– Present for you.[6]
– Тейк ит изи, – отозвалась Люда удачно всплывшей в памяти строчкой из какой-то песенки.
– Ты сама-то хоть поняла, что сказала? – фыркнула Понаехавшая.
– Не нагнетай, – отмахнулась Люда. – Лучше переведи, что это такое.
Понаехавшая какое-то время внимательно изучала инструкцию.
– Это крем для эпиляции. Для интимных мест.
– Для каких мест?
– Подмышки, зона бикини. – Понаехавшая осторожно открутила крышечку и понюхала крем. – Смотри-ка, пахнет малиной!
– Вау! – по-иностранному обрадовалась Люда. – Приду домой – первым делом обработаю зону бикини!
Крема в тюбике было всего ничего – практически на одну процедуру. Но Люду это не остановило. Тем же вечером она протестировала его и осталась невероятно довольна результатом.
А далее Люда поступила как истинная побывавшая двумя ногами в совке леди – собрала использованный крем в баночку и убрала в холодильник. До повторного, так сказать, востребования.
Только до повторного востребования дело так и не дошло. Потому что следующим утром на крем напоролась Людина подслеповатая свекровь Серафима Петровна.
– Вот блядина! – сделала боевую стойку она. – Сама жреть, а мне не даеть. Что это может быть? Пахнет-то как вкусно. Ажно малиной! Как пить дать ёхурт!
И, пока Люда чистила зубы и наводила марафет, Серафима Петровна мстительно съела несколько ложечек «ёхурта».
– Итить твою мать! Чегой-то туда добавили непонятного. Не разжевать, да и горчить! – давилась Серафима Петровна, но от поставленной задачи – во всех смыслах уесть сноху – не отступала.
Люда дико обрадовалась, когда застала свекровь с остатками крема на усах. «Вот оно, спасение», – подумала она. Но следом закопошилась совесть, и Люда, попутно крикнув мужу: «Жорик, неси воды, твоя мать наелась яду!» – поволокла свекровь в ванную.
Серафима Петровна бойко отбивалась и брызгала матом, но благоразумно дала себя скрутить и напоить двумя литрами воды. Потом она поохала, несколько раз натужно рыгнула и с горя легла спать.
– Который день покакать не может, – рассказывала коллегам Люда, на автомате меняя валюту. – И главное, пилит и пилит. Мол – это все ты, это твои волосы мне «сток забили».
– Так купи ей вантуз! – давились от хохота девочки и утирали выступившие слезы справками строгой отчетности формы Ф. № 377.
Однажды О. Ф. изъявила желание изучать иностранные языки.
– Будешь учить меня английскому, – обрадовала она Понаехавшую.
– Хорошо.
– Как будет по-английски… ну, не знаю, например, «как дела»?
– «How are You», – решила блеснуть британским произношением Понаехавшая.
– По-человечески скажи! По-нашему, по-русски! – рассердилась О. Ф.
– Хау ар ю.
– Хауайу. Звучит как «хуею». Это я легко запомню.
– Ну да, хм.
– Здороваться как?
– Это не так просто будет запомнить, – заволновалась Понаехавшая. – Если здороваетесь утром, то – «good morning», если днем, то…
– Так! Эти мудёрлинги засунь себе знаешь куда?
– Знаю, – сверкнула эрудицией Понаехавшая.
– То-то. Придумай что попроще!
– Можно сказать «хелло»!
– Ну! А то выёбываешься, как муха на стекле. «Хеллоу» – это по-нашему, это я легко запомню. Далее. А как будет «мне нужен ваш паспорт»?
Ответить Понаехавшая не успела.
– Good day! – галантно улыбнулся в окошко высокий холеный иностранец. – I’d like to change…[7]
– Хеллоу, мудёрлинг, – с готовностью откликнулась О. Ф. – Охуе… хауе… какого, в общем, хуя тебе надо?
Иностранец вежливо дослушал приветственную речь, заулыбался пуще прежнего и положил в лоточек для передачи денег сто долларов.
– А улыбаешься на всю тысячу, – пропела О. Ф. и обернулась к Понаехавшей, – спроси у него паспорт!
– Тааак, – протянула О. Ф., когда оглушенный постсоветским сервисом интурист, отвесив обменнику горсть реверансов, побрел восвояси, – а как будет по-английски «пожалуйста»?
– Если вы обращаетесь с просьбой, то «please».
– Как?
– Плиз.
– Плиз-плиз, жополиз. Это тоже легко запомню. А если не с просьбой?
– Ну как не с просьбой. У нас принято говорить «пожалуйста» за услугу, правильно? Они нам «спасибо», а мы им – «пожалуйста». Так вот «плиз» в этом случае говорить нельзя.
– А что можно?
– You are welcome.
– Чегоооо???
– Можно просто «welcome», – пошла на попятную Понаехавшая.
О. Ф. какое-то время напряженно смотрела перед собой, потом махнула рукой, вывела на клочке бумаги печатными буквами «ВЕЛКАМ» и прикрепила к окошку.
– Тут матом делу не поможешь. Придется шпаргалкой пользоваться, – вздохнула она. – А вообще, – через минуту добавила О. Ф., – зря я, конечно, на экономиста пошла учиться. С моими-то способностями к иностранным языкам надо было лингвистом становиться. Что скажешь, чудо с глазами?
Диалоги Натальи
Трепетная Наталья была мастером коротких и бессмысленных диалогов, возбуждающих в собеседнике горячее желание прибить ее чем-нибудь тяжелым раз и навсегда. Объяснить сию феноменальную способность Натальи девочки не могли и каждый раз вздрагивали, когда она открывала рот.
Обращаясь к Понаехавшей:
– Ты у нас кто по гороскопу?
– Козерог.
– Оно и видно.
– В смысле?!
– Да ну тебя! Вот я Рыбы и не парюсь!
– Лад, а Лад!
– Наталья, скажешь глупость – получишь в глаз.
– Да не, какая там глупость! Спросить хотела. Ты бородавку на носу сводить будешь или как?
– Не, ну ты вообще охуела? Девчонки, у меня на носу есть бородавка?
Девчонки, хором:
– Нет!
Наталья:
– А что? Уже свела?
Идет известный певец К. в окружении охраны. Вокруг К. снует какой-то маленький человечек, активно жестикулирует руками, что-то убежденно говорит. К. слушает его, утомленно водя бровями.
В какой-то момент человечек запутывается между охранниками, спотыкается и падает. Процессия, не останавливаясь, чуть ли не переступая через него, идет дальше. Человечек поднимается, отряхивает одежду, обратно бежит за К.:
– Иосиф Давыдыч! Иосиф Давыдыч!
Наталья, задумчиво наблюдая эту удивительную картину:
– А говорят, что в шоу-бизнесе всё через постель!
Обращаясь к огромному шотландцу в килте:
– А сумка на пузе зачем?
– Sorry, what?[8]
– Надо же, в жизни бы не подумала.
Наблюдая, как взмыленная Понаехавшая затаскивает инкассатора Лешу в обменник:
– Ну что ты с ним цацкаешься? Стукни куда надо, что он пьет.
Леша, добродушно:
– Она меня любит, вот и не сдает.
Понаехавшая, зло:
– Заткнитесь оба!
Наталья:
– Леш, она хоть дала тебе, или ты так спиваешься, с какого-нибудь другого горя?
Глава восьмая. Горожанин vs иммигрант
Так уж получается, что жизнь иммигранта усеяна не только розами. Шипов на его нелегком пути покорителя столиц тоже не счесть. Да чего уж там скромничать – шипов раз в миллион больше, чем роз. Поэтому иммигрант чаще всего имеет вид несколько настороженный, если не взъерошенный. Мало ли что можно ожидать от горожан! Эвона ходят из себя расфуфыренные, глядят косо, складывают губы в презрительное «фэ»! Злые какие-то они, негостеприимные. Вроде всё у них есть – и прописка, и работа, и гражданство. А все равно злые!
Вот так приблизительно и думает иммигрант, не подозревая, какую бурю эмоций он вызывает одним своим видом в душах горожан.
Идет, к примеру горожанин в свою привычную було
Понаехавшая & Cо
– Таня, кто такая тетя Нина из Тбилиси, ты не знаешь?
– Не знаю.
– И я не знаю.
Слух о том, что старшая дочка зубного доктора переехала в Москву, устроилась в банк и работает аж в «Интуристе», с космической скоростью облетел родной городок. И в одночасье Понаехавшая стала звездой местечкового, «раенного» масштаба. Скоро в гостиницу зачастили редкие угнездившиеся в Москве земляки – поглазеть на свою «знаменитую» землячку, а заодно поговорить за жизнь.
Гости с гор не оставляли равнодушными никого – ни охрану, ни работников обменника, ни иностранных туристов. Потому что если для Понаехавшей две огромные волосатые ноздри под кепкой – это дядя Размик, отец одноклассника Гарика, то для неискушенных северных жителей это троглодит и «боже ж ты мой, что это было?!». Опять же, если на фоне извилистой горной дороги сухонький мужчина в кургузом пинжачке поверх вязаной жилетки и в брюках, заправленных в шерстяные носки, смотрелся вполне органично, то в фойе гостиницы «Интурист» он вызывал самые противоречивые чувства. От стремления спровадить незамедлительно восвояси до желания подойти поближе и рассмотреть чуть ли не в лупу.
Понаехавшая бесконечно переживала за своих земляков. Вести себя как столичные штучки они категорически не умели: разговаривали только криком, активно жестикулировали, стояли руки в боки и отчаянно страдали от того количества одежды, которую приходилось носить в русские морозы.
– Барев, джана! – раскатисто демонстрировал свою незамутненную радость от встречи с Понаехавшей земляк в ветхой тужурке, расклешенных брюках и повязанной изящным бантиком под подбородком ушанке (главное, чтобы уши не мерзли!).
– Барев дзес! – вскидывалась Понаехавшая и, увлекая за собой сияющего гостя, укрывалась в самом дальнем уголке «Интуриста» – подальше от любопытных глаз.
– Ты меня помнишь, да, дочка? Я дядя Сето, двоюродный брат тети Вали, которая жена дяди Гургена, который в 73-м году чинил «москвич» твоего деда!
Понаехавшая могла поклясться чем угодно, что дядю Сето она видит впервые в жизни.
– Ну, ты тогда еще маленькая была, помню, сидела на горшке, все никак покакать не могла. Глаза вылупила и смотришь напряженно, как совенок, – голос дяди Сето, руша преграды, проникал во все щели и закоулки гостиницы, камня на камне не оставляя от репутации Понаехавшей.
– А упрямая была! – гудел колоколом дядя Сето. – Мать тебя кормит, а ты наберешь в рот пюре, прибегаешь на веранду и давай во двор плеваться. А потом как ни в чем не бывало возвращаешься на кухню – за новой порцией.
Обменник каждый раз вздрагивал, завидев в окошке очередную усато-носатую, расплывшуюся в счастливой улыбке деревенскую физиономию. О. Ф. ласково называла визитеров Понаехавшей «чибермесами» и вызывалась разговаривать с ними светские разговоры.
– Вас как зовут? – учтиво ходила она вокруг древнего вислоухого деда в военном кителе и фуражке времен последней русско-турецкой войны.
– Варлаам Аршавирович, – галантно представлялся дед. – Я тут для нашей девочки бастурмы принес и лаваша с домашним сыром.
– Не откажемся от гостинцев, – отвешивала реверансы О. Ф. – Какими судьбами в Москву? Проездом или, хмхм, навсегда?
– Проездом, – улыбался дед, поправляя на затылке резинку, которой заботливо перетянул очки. – В Голландию уезжаю, на ПМЖ. К детям.
– Хочешь, мы тебе рубли по оптовой цене на гульдены поменяем? – продолжала сыпать книксенами О. Ф.
– Нет, спасибо, добрая женщина, дети мне карточку сделали. – И дед, неуклюже ковыряясь натруженными пальцами в нагрудном кармане, доставал «голден визу». – Вот.
– Йоптвоюмать! – заворачивала потом в лаваш влажные ломти брынзы всполошенная О. Ф. – На голове резинка от трусов, а в кармане – «голден виза». Только в Голландии его не хватало! Доедет до улицы красных фонарей и счастливо окочурится от огроменного количества голых баб.
– А чего сразу окочурится? – обижалась Понаехавшая.
– Ладно, скопытится, – шла на уступки О. Ф., закусывая прозрачным ломтиком острой бастурмы.