?
– Конечно, – ответил человек с видеокамерой, и его лицо показалось мне знакомым.
– А что вы снимаете? – наперебой загалдели дети.
– Фильм про лагерь, – ответил он.
Скоро я забыла о нем: вечером мы играли в «Захват флага», и я не могла дождаться, когда поведу команду вперед. Перед сном мы расселись вокруг костра, распевали песни, жарили маршмеллоу, и я подумала: вот так живут нормальные дети. Пожалуй, на нашу долю выпало больше походов в неотложку – один из мальчиков умудрился засунуть в ухо патрон от пневматического ружья, – но в вековом лесу на берегу зеркального озера мы становились почти нормальными. А лучше всего было то, что у меня не оставалось времени беспокоиться о маме и об отъезде мисс Санднес.
Кисту удалили, когда я вернулась из лагеря. Хирург не рассчитал дозу анестезии, и ее действие закончилось в разгаре операции. Потом мне не вовремя сняли швы, из-за чего края раны разошлись, и шрам оказался еще уродливее, чем киста. Уилл переименовал меня из «горбуна» в «плечо со шрамом». Однако в свете грядущего отъезда мисс Санднес все это казалось ерундой.
На прощание мы подарили мисс Санднес самодельные открытки. Сабрина крепко вцепилась в ее руку, на другой руке повисли Уилл и Сэм. Издали я наблюдала, как мисс Санднес тщетно пытается высвободиться.
– Мне пора. – Обернувшись ко мне, она грустно улыбнулась. – Я вернусь сюда на стажировку, не в Китай же я собралась, в конце концов.
У меня в груди что-то оборвалось, и я часто-часто задышала, будто со мной случился сердечный приступ.
– Не отпустим! – завопил Сэм.
Лерой выбежал на улицу и запрыгнул на капот машины мисс Санднес, а сама она обернулась ко мне, не в силах шагу ступить. Уилл и Сэм бросили ее руку и выбежали за Лероем. Наконец мисс Санднес удалось отцепить от себя Сабрину, и она тоже помчалась к машине.
Мисс Санднес подошла ко мне. В ее глазах стояли слезы.
– Эшли, я буду скучать, – сказала она.
Я не выдержала, бросилась к ней и впервые крепко-прекрепко обняла ее.
– Эшли… – чувствовалось, что у нее ком в горле, – у тебя все будет хорошо. Я точно знаю.
– Все хорошее – это ты.
Я отпрянула и вылетела на улицу. Сэм, Уилл и Сабрина лежали под колесами машины. Лерой вцепился в капот. Расставив руки, я заслонила собой дверь водителя и зарыдала:
– Не уезжай!
В конце концов нас отлепили от машины, мисс Санднес села за руль, убедилась, что путь свободен, и уехала, даже не помахав на прощанье.
Она знала то, чего не знала я: мне нашли семью.
Во время ужина ко мне подошел мистер Тодд и попросил выйти в коридор.
– Я ничего такого не сделала, – поспешила сказать я в ответ на его строгий взгляд.
– Не переживай, – успокоил он, – мисс Бет хочет спросить тебя кое о чем.
Он провел меня в ее кабинет, однако уходить не стал, а прислонился к двери.
– Эшли, – осторожно начала разговор мисс Бет, – как ты смотришь на то, если вас с Люком усыновят разные семьи, которые живут по соседству?
– Вам виднее. – Я сглотнула ком в горле. – У м-меня будет семья?
– Мы хотели узнать твое мнение и, если что, рассмотреть другие варианты.
По выражению ее лица я догадалась, что речь шла о чем-то вполне конкретном, но постеснялась расспрашивать дальше.
В столовой мистер Ирвин протянул мне тарелку. Я отмахнулась.
– Не будешь? – переспросил он.
– Что-то не хочется, – ответила я, борясь с подступившей тошнотой.
– Понятно, – сказал мистер Ирвин и подмигнул мне: то ли он что-то такое знает, то ли всего лишь имел в виду, что пропустить ужин – не преступление.
Наутро мне сообщили, что сегодня меня поведут к зубному врачу. В комнату вошла мисс Шарон Уильямс, моя новая наставница.
– Пойдем? – спросила она.
– Только зубы почищу.
– Зачем?
– Мы же идем к зубному.
– Сначала надо зайти к мисс Бет, – заметно смутившись, сказала мисс Шарон.
– Привет, Эшли, – поздоровалась мисс Бет и протянула мне книгу в синей обложке с позолоченным обрезом.
– Открывай, не бойся, – ободрила меня мисс Шарон, не меньше меня сгорая от любопытства.
На обложке золотыми буквами было выведено: «Альбом». Форзац занимала фотография двухэтажного дома. «Семейные фотографии Кортеров», – прочла я на следующей странице.
– Ты видела их на последнем пикнике для усыновителей? – спросила мисс Шарон.
– Нет.
– А они тебя видели. И еще снимали кино про летний лагерь.
Так это оператор собирается меня удочерить? Интересно, когда он решил удочерить меня, до или после встречи у бассейна… А может… Я уставилась на общую фотографию. Старший сын был в мантии и квадратной шапочке с кисточкой; младший сын и отец семейства – в галстуках, а женщина – в полосатом костюме и широкополой шляпе. Они держались так, словно палку проглотили, и делано улыбались в камеру. Их чужие лица расплылись у меня перед глазами.
– Можно взять альбом с собой? – спросила я, сморгнув.
– Разумеется, Эшли. Он твой, – улыбнулась мисс Бет.
Мы с мисс Шарон пересекли двор, напрочь забыв про визит к врачу. Войдя в общую комнату, где остальные смотрели телевизор, я объявила:
– Мне нашли семью, – и швырнула альбом на стол.
Уилл тут же схватил его.
– Ух ты! – выдохнул он. – Улетный катер! А пристань!
– Зацени елку! Почти под потолок! – присоединился к нему Сэм.
– К чему здесь фотография стола с едой? – поморщилась Сабрина.
Я сгребла альбом и пролистала его от корки до корки. В конце лежало адресованное мне письмо: «Мы семья Кортеров. Фил и Гэй познакомились в 1968 году в Нью-Йорке, когда вместе снимали фильмы для детей. Мы влюбились друг в друга практически с первого взгляда. В том же году мы поженились и с тех пор не расставались. У нас очень счастливая семья. Мы все еще снимаем кино и семейные фильмы о детях. Когда мы ездим в командировки, то чаще всего берем детей с собой…»