Я смотрю вниз. Трамвай катится по рельсам, а пешеходы плетутся по тротуару. В Куполе запрещено бегать без баллона с кислородом, ходить быстрее трех километров в час, камеры слежения за скоростью следят за этим, так же как и смотрители. Поэтому Сайлас и я тренируемся ночью под мостом или в узких переулках, где нас никто не видит и не регистрирует используемый воздух. Нет, речь не идет о тайном потреблении кислорода.
Скорее наоборот, мы хотим сократить его потребление.
Пару раз мы практически попались. Нас заметил надсмотрщик, и нам пришлось понастоящему быстро бежать, закрыв лица лыжными масками, чтобы нас не узнали на фото с камер наблюдения.
Как раз в тот момент, когда мы хотим покинуть балкон, в квартире загорается свет.
Дядя Гидеон и Тетя Херрит вернулись и снимают обувь в коридоре. Они обнимают нас и опускаются на диван, измученные после двенадцатичасового рабочего дня в сельскохозяйственном подразделении Биосферы. Хорошая работа по сравнению с другими: они дышат свежим воздухом и по возможности, выносят овощи и фрукты, так что мы могли пробовать настоящие, выращенные в земле продукты. Это могли себе позволить только Премиум, мы вторые должны питаться синтетически обогащенным витаминами хлебом и йогуртом из искусственных плодов.
У Херрит и Гидеона красные пятна на униформе.
— Урожай ягод? — спрашиваю я.
— Наш десерт, — Гидеон осторожно вытаскивает маленький одноразовый бумажный пакет со зрелой малиной из кармана брюк.
Сайлас нервно искривляет лицо и нетерпеливо переступает с ноги на ногу.
— А это тебе, — моя тетя достает росток малины с тремя ягодами из сумки. — Этого достаточно, чтобы попробовать вырастить что-то большее?
— Отлично, супер! — сияет Сайлас.
— О небеса, что вы слушаете? — спрашивает Херрит и потирает виски.
Гидеон хватает пульт и выключает телевизор. — Ох, мне нужно выпить чего-нибудь холодного и поесть, — говорит он и смотрит на Сайласа, который сразу направляется на кухню.
Я иду за ним и достаю замороженный пирог из холодильника. Теперь в квартире совершенно спокойно. Гидеон и Херрит дремлют на диване.
— Почему ты не рассказал им? — шепчу я.
— У них и так полно забот. Если мы заметим, что Министерство действительно у нас на хвосте, тогда мы скажем им. До тех пор… — он проводит рукой перед ртом, изображая застежку молнии.
Я киваю и вытаскиваю пирог из упаковки. До тех пор пока мы не слышим ничего противоположного, с Абелем все в порядке и нам не нужно волноваться. Именно так я обманываю сама себя.
Беа
Капли дождя и град звенят так, будто великан барабанит по куполу своими пальцами.
После школы я торчу на узкой скамье троллейбусной остановки и жду Квинна. Лучше было бы сейчас оказаться на смотровой площадке, как вчера, и посмотреть, что погода делает с миром: как дождь образует лужи в углублениях и растекается водопадом от попадающего в них града. Какая погода не царила бы снаружи, купол всегда защитит нас от нее: ни дождя, ни снега, ни жары или духоты. Температура всегда идеальна, воздух всегда чист, купол защищает нас от бушующих элементов и оберегает от удушья.
Квинн немного опаздывает. Я вижу его, когда он протискивается сквозь толпу людей на посадочной платформе, еще не заметив меня. Наконец, он добирается до меня, и, бросив свою сумку, плюхается рядом со мной на скамью. И прежде, чем я успеваю спросить, что за муха его укусила, он начинает говорить.
— Можешь ты мне сказать, почему я должен делать прививку от Зеленого гриппа себе, когда его нет ни у одной свиньи? Во всяком случае, я ни одной не знаю. А ты?
— Ты не читал сообщение? — спрашиваю я.
Он высоко закатывает свои рукава и скрещивает руки.
— Ты уже вторая, кто мне утирает нос. Нет. И, собственно, в нем тоже не объясняется, почему мы должны прививаться от болезни, которой ни у кого нет.
Верно. Вакцинация обязательна, но я не знаю никого, кто болел бы каким-либо гриппом, от которого мы уже длительное время защищаемся. Несмотря на это, я считаю, что не стоит вступать в риск и отказываться от защитной вакцины.
— В любом случае, ты можешь умереть от Зеленого гриппа и он переносится по воздуху.
Ты не захочешь так долго жить снаружи. — Я показываю на застекленное небо, — тебе нужно прививаться.
Подъезжает троллейбус и мы садимся на задние места, с которых вид на экран особенно хорош, по сравнению с двумя первыми рядами… Одна женщина протискивается внутрь, прежде чем двери закрываются.
— По часовой стрелке? — спрашивает она.
— Нет, против. — отвечает ей кто-то.
— Дерьмо, — вздыхая она прислоняется к сетке для багажа.
— Где ты пропадала весь день? Я послал тебе не меньше миллиона сообщений. — говорит Квинн.
— Я не заглядывала в мой IPad. Что-то не так? Ты слышал что-нибудь о Феллинге? — я знаю Квинна очень хорошо и также то, что испортить его настроение только вакцинацией невозможно. Должна быть другая причина. Может быть он провалился. Когда Квинн не отвечает, а просто таращится на грязный густонаселенный дом, я толкаю его локтем, — Квинн?
— Неее, я ничего не слышал. Что? — он смотрит на меня и его гнев на мгновение рассеивается.
— Я провалилась. И теперь… — Мне не нужно объяснять ему, что это значит для меня и моей семьи.
— Что?! Этого не может быть! О Господи, Беа, мне так жаль! — он кладет свою руку на мое колено. Мой желудок судорожно сжимается, пока я жду того, что будет дальше. Но ничего не происходит. Квинн спокойно сидит рядом, держа руку на моем колене, и смотрит на меня. Больше ничего не происходит, ни сегодня, ни когда-либо вообще!
— Должно быть это какая-то техническая ошибка! Давай, поднимайся, мы пойдем в институт и попросим о встрече. И лучше всего немедленно. Или я поговорю с моим отцом. Не беспокойся, мы победим!
— Это не техническая ошибка, Квинн.
— Конечно это она. Ты абсолютно прекрасно аргументировала.
— Да, но все же недостаточно прекрасно. Все выглядит так, будто у нас у обоих был плохой день.
Он складывает руки крест-накрест.
— Скажи мне, что точно написано в письме.
— Ничего хорошего. Я не хочу больше раздражаться. Это ничего не даст. Ты это понимаешь?
— Ясно, я понимаю, — он кивает. И колеблется. — Золотко, но это не значит, что я сдал, — Затем он пожимает плечами так, будто ему совершенно все равно. Но я все же знаю, что он непременно выдержал экзамен. Сам, чтобы показать отцу, что способен двигаться дальше, своими силами.
— Не новость: велики шансы, что ты сдал, — я не говорю о том, что думаю, будто сыграло, собственно, влияние его родителя. И что его шансы с самого начала были больше, чем мои.
— Это не имеет значения. Я не хочу после школы идти в институт один. Тогда я тебя больше не увижу. Наши планы были начать программу вдвоем.
— Ладно, давай сменим тему. Что еще произошло сегодня?
— Ничего. Но эти вакцины…как я их ненавижу!
Я тяжело глотаю и высказываю свое предположение:
— Все из-за какой-то девушки?
Он вздыхает и смеется.
— Понятия не имею, что происходит, но каждый раз, когда я встречаю кого-то классного, то превращаюсь в комика.
Я натянуто улыбаюсь. Неожиданно мне с большим удовольствием захотелось поговорить об институте и о главных преимуществах программы. О чем угодно, но не о личной жизни Квинна.
— Ты даже представить себе не можешь, какая она сногсшибательная!
— Хм, ты утверждал о Тилли то же самое, а потом оказалось, что она настоящий тролль.
— Верно, — смеется он, — Тилли было легко разгадать.
— Согласна, она тролль.
— Но новенькая, ты уже знаешь… у нее глаза!.. — Он трясет головой так, будто сам не может в это поверить
— У нее глаза? Вау!
— Нет, серьезно. У нее потрясающе ярко-зеленые глаза. Ты видела еще кого-нибудь с зелеными глазами?
Я ненавижу это! Он смотрит на меня. Его взгляд направлен прямо мне в глаза и он не замечает их цвет!
— Ну да, но вот что: Алина также держит меня за идиота.
Алина. Где-то я уже слышала это имя. Я пытаюсь вспомнить, но не могу представить ее образ. В нашей школе больше тысячи человек.
— Ну да, ты иногда действительно похож на идиота, — я пытаюсь ему намекать, или может быть флиртовать — не знаю, но он так сокрушен, что просто согласно кивает.
— Собственно Феррис и Райли все испортили. Серьезно, если они тебе нужны — их никогда нет, а если же ты в них абсолютно не нуждаешься — они липнут как жвачки к пяткам.
Боже, как я рад, что не пригласил их в палаточный лагерь!
— Что, прости? Ты думал взять их с собой?
— Ну да, Феррис уже давно говорит о тебе. Почему ты не дашь ему шанс?
Ну вот, он начинает пытаться меня воспитывать. На прошлой неделе Феррис хотел залезть мне под юбку, а я еще думала помешать Квинну вывихнуть ему руку.
— Шанс на что? На то, чтобы оскорбить меня и сделать из меня посмешище?
— Бедный Феррис, — смеется Квинн, — он всего лишь…
— … извращенец и придурок, — перебиваю я его.
— Да, это несколько жестоко, — хихикает он, при этом находит Ферриса таким же едким, как и я.
— В прошлый раз он хотел меня пощупать. Или тот случай, когда он приперся к тебе с этой девчонкой, чтобы его семье не пришлось доплачивать за кислород? Бррр. Я даже не хочу думать о том, что он вытворял с ней, — говорю я, несмотря на то что провела очень много времени размышляя над этим.
— Только не ревнуй. Ты тоже можешь взять мою комнату напрокат. Всегда, когда захочешь, — он подмигивает мне и я тут же краснею. Я не уверена, что он это имел ввиду.
— Квинн! — Я толкаю его, и он со стоном хватается за живот и строит мину тяжело раненного. Мы оба прыскаем со смеху и слышим через хихиканье, как поворачивается женщина перед нами:
— Я стараюсь понять новости, — жалуется она и указывает на экран. Мы смотрим вверх.
Снова сообщение о террористах. Пойман кто-то, кто хотел саботировать воздушноциклическую систему. Худшее, что можно себе представить. Купол без кислорода. Мы были бы пойманы внутри и постепенно бы задыхались. По телу бегут мурашки.
" Предполагаемый террорист Абель Бун, — говорит ведущий новостей, — член террористической группировки "Армия повстанцев", был найден сегодня мертвым.
Предположительно Бун погиб при попытке повредить восточную соединительную трубу сооружения воздушно-замкнутого цикла и купол. В ближайшие дни будет принято решение о задержании остальных членов группировки. Президент призывает население сохранять спокойствие."
Теперь засветился президент, рядом с ним журналист. — К счастью, нам удалось предотвратить трагедию. Мы благодарим наших смотрителей за бдительность и решительность. Мы беспрерывно работаем над тем, чтобы и дальше гарантировать безопасность купола и не допустим того, чтобы яростные действия террористов против десяти тысяч ни в чем не повинных людей остались безнаказанными. Я продолжаю призывать всех сограждан к спокойствию.
— А что Вы скажете террористам, господин президент?
— Террористам я скажу: Убирайтесь. Убирайтесь, и поскорее. — Он посмотрел в камеру и хохотнул над своей шуткой, потому что убегающий житель — это арестованный житель, если он занимается спортом без кислородных баллонов, — журналист тоже смеется, как и женщина перед нами. Но я не смеюсь. Я нахожу шутку тупой.
Прежде, чем начался неминуемый рекламный блок, экран гаснет.
Когда мы доезжаем до нашей остановки, Квинн осается сидеть на своем месте.
— Ты уверенна, что нам не нужно поехать в институт и поговорить с профессором Феллингом? — спрашивает он.
— Да, уверена, — абсолютно бессмысленно говорить с кем-то, если решение уже принято, его никогда не изменят. Поэтому мы выходим и идем в направлении магазина для кемпинга, где приобретаем светло голубую палатку и два экстра теплых спальных мешка для нашего путешествия. Кроме того Квинн настаивает на том, чтобы купить в женском отделе Премиум для меня сапоги, пальто, шапку, шарф и перчатки. Когда он наконец расплачивается и протягивает наивной продавщице кредитную карточку отца, я предпочитаю отвернуться.
— Как-то странно при мысли, что я покину купол. Никогда бы не подумала, — говорю я вполголоса на обратном пути к остановке. — Там нет воздуха? Пф, что за странное заявление.
— Ах, не бери в голову. И вообще: со всем этими терактами, возможно, снаружи безопаснее, чем внутри. И если нам все же придется задохнуться, то делать это вместе веселее? — он слегка щипает меня, пытаясь избавить меня от страха. Он даже не понимает, что в конце я хотела бы оказаться с ним рядом. Имею в виду именно конец. Я лучше умру вместе с ним снаружи, чем с кем-то другим в куполе.
Квинн
— О, мой умный мальчик! — моя мама бросается ко мне и прижимает меня к сердцу, едва я успеваю переступить порог. Немного неловко пытаюсь выбраться из объятий.
Я говорю привет, и тут уже подходит мой отец, похлопывает меня по спине.
— Да, я такой, — говорю я, хотя мне понятно, что вдруг проявленный интерес ко мне никак не относится к моему возвращению домой.
Затем в зале я вижу причину: Там стоит Президент, Кейн Кнавери собственной персоной, одна рука за спиной, в другой стакан с чем-то. Во время интервью на мониторе в трамвае он выглядел серьезным и решительным. Теперь он кажется расслабленным. Или скорее сказать: навеселе. Он стоит рядом с камином, где вместо старой картины, написанной масляными красками, родители повесили портрет президента. Странно Кейн Кнавери стоит рядом с самим собой. Так всегда происходит, когда он посещает нас. Мои родители меняют картину и ее личность.
— Ха! А вот и он, молодой человек! — президент протягивает мне свою волосатую руку, на каждом пальце которой красуется минимум одно кольцо. — Ну, Каффри младший, поздравляю!
Ты заставляешь родителей гордиться, — он показывает на моих мать и отца, на случай, если я не знаю кто они.
— Спасибо, — я трясу его липкую, всю в кольцах руку.
— Сколько лет тебе сейчас? — он не отпускает мою руку.
— Шестнадцать, сэр.
— Шестнадцать! Ха! По-настоящему ценный экземпляр. Был бы ты двадцатиоднолетним. Джад, дайте мужчине выпивку, — наконец-то он отпускает меня и указывает в сторону бутылки виски на серванте. Мой отец спешит туда и наливает немного янтарной жидкости в стакан.
— Что? Так мало? Ха! Не будьте скрягой, Джад! — фыркая, смеется президент.
Мой отец хихикает и вручает мне полный стакан. В действительности же все скорее грубо и безжалостно, потому что это всегда интересная игра — видеть его мальчиком на побегушках у президента. Вся ситуация настолько абсурдна, что не остается ничего другого, кроме как выпить. Итак, я поднимаю мой стакан и делаю большой глоток. В этот момент я вижу Леннона и Кина, моих братьев-близнецов, которые сидят на диване, тоже со стаканом виски в руках и дико хохочут, Леннон скалит зубы и бормоча, поднимает свой стакан: — Ура! — Им обоим десять!
Если бы Беа была здесь, она бы пошла к ним и, посмотрев на них строгим взглядом, отобрала бы стаканы. А затем скорее всего сама попробовала бы глоток. Но если я расскажу ей потом обо всем этом, она просто не поверит.
Президент откашливается, и мой отец бежит, чтобы снова наполнить его стакан.
— Добрый человек, спасибо. Ха! Что с вашей женой? Синтия, не хотите ли выпить тоже глоток?
О, господи, сколько нужно выпить, чтобы не заметить, что моя мама выглядит, как будто она проглотила баскетбольный мяч.
— Здесь внутри ребенок, Кейн, — мама показывает на живот и я инстинктивно отворачиваюсь. Всегда, когда вижу, как она так делает, перед глазами появляется картина с участием родителей, которая отталкивает меня, — так или иначе, это большой день для Квинна, — говорит мама и подходит ко мне.
— Я думаю он еще ничего не знает. Расскажите ему, Кейн. Пожалуйста, доставьте нам удовольствие, — мой отец улыбается настолько напряженно, что видны его коренные зубы. И что более невыносимо, слюну. Я делаю глоток.